В «Краткой истории» Ф. Веселаго говорится, что «в донесении командира фрегата “Назарет” лейтенанта Ланге этот случай представлен таким подвигом каким впоследствии прославился Меркурий; на самом же деле раскрытые следствием подробности этого случая доказали растерянность командира и готовность его сдаться неприятелю, отсутствие на фрегате должной дисциплины, ссоры и интриги, бывшие между Ланге, начальником отряда Стули и также между офицерами фрегата. После разбора дела генерал-аудитор присудил командира и четырех офицеров разжаловать в матросы, но впоследствии офицеры были помилованы и разжалован только один командир».
Как оказалось на самом деле, свой рапорт Ланге, мягко говоря, приукрасил. В реальности все обстояло несколько иначе. То, что Ланге оказался посреди турецкого флота, произошло исключительно по его вине. Он не разобрал сигнала начальника отряда о повороте, а затем, отделившись от остальных наших судов, даже не сделал попытки с ними соединиться. Опрос же офицеров, да и матросов показал, что командир фрегата на самом деле пребывал в полной прострации и готов был сдать фрегат туркам, если бы не решительное выступление остальных офицеров. Оказалось, что и отделился от отряда Ланге вовсе не случайно. Сигнал о повороте он прекрасно видел и не выполнил сознательно. Причиной своеволия стала его ссора с командиром отряда. Не лучше была и ситуация на «Назарете», так как командир постоянно стравливал офицеров между собой, поощрял ссоры и интриги. То, что «Назарету» удалось вырваться из турецкой ловушки, можно считать просто счастливой случайностью.
История с «Назаретом» позволяет сделать несколько важных выводов. Во-первых, все командирские рапорты тщательно изучались командованием флота на предмет их правдивости. Во-вторых, помимо рапорта производился опрос офицеров, а может, и матросов, на предмет соответствия происходивших на борту событий рапорту командира. В-третьих, даже счастливое стечение обстоятельств не могло спасти командира судна от наказания, если он не исполнил своего долга, как того требовал Морской устав.
История с «Назаретом» показывает, что если даже командиру «Рафаила» удалось бы улизнуть от турок, то за свои необдуманные действия он все равно понес бы наказание. История с «Назаретом» показывает и то, что рапорт Казарского проверялся и изучался самым тщательным образом и о подвиге «Меркурия» было доложено наверх лишь после того, когда стало ясно, что подвиг действительно имел место.
В деле «Назарета» много темных мест. Во-первых, весьма интересна личность самого командира. То, что он командовал линейным фрегатом в чине лейтенанта, говорит или о его выдающихся качествах как моряка, или же о том, что у Ланге были высокие покровители. О морских качествах командира «Назарета» нам говорить сложно. С одной стороны, судя по рапорту самого командира, действовал он весьма грамотно и умело. С другой стороны, обвинения его в трусости своими же офицерами говорят об обратном. Чему верить? Приговору суда? Все это так, но ведь и суды иногда ошибаются. О возможных покровителях. Возможно, что совсем не случайно история с разжалованием Ланге произошла в момент, когда Черноморский флот оставил бывший командующий де Траверсе, а его дела принял вице-адмирал Языков. Мог ли Языков и его окружение свести счеты с любимцем предыдущего командующего? Вряд ли! Дело в том, что де Траверсе хоть и выехал в Петербург принимать дела морского министра, но официально все еще считался главным командиром Черноморского флота и портов. Языков же только временно исполнял его обязанности. Да и небезопасное это дело — разжаловать любимца морского министра, если на то не было серьезных оснований.
Что касается меня, то я склоняюсь к мнению, что де Траверсе на самом деле в известной степени протежировал своему земляку, который не отличался ни особыми знаниями, ни храбростью, а кроме этого, как человек, был неуживчивым и склочным. Оказавшись в критической ситуации, Ланге действительно растерялся и вел себя неподобающим образом. К этому присовокупилась ненависть к командиру офицеров фрегата, которые в своих обвинениях выступили против него единым фронтом. Случай на флоте, прямо скажем, не частый. Тяжелый характер Ланге был хорошо известен на всем Черноморском флоте, шила в мешке не утаишь. Поэтому во время судебного процесса ему припомнили всё и невыполнения приказа старшего начальника, и растерянность в бою, и интриги между офицерами. Что касается маркиза де Траверсе, то он, как известно, был опытным царедворцем, а потому, получив бумаги на своего бывшего любимца, понял, что ввязываться в это дело ему не стоит. Скандал очень громкий, против Ланге в едином строю выступили все офицеры Черноморского флота, а он еще толком не назначен морским министром Стоит ли в такой ситуации рисковать своей репутацией, спасая какого-то лейтенанта? Впрочем, это лишь мое мнение, и ситуация могла в реальности быть несколько иной.
* * *
..Любимец адмирала Грейга командир «Рафаила» Стройников и командир «Меркурия» трудяга Казарский. Еще совсем недавно они были если не друзьями, то приятелями и одновременно соперниками. Теперь же все обстояло иначе. Совершенное Стройниковым преступление было настолько чудовищно для российского флота, что тут уж не мог помочь ни Грейг, ни его жена. Да они, скорее всего, и не пытались особо что-то делать, ибо всем было совершенно ясно, что со Стройниковым покончено навсегда и любая попытка заступиться за него вызовет лишь дополнительный гнев императора. Теперь между Казарским и Стройниковым в служебном положении была пропасть. Казарский стал настоящим национальным героем России, а Стройников, как человек, опозоривший Андреевский флаг, был обречен на жалкое существование, презрение современников и забвение потомков.
Николай I, которого недруги прозвали Палкиным, на деле оказался не столь уж и кровожадным Решение черноморского суда он значительно смягчил. Стройникова, лишив чинов, наград и дворянства, император повелел сослать в Бобруйск. Из последней записи в служебной биографии С.М. Стройникова «1830 г. Июля 6-го. По высочайшей конфирмации лишен чинов и дворянства и назначен в Бобруйскую крепость в арестантские роты. 1834 год. Апреля 11-го. Освобожден из арестантской роты и написан в матросы на суда Черноморского флота».
После известных событий свадьба Вознесенской со Стройниковым расстроилась. Согласно исследованиям В. Фроловой, Казарский еще раз попытался устроить свою жизнь с женщиной, которую любил, но и в этот раз его ждала неудача. Вознесенская ему отказала. Случившееся с женихом Вознесенская перенесла очень тяжело, однако отказываться от него не собиралась. Она якобы решила даже ехать вслед за ним в Бобруйск. Но когда ей стало известно об указе императора, запрещающем Стройникову жениться и иметь детей, Вознесенская немедленно постриглась в монахини. Валентина Фролова считает, что позор Стройникова. Вознесенская восприняла как свой собственный, а в монастырь ушла, чтобы отмаливать грехи своего жениха.
Скажу честно, что мне так и не удалось отыскать документов, подтверждающих, что на 1829 год Стройников, имея двух сыновей, уже состоял в разводе и был увлечен новой женщиной. Впрочем, все могло обстоять и именно так. Иначе чего бы императору Николаю навечно запрещать ему и жениться, и заводить новых детей? Это он мог повелеть, только зная о том, что Стройников находится в разводе.
Офицеров «Рафаила» Николай приказал разжаловать в рядовые до выслуги, палубную команду — простить. Так закончилось это неприятное для истории русского флота событие.
* * *
К чести Николая I, он не распространил свой гнев на семью и сыновей командира «Рафаила», что, увы, было обычным явлением в гораздо более поздние времена нашей истории. В 18 3 5 году было подтверждено право владения бывшей женой Стройникова дачей в Килен-балке в Севастополе. От первого брака у Стройникова остались двое сыновей: Николай и Александр. Судьбы обоим выпали непростые. Отметим, что оба сына стали морскими офицерами!
На службе сыновьям Стройникова приходилось нелегко. Многие, помня о трусости их отца, братьев откровенно сторонились. Известен случай, когда один из братьев был оскорблен сослуживцем, который публично обозвал молодого офицера сыном труса. В ситуацию вмешался оказавшийся неподалеку контр-адмирал Нахимов и наказал оскорбившего Стройникова офицера
Вот как описывает еще одну ситуацию с одним из братьев Стройниковых писатель Сергеев-Ценский: «Однажды, уже в адмиральском чине, Нахимов командовал отрядом судов у берегов Кавказа. Став на якорь против небольшого укрепления Субаши, он отпустил офицеров на берег. Тут узнали они, что в лазарете лежит лейтенант Стройников, офицер корвета “Пилад”, заболевший рожей.
Пошли проведать, и нашли его в жалком виде: без денег, без необходимых вещей, под маской из толстой синей бумаги, в солдатском белье. Стройников жаловался, что несколько дней не пил чаю, и просил прислать ему чаю и сахару.
Вернувшись, офицеры доложили об этом Нахимову — и как же забеспокоился тот об участи лейтенанта чужого отряда!
— Много ли у нас денег? — спросил Нахимов своего адъютанта, ведавшего расходами, так как сам он никогда не занимался этим.
— Всего-навсего только двести рублей, — ответил адъютант.
— Ну, что же-с, вот и пошлите-ка ему все двести! — приказал Нахимов. — Пошлите также ему белья, чаю, сахару, лимонов, провизии, какая найдется.
— Павел Степанович, и лимонов и провизии у нас теперь очень мало, — возразил адъютант, — и достать здесь нам этого будет негде.
— Лучше уж мы обойдемся, а больному надо.
И деньги, и чай, и сахар, и лимоны, и провизия, и белье были тотчас же отправлены Стройникову, но Нахимов не ограничился этим.
Когда эскадра снялась с якоря и отправилась дальше, он приказал направить свой крейсер “Кагул” на сближение с корветом “Пилад”, которому был дан сигнал: «Подойти для переговоров».
“Пилад” подошел, и командир его явился на “Кагул” с рапортом
Приняв рапорт, Нахимов спросил очень сухо:
— Скажите-с, вы как же это бросили своего больного офицера на берегу, почти на произвол судьбы-с?
— Развело тогда сильную зыбь, поэтому поторопились отойти от берега, — объяснил командир “Пилада”.
— Однако несколько дней уже лежит он там, и вы о нем не вспомнили-с! Как же это так, а? Стыдно-с! Срам-с… Я человек холостой, одинокий, и это скорее мне позволительно было бы иметь такое черствое сердце, а не вам — отцу семейства-с! Ведь у вас есть уж на возрасте сыновья-с.. Что, если бы с одним из ваших сыновей так поступили? Заболел бы он на корабле, — его бы и сбросили на пустой почти берег… Хорошо бы это было, а? Прощайте-с, больше я ничего не имею вам сказать!
Но ничего больше не сказав командиру «Пилада», он тут же распорядился перевезти Стройникова для лечения в Севастополь на шхуне из своего отряда».
Честно говоря, из всего вышеизложенного у меня возникло твердое мнение, что сыновья Стройникова дали друг другу некую клятву чести служить именно на Черноморском (а не на каком-либо другом) флоте «не щадя живота своего», несмотря на все недомолвки вокруг них, и истовой службой возвратить доброе имя своей фамилии. Забегая вперед, скажу, что эту клятву они сдержали.
Что касается Нахимова, да и не только Нахимова, а вообще черноморских адмиралов, то они, как могли, всегда поддерживали братьев Стройниковых в их стремлении. Отметим и такой весьма любопытный факт: во время знаменитого Синопского сражения младший из братьев, Александр, состоял адъютантом у младшего флагмана эскадры контр-адмирала Новосильского. Как известно флагманы сами определяли офицеров к себе в адъютанты. Зададимся вопросом: почему бывший старший офицер «Меркурия» взял к себе в адъютанты именно сына бывшего командира «Рафаила»?
Возможно, что и Нахимов, и Новосильский имели возможность по достоинству оценить мужество братьев, твердо решивших смыть позор, содеянный их отцом, а может быть, и в самом деле Стройникова-старшего не все было так просто и однозначно?
Из послужного списка контр-адмирала Стройникова Николая Семеновича: «Родился 10 января 1813 г., умер 14 апреля 1872 г.; будучи произведен 2 марта 1829 г. из кадетов морского корпуса в гардемарины Черноморского флота, он на корабле “Иоанн Златоуст” крейсировал у анатолийских и румелийских берегов, участвовал при сожжении под Пендераклией турецкого корабля и под Акчесарой — корвета и за отличие в этих делах получил чин мичмана. Между 1832–1833 и 1835–1837 гг. Стройников на различных судах дважды сделал переход в Константинополь, а оттуда в Архипелаг и Средиземное море, за первый из которых был удостоен ордена Владимира 4-й степени и чина лейтенанта, и в течение следующих трех лет (1838–1841) нес сторожевую службу у абхазских берегов. Получив 23 февраля 1847 г. чин капитан-лейтенанта, он через три года впервые был назначен командиром отдельного судна, брига “Орфей”. Незадолго до начала Севастопольской кампании, именно в сентябре 1853 г., Стройников, состоя командиром корвета “Андромаха” и входя в состав эскадры вице-адмирала П.С. Нахимова, участвовал в замечательной перевозке десанта из Севастополя на кавказский берег, а в октябре того же года был в отряде вице-адмирала Серебрякова при двухчасовой бомбардировке укрепления “Святого Николая”, занятого турками, причем его корвет “Андромаха” понес серьезные повреждения, а команда — небольшие потери. После недолгого стояния на Севастопольском рейде, с 13 сентября 1854 г. был переведен в гарнизон осаждаемой крепости, в которой находился до 8 августа 1855 г.; раненный 10 декабря 1854 г. в голову и контуженный в плечо, он, тем не менее, оставался и дальше на своем посту и за ряд отличий был пожалован Владимиром 4-й степени, Анной 2-й степени с Императорской короною и мечами и произведен в капитаны 2-го ранга. С производством в капитаны 1-го ранга (2 октября 1858 г.) Стройников был отчислен в запас, но после непродолжительного перерыва вновь поступил на действительную службу с прикомандированием к Черноморской штурманской роте, и которой состоял до 1867 г., когда был причислен к Черноморскому экипажу. В контр-адмиралы Стройников был произведен 1 января 1868 г. и вместе с тем зачислен по резервному флоту. Кроме упомянутых имел еще следующие знаки отличия: ордена — Анны 3-й степени (1850 г.) и Георгия 4-го класса “за 18 морских кампаний” (1855 г.) и крест “за службу на Кавказе” (1860 г.).
Из послужного списка контр-адмирала Стройникова Александра Семеновича: “Родился 30 мая 1824 г. В 1839 г, 8 июня, произведен в гардемарины Черноморского флота, с 1839 по 1841 г. на корабле “Память Евстафия” крейсировал у восточного берега Черного моря и участвовал — в 1839 г. при занятии местечка Псезуапе, а в 1840 г. — местечка Туапсе. 25 июня 1843 г. произведен в мичманы с переводом в Балтийский флот, на судах которого, сначала на корабле “Арсис”, потом на фрегате “Екатерина”, крейсировал до 1845 г, когда был командирован к работам по описи и промеру глубин Балтийского моря. В следующем году Стройников возвращен был в Черноморский флот, где сначала плавал на транспорте “Рион” между Николаевом и Севастополем, а потом (1847 г.) крейсировал на корабле “Три Святителя”. В 1848 г. на пароходе “Силач” он находился в составе Дунайской гребной флотилии флаг-офицером при контр-адмирале Мессере. Следующие пять лет Стройников плавал на кораблях “Три Святителя”, “Три Иерарха”, “Ягудиил”, фрегатах “Флора” и “Мидия”. Стройников крейсировал у восточного берега Черного моря, на корабле “Париж” участвовал в Синопском сражении, за которое получил орден Святого Владимира 4-й степени с бантом. 2 марта 1850 г. назначен адъютантом 5-й бригады 5-й флотской дивизии, а 23 апреля произведен в лейтенанты. В 1854 г. на корабле “Три Святителя” Стройников был на севастопольском рейде, а с 10 сентября по 11 октября состоял в гарнизоне Севастополя. В следующем году он командовал яхтой “Орианда” при Николаевском порте, в 1856 г. был в кампании на Одесском рейде, 26 августа назначен старшим адъютантом штаба командира Севастопольского порта, а 8 сентября произведен в капитан-лейтенанты. В 1860 г. он был переведен в 3-й сводный флотский экипаж, в котором командовал транспортом “Килия” и корветом “Волк”, плавая на них по черноморским портам, причем в 1864 г. за труды, оказанные при перевозке морем десантных войск кавказской армии и при высадке их у мыса Адлер, награжден орденом Святого Станислава 2-й степени с Императорской короною. 1 января 1866 г. Стройников был произведен в капитаны 2-го ранга, пожалован крестом за службу на Кавказе, а 10 февраля следующего года назначен исправляющим должность николаевского полицеймейстера 1 января 1870 г. произведен в капитаны 1-го ранга 6 сентября 1873 г. зачислен в состав 2-го черноморского герцога Эдинбургского экипажа, в котором и находился до отставки, последовавшей 2 августа 1882 г. вместе с производством в контр-адмиралы. Скончался 21 мая 1886 г, на 62 году жизни».