— Ну, что, — сказал он, обращаясь ко мне, — довольны?
— Совершенно, — отвечал я».
Любопытно, что «царь иудейский» — это, как известно, слова из обвинения Христа иудеями перед Пилатом. Таким образом, Герцен сообщает читателю свою нравственную позицию, гласящую, что Христос и Ротшильд для него понятия равнозначные. Так оно и было на самом деле. Отныне до конца своих дней Герцен усердно отрабатывал свои деньги перед кланом Ротшильдов.
Думается, вполне уместным будет привести здесь и мнение А.И. Герцена вообще о современной ему цивилизации из работы «С того берега», во многом характеризующее истинные цели его «революционной» деятельности: «Наша цивилизация — цивилизация меньшинства, она только возможна при большинстве чернорабочих. Я не моралист и не сентиментальный человек, мне кажется, если меньшинству было действительно хорошо и привольно, если большинство молчало, то эта форма жизни в прошедшем оправдана. Я не жалею о двадцати поколениях немцев, потраченных на то, чтобы сделать возможным Гете, и радуюсь, что псковский оброк дал возможность воспитать Пушкина Природа безжалостна …она мать и мачеха вместе; она ничего не имеет против того, что две трети ее произведений идут на питание одной трети, лишь бы они развивались. Когда не могут все хорошо жить, пусть живут несколько, пусть живет один — за счет других, лишь бы кому-нибудь было хорошо и широко».
А мы, наивные, полагали, что декабристы разбудили демократа Герцена, когда на самом деле они разбудили одного из самых яростных ненавистников России, а в придачу человека, уже тогда мечтавшего о «золотом миллиарде», который будет царствовать над остальным человеческим быдлом!
Случайно ли отношения с простым помещиком Герценом оказались для Ротшильда важнее, чем отношения с российским императором? Герцен пишет, что все дело в прихоти знаменитого ростовщика. Так ли это на самом деле? Странное дело, но вскоре именно на Герцена возложена миссия главного борца с русским царизмом. Именно он становится главным агентом влияния Запада, начав своими журналами идеологическую обработку российской интеллигенции и студенчества, пытаясь именно в преддверии общеевропейского «крестового похода» против России (известного нам как Крымская война) сплотить и сорганизовать всех недовольных властью внутри России. Не напоминает ли это нам во многом день сегодняшний? Вся разница лишь в масштабах, тогда как принципы остались неизменными.
Что касается Николая I, то он прекрасно понимал, кому принадлежит финансовая власть в мире. Впрочем, выбора у императора особого не было. Для экономического развития России необходимы были кредиты, а потому приходилось прибегать к помощи международных ростовщиков, включая Ротшильда. Во главе российской финансовой системы стоял в ту пору сын литовского раввина граф Канкрин. Финансистом Канкрин был опытным. Он обуздал инфляцию, сделал российский бюджет бездефицитным, серьезно укрепил рубль. Но при этом Канкрин не забывал и о своих единоверцах, всячески помогая им внедряться в российскую финансовую и хозяйственную систему. Особую протекцию Канкрин оказывал барону Штиглицу. Именно в 20–30-х годах XIX века банкирский дом немецкого иудея барона Штиглица становится крупнейшим в России. Заметим, что Штиглица связывали самые тесные партнерские отношения с адмиралом Грейга и всем его окружением. Не без поддержки министра финансов Канкрина и капиталов грейговского клана Штиглицу удалось «свалить» тогдашнего придворного банкира немца Ралля (прадеда известного советского адмирала) и захватить первенство на Петербургской бирже. Впоследствии кланы Штиглицев и Грейгов вообще породнятся, объединив свои капиталы и свое влияние. В свое время мы еще поговорим об этом стратегическом слиянии кланов подробнее.
На фоне общегосударственной отсталости и застоя всюду процветали взяточничество и воровство, подкупы и подлоги (впрочем, а когда этого не было?). Не был исключением из общего правила в 20–30-х годах XIX века и Черноморский флот, в особенности же его береговые конторы. Однако помимо вопиющего воровства, процветавшего в то время на Черноморском флоте, там происходили события, о которых историки предпочитают почему-то стыдливо умалчивать.
С первых дней своего царствования до самых последних дней своей жизни Николай I активно занимался флотом. Он сразу же учредил Комитет образования флота, который разработал программу судостроения и усовершенствования устройства Морского министерства. Отныне Россия должна была иметь третий флот в мире, уступая лишь Франции и Англии. Глядя правде в глаза, следует отметить, что организации по переустройству флота учреждали при восшествии на престол практически все наши императоры и императрицы (так сказать, обязательный политес в сторону моряков). Однако что касается Николая I, то он, в отличие от некоторых других, засучил рукава по-настоящему. Были и другие отличия его царствования от предшественников.
Известный российский военно-морской историк начала XX века Е.А. Арене так характеризовал отношение Николая I к флоту: «Екатерине большей частью помогали иностранцы, Николаю I — русские… Николай как мужчина имел больше возможности лично входить во все отрасли морского дела, что и не замедлило благотворно отразиться на состоянии последнего, особенно в начале царствования… Требования службы ставились в то время, безусловно, на первом плане… личное доверие государя к некоторым лицам (например, к Лазареву) не исключало самого строгого и беспристрастного к ним отношения…»
В конце царствования Александра I и в начале царствования Николая I и без того всегда процветавшая коррупция начала приобретать всероссийские масштабы. Не говоря о мелких сошках, даже многие министры вполне искренне обижались, когда им указывали на законы. Говоря современным языком, все пытались править не по законам, а по понятиям. Но Черноморский флот выделялся размерами коррупции на фоне всей остальной России.
В начале 20-х годов XIX века на Черном море началась ожесточенная финансово-экономическая война. Боевые действия шли по всем правилам военной стратегии — атаки и осады, контратаки и глухая оборона, в ход тоже шли все средства, от убийств до подкупов и засылки лазутчиков во вражеский стан. При этом для большинства историков эта многолетняя ожесточенная схватка осталась как бы незамеченной, хотя ее отголоски еще долго икались всей России. То была смертельная схватка старой греческой торговой мафии с молодой еврейской. Оговоримся сразу, что национальный состав обоих смертельно враждующих группировок был весьма интернационален, однако основу группировок составляли именно представители вышеозначенных национальностей. И если в Николаеве, Одессе, Таганроге и других портах эта война протекала в основном в береговых конторах, то в Севастополе она докатилась и до боевых кораблей. По существу, две влиятельнейшие финансово-этнические группировки начали между собой настоящую войну за передел сфер влияния в Черноморском регионе.
Николаевский историк Ю.С. Крючков пишет: «Иностранная колонизация земель нынешней Николаевщины началась при Екатерине, желавшей поскорей заселить эти богатые, но пустующие земли — Дикое Поле, по которому кочевали ногайские татары. По просьбе балтского кагана новороссийский генерал-губернатор Муромцев указом от 1775 года разрешил переселяться сюда польским евреям, повелев, чтобы каждый иудей привел с собой пять христиан. Так сложилась структура населения южной Новороссии, где и сейчас еврейское население в городах (например, в Николаеве, Херсоне и Одессе) составляет 20–25%. Из Польши, после ее раздела, хлынули сюда католики-поляки и окатоличенные украинцы. К ним присоединились греки, немцы, французы, англичане и итальянцы. Греки, как правило, служили еще со времен Потемкина на флоте, а их родственники занимались торговлей. Немцы занимались, в основном, ремесленничеством; итальянцы, французы и англичане служили по договорам на флоте, а некоторые занимались и торговлей».
Относительно влияния греческой диаспоры на Черноморском флоте служивший в то время на Черноморском флоте И.А. Шестаков писал много лет спустя: «Балаклавская колония (т.е. греческая. — В.Ш.), имея под рукой целый флот, вползла в него со всей ловкостью и хитростью, свойственными племени, заняла все места и до того сохранила свою особенность, что еще в 1836 г. случалось слышать комментарии русских командных слов на греческом языке, и я сам был свидетелем, как лейтенант Левшин обратился к адмиралу с просьбой перевести его с корабля “Анапа” на другой, так как он не слыхал в кают-компании русского наречия».
Да и местные греки, традиционно занимавшиеся торговлей, жили в целом гораздо богаче местного русского населения. Врач Н. Закревский в своих «Записках врача морской службы» вспоминал: «… Большая часть греков и весьма немного русских старожилов имели у Севастополя собственные участки земли (хутора)…»
К этому можно добавить, что изначально у правительства была мечта переселить в южные степи из переполненных местечек евреев и дать им возможность заниматься сельским хозяйством. Подробно об этой идее и ее крахе писал в свое время А. Солженицын. Что касается евреев, то в Северное Причерноморье они переселились, но занялись в основном торговлей, то есть тем, что было им ближе по менталитету. Впрочем, и торговать тоже кому-то надо.
Увы, к моменту появления в причерноморских городах евреев вся торговля была в руках не менее предприимчивых греков. Отдавать конкурентам свой бизнес они, разумеется, не желали. Да и с какой стати? Бороться с греками евреям на первых порах было очень сложно. Греческая диаспора в Причерноморье к тому времени была уже хорошо сложившейся структурой с большими связями на верхах местного общества. Элиту ее составляли греки — представители черноморского адмиралитета и офицерства, добывшие себе чины и ордена вполне заслуженными подвигами в прошлых турецких войнах.
Из воспоминаний черноморца А. Зайчковского: «Черноморский флот, основанный императрицей Екатериной II, с течением времени приобрел несколько своеобразный колорит. Обилие греческих колоний на северном берегу Черного моря повело к тому, что в составе офицеров этого флота преобладал греческий элемент; воспитанники морского кадетского корпуса, в особенности, принадлежащие к русским дворянским семьям, с неохотой выходили на службу в Черное море. Такой состав офицеров должен был отразиться и на деятельности нашего Черноморского флота. Он как бы окунулся в спячку, погруженный всецело в мелкие береговые интересы, мало заботясь о том, чтобы находиться на высоте возложенной на него задачи — быть стражем России на юге и постоянной угрозой Константинополю».
Перечень адмиралов и офицеров-греков достаточно внушителен. Вот лишь некоторые из них: братья Аркасы, братья Кумани, Рафтопуло, Гунаропуло, Папахристо, Папаиоану, Папандопуло, Критский, братья Манганари и другие. А потому, когда позднее адмирал Лазарев говорил о греческом засилье среди офицерства и затирании ими российских офицеров, это, по-видимому, соответствовало истине. При этом я сразу же хочу оговориться: не надо делать из адмиралов-греков врагов. Они поступали точно так же, как во все времена поступали в чужой стране представители всех иных диаспор — изо всех сил и всеми возможными способами продвигая вперед представителей своей национальности. Это была единственно возможная стратегия выживания и упрочения в другой стране. То же самое делают и сегодня в России и представители практически всех диаспор бывшего СССР, чему мы все с вами свидетели. Именно в это время ведущие инженерные должности в Черноморском регионе занимают выходцы из Западной Европы: Гаюи, Вунш, Фан-дер-Флис, Вектон, Акройд, Уптон, Опацкий и прочие. В Одессе и Николаеве появляются торговые дома Стомати, Бакстера, Алиауди и т.д.
Именно в это время особенно заметным становится в Причерноморье и засилье еврейского торгового капитала. В 20-х годах XIX века ежегодный финансовый оборот Черноморского флота составлял 8–10 миллионов рублей. Флоту требовался корабельный лес и металл, порох и пенька, пища и парусина, питье и одежда, то есть все, что необходимо для повседневного существования и ведения боевых действий. На эти миллионы, как мухи на мед, слетелись отовсюду евреи-купцы и поставщики. Они приезжали из далеких и близких мест. Это были купцы первой и второй гильдии из Одессы, Херсона, Умани, Киева, Кременчуга, Елисаветграда, Могилева, Таганрога, Брянска, Гайсина и прочих мест.
В журнале «Морской Сборник» № 2 за 1863 год была опубликована статья морского врача Закревского, который в свое время входил в близкий круг адмирала Грейга и его супруги. В своей статье отставной врач попытался показать экономическое значение евреев в процветании Николаева и вскрыть истинную причину их выселения. Рассуждения Закревского таковы: «Когда в Николаеве была основана главная верфь для создания Черноморского флота, евреи оказались весьма полезными для правительства; но позже обнаружились хищения в адмиралтействе, и тогда, несмотря на то, что виновниками чаше всего являлись чиновники, было решено удалить евреев, так как будто бы при их отсутствии некому будет продавать краденые вещи; правда, немногие евреи, причастные к подрядам, все же остались на жительстве в Николаеве, но бедняки были выселены с помощью суровых полицейских мер; а вскоре вместо прежних жалких еврейских домишек выросли богатые чиновничьи дома…» Жалостно, слезливо, но, увы, неубедительно.
* * *
Пришла пора подробнее познакомиться с биографией тогдашнего главного командира Черноморского флота и портов адмирала Алексея Самуиловича Грейга. Как считает ряд исследователей, адмирал Алексей Самуилович Грейг происходил по отцу из рода шотландских евреев. По матери, Сарре Грейг (двоюродной сестре мореплавателя Джеймса Кука), он, вполне вероятно, тоже имел семитское происхождение. Само собой это, разумеется, еще ни о чем не говорит, если бы впоследствии данный фактор не стал стимулом антигосударственной деятельности.
Остановимся несколько подробнее на личности адмирала Алексея Самуиловича Грейга, который в нашем повествовании является далеко не последним лицом. Родился будущий адмирал в 1775 году в семье известного екатерининского флотоводца, героя Чесмы и Гогланда Самуила Грейга. В уважение заслуг отца императрица Екатерина II присвоила новорожденному чин мичмана. С десяти лет Алексей служил адъютантом при своем отце, дважды стажировался в Англии. Адмирал Самуил Грейг, командуя Балтийским флотом, одновременно являлся и руководителем масонской ложи «Нептун», состоявшей из морских офицеров и подчиненной командующему шведским флотом герцогу Карлу Зюдерманландскому. Однако в 1788 году началась Прусско-шведская война, и Грейг разбил Карла Зюдерманландского в сражении при Гогланде. Это вызвало в его адрес шквал обвинений со стороны масонов. Случайно или нет, но спустя буквально пару месяцев Грейг скоропостилсно умирает прямо на своем флагманском корабле. Тайна смерти адмирала Грейга оставляет массу вопросов и поныне. Масонское прошлое отца и его трагический конец, думается, наложили печать на все последующие отношения Грейга-младшего с закулисными силами — лучше не рисковать и жить в согласии. В 1798 году, командуя кораблем «Ретвизан», Алексей Грейг отличился при высадке десанта в Голландии у крепости Гельдер, потом заведовал экспедицией по исправлению Кронштадтского порта, затем в качестве младшего флагмана участвовал в Средиземноморской экспедиции вице-адмирала Сенявина, храбро сражался при Тенедосе и Афоне. Во время войны с Наполеоном в 1812–1814 годах Грейг исполнял отдельные поручения при армии. В 1816 году Грейг был назначен на должность главного командира Черноморского флота и портов. В 1828–1829 годах руководил флотом в Русско-турецкой войне. Участвовал во взятии Анапы, Варны, Мессемрии, Ахиолло, Инады и Мидии, крейсировал с флотом у Константинополя. С 1828 года — полный адмирал. По окончании войны получил императорский вензель на эполеты. Историки неоднозначно оценивают Грейга как флотоводца, отмечая его излишнюю осторожность и боязнь генерального сражения с турецким флотом и полное отсутствие инициативы. При этом весьма положительно оценивается первый период руководства адмиралом Черноморским флотом. В ту пору Грейг много занимался совершенствованием конструкций кораблей, гидрографией, развитием береговой инфраструктуры. Разительный контраст представляют последние годы его пребывания на Черном море. Адмирал практически самоустранился от руководства флотом, фактически передав все в руки своей супруги и ближайшего окружения. Историки характеризуют Грейга как хорошего моряка-практика, при этом лично достаточно либерального и бескорыстного, но внушаемого и легко попадающего под влияние более сильных личностей, при этом человека весьма злопамятного и упрямого. В первый период своего командования Грейг не имел прямого отношения к финансовым кругам. Это был обычный адмирал с хорошим морским и боевым опытом, склонный к изобретательству и не чуждый наукам. Однако затем в жизни Грейга произошли большие изменения, коренным образом повлиявшие на ситуацию на Черноморском флоте.