«Тем лучше для меня», — констатировал Зуль.
— Знаете ли вы, сколько это стоит?
— А откуда же нам знать?
— Пять долларов за каждый килограмм.
— Гляди, председатель, тянет–то как, — весело заметил Михайло.
Илья ухмыльнулся.
— А только, товарищ ученый, нам это все–таки ни к чему, — подумавши заявил Михайло, — потому мы мелкоскопов не делаем.
Зуль укоризненно покачал головой.
— Подождите минутку.
Он залез в палатку. Через минуту вылез удовлетворенный.
— Где вы его нашли?
— А вот как с начальником ездили. Как думаешь, Илья, сколько миль–то будет отсель?
— Я так думаю, миль с полста буде.
Зуль подбросил на ладони кристаллы.
— И много там такого прозрачного камня?
— Выходит наружу вроде как жилой с под заструги; видать длинная, а только достоверно сказать не можем, потому не проследили — ни к чему было.
— А разве доктор Хансен не видал этой жилы?
— Не, это мы с Ильей ходили случаем. А капитану и не говорили — невдомек было.
— Так–с, так-с, — покрутил Зуль бороду.
— Вы знаете, конечно, что имеете право выставить там столб со своей фамилией, на месте этого открытия?
— Это нам, конечно, известно, — степенно заявил Михайло, — только нам…
— Постойте. Я вам сейчас скажу, как здесь нужно сделать. Мы с вами вместе поедем на место, сегодня же я оценю там жилу и завтра сделаю перевод на ваше имя в любой банк. Если хотите, сегодня же аванс могу внести… ну, хотя бы в тысячу долларов. А вы напишите расписку в том, что все свои заявки на месте найденного вами исландского шпата вы продали мне и никаких претензий на разработку его больше не имеете.
Михайло усиленно заскреб бороду.
— Н–да… конешно… столбики оно почему не выставить. А между прочим насчет аванса погодить придется.
— Чего же ждать, господин Князев? — непринужденно сказал Зуль. — Вы все равно заняться разработкой не можете. Да и вообще я рискую своими деньгами — ведь очень трудно предположить, чтобы кто–нибудь смог еще попасть на этот остров ради такого пустяка, как эти кристаллы… А ведь я вам заплачу по сто долларов за каждый шаг жилы, выходящей на поверхность. Это очень большая сумма, господин Князев. Я советую вам не раздумывать… Итак, по рукам?
Он протянул Михайле руку. Князев нерешительно царапнул ее теркой своей ладони.
— Как сказано, мистер, столбики выставим. А насчет расписочки погодить придется.
— Сколько же времени вам нужно на размышления?
— Вот уж это сказать совершенно затруднительно.
— Хорошо, я даю вам срок до завтра… Только я вас попрошу ни с кем другим об этом деле не говорить, — вкрадчиво сказал Зуль, заглядывая в глаза Князеву.
Но глаза промышленника лукаво блестели, укрывшись за кустами седой щетины.
Вылке надоел разговор. Он решительно сунул руку Зулю, и проводники ушли.
Вокруг их палатки, как правило, царили шум и грызня. То–и–дело приходилось проводникам выскакивать из спальных мешков, чтобы разнимать беснующихся псов.
Но сегодня псы дрались вволю. Никто не выглядывал из–под засаленного полога и твердый, как палка, хлыст не гулял по вздыбленным собачьим хребтам. Проводники отсыпались после долгой дороги. Хотели отоспаться. Но отоспаться им не дали. Когда лагерь затих, полог палатки поднялся и длинный худой немец в роговых очках, тот самый геолог, что называл астрономические цифры, увидев кристаллы шпата у Михайлы, осторожно разбудил Князева:
— Господин проводник… Господин проводник, мне нужно с вами поговорить.
Михайло с трудом стряхнул тяжелый сон и опознал немца. Он сопя скреб под малицей грудь, пока немец, торопясь и путаясь, излагал ему свое предложение купить у него право на открытые им участки шпата.
— Чай завтра время будет поговорить–то, — недовольно протянул Михайло.
— Нет, нет, это дело очень спешное, его нужно решить теперь же… Вы, господин, должны пон…
— Я понимаю, я очень даже понимаю, товарищ профессор; я даже, может статься, так понимаю, что вам и невдомек. Но, между прочим, позвольте вам отселе выйти, — я спать хочу.
Михайло натянул повыше мешок и отвернулся. Немец недоуменно развел руками. Попытался еще раз объяснить. Сладкий присвист ответил за проводника.
Уже значительно менее мирно встретили здесь следующего посетителя. Американский геолог Вильсон, влезши в палатку, сослепу наступил на собаку, примостившуюся у ног Вылки. Пес с визгом вскочил и вцепился в пим американца. Илья спросонок, не разобрав в чем дело, полоснул в сторону визга всегда готовым к действию хлыстом. Кнут со свистом резнул воздух и обвил ноги Вильсона.
Разговор о шпате длился после этого еще меньше, нежели с немцем. Вильсон ушел разочарованный и обозленный неимоверной тупостью проводников.
3. УГОЛЬ ИЛИ ШПАТ?
«Уголь или шпат?» — Зуль ни на минуту не мог отделаться от этого вопроса. Даже во сне его тревожили сумбурные видения, в которых он то задыхался под грудами черных жирных осколков угля, то зарывался головой в полость мешка, стараясь спрятаться от ослепительного сияния огромных глыб исландского шпата, разбрасывающего вокруг себя целые каскады солнц.
«Уголь или шпат?.. Уголь или шпат?..» — непрестанно долбило в мозгу. Долбило до того, что Зуль не выдержал и проснулся. Однако, открыв глаза, он не сразу сообразил, что видения были только сном. Все вокруг сверкало и искрилось.. До рези в глазах. До боли в мозгу. Зуль зажмурился и весело рассмеялся. Как не смеялся уже давно. Вопрос был ясен. Разве может быть сомнение? «Уголь или шпат? — Конечно, оба». Зуль произнес это почти вслух.
Проводник упрям. Может быть он более сведущ, чем и думал?.. Нет, я думаю — это простая жадность… От глупости», — резюмировал Зуль и вылез из спального мешка.
4. В ПОГОНЕ ЗА СЛЕДОМ
Солнце садилось в белесой дымке, скупо освещая западные склоны холмов. Длинные острые гребни тянулись без конца и края. Ряд за рядом, как волны в океане. И вид у них был такой же, как у волн. Горбатые, вздыбленные пушистой снежной спиной с северной стороны, они ниспадали глубокими вмятинами с южной. С первого взгляда, да еще издалека, их никак нельзя было принять за холмы. Скорее просто навороченные жестокой метелью сугробы. Да даже подойдя вплотную, у самой подошвы невозможно было определить высоту холма. Только потратив час и другой на подъем, определяли триста, четыреста, а то и все пятьсот метров над уровнем моря.
Взбирались на холмы змейкой. Иначе не держали на подъеме лыжи. Ноги ехали назад. Люди тыкались в хрустящий, сахарно–звонкий наст. Норвежцы еще ничего, справлялись лучше. А немцы, привыкшие к плотным фирнам, проваливались сразу, как в расступившееся болото, стоило податься корочке наста.
В тех низинах, где снег был открыт теплому дыханию юго–западных ветров, люди, проваливаясь, сразу попадали в подснежные озера талой воды. Верхний покров был непрочным и проваливался даже под лыжами, не говоря уже о собачьих лапах. Несчастные животные по грудь уходили в мокрую крупу. До крови резали себе ноги о края тонкого наста.
В лазании по гигантским сугробам–холмам и в переправах через затопленные под снегом долины прошел день. Солнце обвело длинные тени людей вокруг их ног и спустилось к горизонту. Из собачьих ртов повисли распаренные красные языки.
Стали на ночевку.
Разбили палатки. Глядя на прозрачный огненный венчик примуса, Зуль думал о несметных угольных залежах, скрывающихся внутри холмов–сугробов. Под эти мысли и уснул.
А через несколько часов, когда тени палаток стали короче, невыспавшиеся люди свернули немудреные крыши и, оглаживая хореями собак, пошли дальше.
Зуль пытался заговорить с проводниками о шпате. Но Илья просто не понимал его. А Михайло хитро отмалчивался. Наконец Зуль решил, что и сам не пропустит места, где проводники видели шпат. Так и шел, внимательно следя за откосами холмов — не покажется ли где–нибудь грунт.
Но грунта не было. Снег лежал кругом, насколько хватал глаз, толстым слоем. Прикрытый настом, изборожденный застругами — на склонах холмов. Рыхлый, напитанный водой, не сдерживающий лыж в долинках. На снегу полдничали. На снегу же разбили и второй ночлег.
Больше с проводниками не разговаривал. Все равно без толку. На третье утро встал на лыжи хмурый. Сердито толкал назад палки, вскидывая хрясткие осколки заледеневшего снега.
К середине дня заметно потеплело. И на вершинах снег стал слабым. Кроме того, покров сделался гораздо тоньше. Иногда, проваливаясь, лыжи дергали нервы досадным скрежетанием по каменистому грунту. А к шести часам снег остался только в долинках. На желтой матовости можно было дать отдохнуть глазам от непомерного сверкания снега. Пришлось лыжи привязать к санным тюкам. Полозья шли с надсадным скрипом по песку и каменьям. Люди впряглись вместе с собаками. Хорей загулял по косматым собачьим бокам.
Через два часа вымотались вконец. Стали на ночевку.
Когда затихли по палаткам, Зуль не выдержал и подошел к Михайле, улегшемуся прямо среди собак:
— Я с вами, господин Князев, хочу говорить в последний раз по–хорошему. Расскажите–ка точно — скоро ли то мес…
Но Михайло не дал договорить. Беззаботно махнул рукой:
— Это, небось, сызнова насчет мелкоскопного стекла–то? Не стоит беспокоиться, мистер, все будет в порядке.
— Значит вы согласны? — обрадованно придвинулся Зуль.
— Не знаю, насчет чего вы это… жилу–то эту мили две уже, как проехали… Шли бы спать, мистер профессор.
Михайло хмыкнул в бороду и натянул капюшон.
Зуль медленно пошел к своей палатке. Но в нее не вошел. Сел на сани и задумчиво стал крутить пальцами бороду. В первый раз пальцы дрожали.
Подумавши, Зуль встал. Распаковал мешок на санях. Достал из него несколько колышков с приделанными к ним маленькими дощечками. На манер тех, что бывают в ботанических садах. Сунул в карман нож.
Долго и внимательно изучал горизонт. Приглядываясь к оставленным на каменистом грунте слабым следам саней и сапог, пошел туда, откуда два часа назад пришел вместе с караваном.
Над кучей свернувшихся клубками собак приподнялась меховой горой фигура. Из–под надвинутого на лицо капюшона человек повел путанными черно–седыми космами бороды в сторону удаляющегося ровными шагами доцента. И снова опустился.
5. ЗУЛЬ ИСЧЕЗ
В привычки Хансена не входило волнение, и все–таки ему трудно было не выказать своего беспокойства. Наскоро позавтракав, он захватил самый сильный бинокль и пошел к высокому каменистому гребню, нависшему над лагерем. Но сколько ни глядел, не нашел ничего, похожего на человека. Когда вернулся к стоянке, палаток уже не было. Все было уложено и плотно увязано на санях. Люди оживленно обсуждали происшествие.
Илья Вылка спокойно курил, лежа перед мордами головной упряжки.
Михайло суетился, перебегая от одних саней к другим. Внимательно оглядывал собак. Щупал шлейки. Тряс сани. Видел Хансена, спускающегося с гребня, но не подошел к старику. Издали только прислушался, как Фритьоф говорил:
— Не можем же мы, господа, бросить его здесь… Придется еще подождать, потом предпримем поиски… Право, это так странно.
Михайло выпрямился и сгреб в кулак черноседые лохмы бороды. Бросив хорей, подошел к остальным:
— Вот что я скажу… Я вроде как, ночью вставамши, видел профессора Зуля…
От неожиданности все вскочили. Хансен схватил Князева за рукав.
— Уходил он будто из лагеря, — пробурчал проводник.
Хансен радостно оживился:
—Он был одет?
— Полностью, по–походному, — уверенно подтвердил Михайло.
— А направление? Куда же он пошел?
Михайло внимательно огляделся, точно прикидывая:
— Вон туды.
И нерешительно прибавил:
—Так мне сдается.
Но этого уже никто не слышал. У Хансена на лице заиграли морщинки:
— Так ведь это же, господа, то направление, куда нам нужно итти… Значит он просто пошел вперед… Только странно: ничего не сказать. Такой опытный человек…
— Вообще в нем в последнее время стало много странностей, — скептически заявил кто–то из спутников.
— Итак, господа? — Хансен вопросительно обвел всех взглядом.
— По–моему, итти, — твердо сказал Билькинс. — Господин Зуль — не ребенок.
— Я предоставляю это вашему усмотрению, — сказал Хансен. — Кто за то, чтобы двигаться в направлении, указанном проводником?
Почти все присутствующие подняли руки.
6. ЗУЛЬ?
По мере движения на юго–восток каменистые гряды делались выше и обрывистей. Канавки промоин резали склоны. Круглый камень, вроде кальки, навален по руслам ручейков. На вершинах порода стала выветренной и слабой.
Только в глубоких, как щели, падях серел талый снег.
Тащить сани по каменьям стало невмоготу. Часть грузов сняли и распределили по рюкзакам. Облегченные санки подпирали по очереди. Вылка нещадно кричал на собак, до пота орудуя хореем. Михайло изредка сочно ругался.
Про Зуля забыли. Только Хансен с каждой горушки поглядывал в бинокль. Сокрушенно покачивал головой, пряча цейсе. Зуля нигде не было видно.
К полудню стали просить передышки. Но Хансен решил дотянуть до лежащего в полукилометре гребня, выдающегося над всеми окружающими холмами двумя горбатыми вершинами.
Шли с трудом. Только то и прельщало, что, перевалив через гребень, скроются от свежего северного ветра, тянувшего в спину. Томились желанием отдыха. Вероятно, за ветром можно даже сбросить мех. Поваляться налегке в фуфайке.
Первым дошел Хансен. Остановился на гребне и ахнул. Даже забыл в цейсе поискать Зуля. За ним вылез со своей нартой Вылка. И присел рядом с заскулившей сворой, восторженно шлепая себя по ляжкам.
Перспективу перекрывал еще один небольшой гребешок. Но уже и сейчас была ясно видна часть просторной долины, сжатой по равностороннему треугольнику крутыми скатами высоких холмов. Под их защитой, озолоченные солнцем, ярко рыжели лишайники Дальше тускла серебрился шероховатой поверхностью мох и между его пятнами колосились узкие кромки зеленой травы. Припушанные. сверху белыми помпонами, ярко голубели крошечные кустики незабудки.
Люди подходили от подошвы холма и впивались в Неожиданную картину.
Без просьб и понуканий поспешно стали спускаться в долину. Почти на руках несли сани. Вылка только посвистывал.
Но перейти за последнюю маленькую грядку все–таки не хватило сил. Задневали перед этим препятствием. С наслаждением валялись на шершавом ковре лишайников, подставляя солнцу обветренные красные лица. Немец–ботаник забыл про еду, лихорадочно собирая образцы растений.
Разомлевшие от непривычного безветренного тепла и покоя дремали, окунувшись в тишину. Лежали, пока, как угорелый, не сорвался с места зоолог с восторженным криком: «Держите, держите!». Пробежал несколько шагов и стал остервенело рыть руками размельченный шифер.
Оказался лемминг. Все приняли участие в его поимке.
Но так и не поймали. Помешали собаки, сорвавшиеся, неожиданно с места и опрометью, громыхая санями, бросившиеся к крайней гряде. Однако груз им оказался не под силу. Остановились. Вся упряжка, мечась и путай постромки, принялась остервенело лаять в сторону ближайшего холма.
На гребне стоял человек.
Приставив руку козырьком, глядел на расположившийся лагерем караван.
Увидев его, Хансен вскочил и радостно крикнул:
— Вот наконец и он!
Приветственно махая рукой, Хансен широко шагал к холму.
Человек на холме поднял руки и скрылся за гребнем.
— Одежа не Зулина, — —уверенно заявил Вылка.
— Не, не он, — подтвердил Михайло.
— А, по–моему, именно он, — заявили сразу несколько человек из экспедиции.
7. ТОТ, КТО ДАЕТ СОВЕТЫ
Кыркэ сбросил лыжи и, приподняв меховой полог, заглянул в дом. Все уже спали. Он огляделся. Спал и весь поселок. Черные стены хижин тускло блестели под косыми лучами солнца.