От автора
Все лгут. Я тоже лгу … и Вы лжете. Банально, не правда ли? А стоит ли говорить о лжи, беря на рассмотрение политику какого-нибудь государства? Глупо даже звучит, честная политика. Все знают о смехотворности системы и том, что рабство никуда ни делось.
К чему я это все? А к тому, что история Россия была многократно переписана, и переписывается уже сегодня, наши дети будут знать другую «правду». Возникает неуверенный вопрос: как сохранить нашу историю неизменной? В творчестве, зашифровано. Типичная любовная история может заключать в себе, и Великую Отечественную Войну и Крещение Руси, лишь было бы желание. Конечно, историю что я пишу нельзя назвать истинной, как и 300 лет назад ее сфабриковали для своего правителя. Однако, в наше время еще живы ветераны и это ненадолго, так что у нас мало времени, чтобы передать будущему поколению хоть какую-то правду.
Суть данной книги, призыв сохранить историю в чистоте, без цензуры. Что нужно делать? Писать о том, что есть сейчас, на самом деле. О прошлом правды мы все равно не узнаем. Дальнейший же текст, пусть послужит для Вас примером.
Для обозначения своего труда, как историко-достоверного, будем обозначаться ПИМ (Проект Идеальный Мир).
Глава I
Когда я придумывал идеальное общество, я и не думал, что будет так сложно. Достаточно трудно учесть пожелания всех и притом не обидеть никого. Вот как можно соединить две противоположности? Как соединить огонь и воду, мир и войну, добро и зло… Я много размышлял о дуализме и определился на том, что нужно убрать условия, которые способствуют появлению причины кого-то убивать, или творить добро, условия при которых нет нужды бояться, или противостоять другому, такому же, как ты человеку. Я проследил весь путь детерминации и добрался до источника, который открывал идеальный мир!
Дело мне приходилось иметь с 2013 годом. Это было общество, в котором были резко противоположные интересы по разным крайностям. Данные обстоятельства, конечно, значительно усложняли работу; нужно было собрать всех воедино, и сделать это так, чтобы люди верили в идею, и поэтому я начинал с самой перспективной страны, России. Хотя, если признаться, выбора у меня не было.
- Что управляет человеком? – Произнес как-то на собрании мой ставленник. Все отвечали разные соображения на этот счет и были одновременно правы, и одновременно далеки от истины.
- А управляет нами убежденность! Вы думаете, это и так ясно, но, знаете ли вы, насколько глубоки эти слова?! Знаете ли вы, что в каждом из нас, есть голос, и этот голос мы слышим с рождения, - он осмотрел толпу людей, выдержал пяти секундное молчание и продолжил, - вот с ним-то нам и предстоит иметь дело!
Эти слова меня сопровождали на протяжении всего проекта. Я не был всегда верен ему, но я чувствовал, что Гимлер говорит наши мысли, о которых мы всегда думали, но не решались их отстаивать по разным обстоятельствам. Со временем я узнал, что это не обстоятельства мне мешали заявить о себе, отстоять себя, а простая трусость. Страх осуждения, неприятия. Мы все боялись говорить, придя на первое собрание, но с каждым последующим приобретали веру в себя, заряжались энергией независимости и были готовы осуществить проект. Но нас было всегда мало, как говорил Гимлер, и потому люди все ждали, теплясь верой в лучшее будущее.
Начиналось все с вербовки. Мы собирали круг лучших людей, самых преданных делу и верных своим словам. Постоянных. Наверно, постоянство выбрано было самым главным критерием, на котором существовала головная часть проекта. Ведь нельзя доверять что-то важное ветреным людям, они по своей природе всегда предают. А возможно, первым была сдержанность, этого мы не знали наверняка, отбирали не мы, а сам проект. Секретность для всех сохранялась предельная. Это иногда вызывало сомнения у людей, но Гимлер на собраниях всегда умел развеять туман недоверия.
В проект я пришел довольно таки заурядно и на тот момент еще даже и не подозревал, что за мной ведется наблюдение уже несколько месяцев. Как оказалось, людей отбирают, используя нумерологию в содружестве с астрологией; мне всегда раньше это казалось абсурдным, но когда я пришел в проект, когда встретился с Гимлером и был ознакомлен с некоторыми планами, а также многой скрываемой информацией, я переменил свою точку зрения на диаметрально противоположную.
Чтобы человек принял новую идеологию, а главное открылся, для него нужно было создать условия, которые делали его сознание беззащитным, а подсознание более открытым. Для таких случаев чаще использовалась несчастная любовь, и очень часто она была купленной. Это значит, что находили человека, неважно какого пола, а затем привлекали, опираясь на вкусы выбранного кандидата. Купленный человек влюблял в себя, так называемую жертву, а затем подготавливал почву для промывания. У каждого человека потеря была своя, для кого-то легче было идти вопреки старым устоям – расставание через множественные измены и т.д., для кого-то поддержав аналог прошлых взглядов – смерть любимого человека. Иной раз приходилось убивать купленного человека, поскольку это шло вопреки заготовленной идеи и могло помешать реализации проекта. Финальной стадией нередко использовалась как раз таки смерть объекта любви, это всегда было проще, быстрее и надежней.
Глава II
Пятью месяцами ранее.
- Почему зрелый человек, влюбляется в зрелого человека? – Задал мне вопрос Гимлер.
- Наверно, ему он больше нравится, - растерявшись, ответил я.
- Почему?
- Ну, … я никогда не думал об этом.
- Честный ответ, но, правда, в том, что мы не можем любить людей, которые не созвучны с нами, ведь они не такие как мы внутренне. Вот ответь, почему старик не влюбляется в ребенка? Младенца, например? Ты знаешь такие случаи?
- Нет, не знаю.
- Они разные внутри. Каким бы ни был молодым внутри старик, он не влюбится в младенца. Так же в младенца не влюбится и любой другой человек находящийся в сознании. Родители будут любить, но не будут влюблены в отрока. Потому что они не созвучны. Понимаешь?
- Да, но не совсем понимаю, как это связано со мной? С тем, что я потерял Юлю.
- Вы стали разными по звучанию. Она это поняла и потеряла к тебе интерес, ты не смог это заметить и уцепился за память, в которой ты видел ее прежней, хотел вернуть все к исходному состоянию. К великому разочарованию, это невозможно сделать. Ситуация инертна, - говоря это, он что-то умолчал в мысли, я это почувствовал по голосу, но ничего не стал говорить на это счет, мне было куда интересней услышать решение, - и что мне теперь делать? – спросил я.
- Нужно сделать всех людей созвучными. Тогда мы сможем достичь рая, идеала, того что описывают порой старики и обещает религия за благие дела и праведную жизнь.
- Но как я смогу это сделать? У меня ведь ничего нет! Я не талантлив и ... и являюсь таким же обычным как все, - растерялся я.
- Многие люди не до конца понимают, что они из себя представляют в конечном результате. Сейчас ты можешь стать частью истории, которую мы будем писать заново, мы создадим новый мир. Мир, в котором есть настоящая любовь. Жизнь, в которой нет нужды ставить замки на дом, идеология в которой нет надобности, обращаться к адвокатам. Это мир, где нет страданий!
- Но в нашем мире это невозможно! Всегда кто-то будет что-то желать, всегда будут различия.
- Нет. Различия можно стереть. Даже Гитлер говорил: Если мы перестаем видеть различие между расами, то это приводит в дальнейшем к игнорированию различий между отдельными народами, а затем логически и к игнорированию различий, существующих между отдельными людьми. А ты знаешь, что это дает?
- Ммм … наверно, созвучность?
- Именно! – Воскликнул Гимлер.
Мы еще долго говорили на эту тему, и он мне рассказывал, казалось невероятные вещи, притом, судя по его словам вполне реальные и возможные. Я и сам начал верить в это. Рассказывая, он не говорил, что мир плох, он не говорил о грязи, он лишь иногда упоминал, что мир несовершенен и его нужно исправить; причем эта миссия выпала на наш век и на нашу долю. Гимлер оказался вдохновителем, слушая его, хотелось меняться самому и менять мир вокруг себя. Перед тем, как мы простились, он дал мне тетрадку со своими записями.
- Приходи тогда, когда почувствуешь, что должен придти, - произнес он, протягивая мне руку.
- А если этого не случится?
Он улыбнулся и с серьезным видом погрузился в ноутбук.
По улице я брел имея надежды, что все изменится, что все будет иначе когда-нибудь. Придя домой, я начал просматривать тетрадь с мыслями Гимлера.
«Тело данное тебе, не меняй и не корректируй. Оно именно такое, какое может сделать тебя совершенным. Тебе следует за ним ухаживать и заботиться о нем, но не следует его менять. Не стоит усложнять себе жизнь косметическими вмешательствами, ибо человек так перестает видеть себя реального , а значит, уже не может достичь идеала ».
«Пустота невозможна. Всегда есть что-то еще. В комнате без предметов, есть пространство. В опустошенном человеке – рождение нового, но еще мало заметного. Оно проявляется через дни».
«Есть два вида боли. Счастье и несчастье. Они оба вредны, если не иметь над ними контроль. Лишь путь аскетизма способен уберечь человека от духовного разрушения. Чрезмерная радость развращает, чрезмерная боль убивает. Мы, должны найти ко всему противовес, но не во вред другим, а только себе. Лишь имея равновеси е , можно достичь совершенства через тело».
Записей было много, и поэтому я предпочел читать либо самые короткие цитаты, либо те, что затрагивали мною наболевшую тему. Затем я поглядывал на корни собственной надежды и вместе с этим выбирал себе дорогу. Хотя, скорее всего я уже знал куда направлюсь, нужно было лишь время, чтобы решиться.
Через пару дней я решил встретиться с Гимлером. Он предложил мне побывать на собрании и послушать речь, ну а после уже лично переговорить.
Зайдя в зал, я увидел группу людей, сидевшую на стульях, их было около двухсот. Все они являлись одновременно разными и одновременно одинаковыми на вид. На стенах бытовала иллюзия окон с красными шторами, а внутри них подсвечивалась золотистая цитата на черном листе. Помещение излучало уют, было теплым и имело добрую атмосферу благоденствия. Хотя больше всего меня удивило другое, ни один человек не посмотрел на меня, когда следуя вдоль рядов, я запнулся о неаккуратно поставленный стул. Мне, конечно же, было дико стыдно, но все делали вид, будто ничего не произошло.
- Подобно ранним, революционным крестьянским движениям, мы начнем свою пропаганду сначала внутри страны, а затем уже перейдем на мировой уровень, - эмоционально голосил с трибуны, Гимлер, - мы провозгласим идею имущественного равенства, с борьбой против роскоши господствующего класса первичной! Дадим людям повод взволновать власть, главам озираться и бояться нападений. А нужно это нам для того чтобы мы могли влиять на господствующий класс. Затем нам обязательно понадобится мировая война! Необходимо сократить количество людей в мире, чтобы создать новых, совершенных, не запятнанных гиеной несовершенства индивидуумов! Мы будем создавать новое, идеальное общество, а с ним и идеальный мир!
После яркой речи, началось обсуждение методов достижения войны, составлялись планы создания условий по преобразованию уже целого мира, рассматривались фигуры, которых нужно исключить уже до начала агитационных действий. Казалось, все люди в этом помещении действуют подобно едино слаженному организму.
Только я подумал о том, чтобы подойти к Гимлеру, как он вновь взобрался на трибуну.
- Александр, - сказал он, после чего все замолчали, - сегодня ты находишься на тайном собрании, ты слышал речь, слышал, кто и что выдвигал, а теперь мы тебя просим высказать свое мнение по поводу нашего проекта.
Он замолчал, и мне нужно было что-то говорить этим людям, но слова будто встали комом в горле.
- Ты должен что-то сказать. Никто тебя здесь не осудит, - подбадривал Гимлер.
Я промолчал, мне нечего было сказать этим людям, к тому же страх перед публикой меня сопровождал еще с детства; спасибо школе за это и моим учителям, которые требовали высмеивая мою скованность, а, не поддерживали и не помогали мне.
Спешно выйдя из зала, я помчался по коридору на улицу. Теплая майская погода и легкий ветерок убедительно успокаивали расшатанные за эти дни нервы. В этот момент я решил, что больше никогда не вернусь обратно. Мне было слишком стыдно перед сотнями незнакомых людей. Я чувствовал себя униженным и оскорбленным.
Глава III
С тех пор прошло больше месяца. Я прогуливался по городу, в котором июньское солнце дарило золотые лучи, и отстранено осматривал витрины магазинов. Тогда я не знал, сколько еще нужно было пройти километров, чтобы успокоиться. Мало изменчивый антураж усугублял положение, постоянно уводя мысли в себя. Я еще помнил звонкую речь Гимлера, говорящую о созвучности людей и том, что мир может быть идеальным. Только что он подразумевал под идеалом, не было ясно. Так появился новый вопрос, и снова на него не было никакого достоверного ответа, лишь одни догадки.
По двору бродило лето, я был одиноким в беспощадной жаре, все думал и капался в случившемся, пытался себя утешить оправданиями, но постоянно скатывался к одной мысли, у меня нет цели. Гимлер предлагал новый взгляд, какие-то действия, решения, и потому я отправился домой, попытаться найти хоть какие-то ответы.
«Мужчина без идеи, все равно, что птица без крыльев. Существует, а не живет. Куда могут унести его крылья, если он привязан цепями к земле!? Это не более чем самообман не только себя, но и женщины, что будет рядом с ним. А это уже двойное убийство суд еб с последующим множителем на количество детей . Что жизнь, если в жизни – нет жизни!»
В конце тетради была надпись зеленой пастой:
«Если тебя покинула любовь, приди ко мне, вместе мы создадим мир любви и закроем ответами все возможные вопросы».
Меня не столько заинтересовала любовь, сколько ответы на вопросы. Тогда его идея казалась реалистичной и заслуживающей внимания, но не настолько сильной, чтобы я вновь вернулся на обозрение тем людям. Вероятно, бремя общественного мнения еще лежало грузом на моих плечах. Нужно было еще немного подождать, чтобы его скинуть.
К вечеру, когда душа человека особенно чувствительна к боли, я вновь испытал жжение расставания. На самом деле это было странное чувство, болело то, чего не было материально. Сдавливало голову и грудь, казалось, что находился в запертой комнате. Терпеть не было сил, и вопреки своим решениям я отправился к Гимлеру. Мне было больше некуда идти, ведь у меня не было друзей. Всех кто были забрала жизнь, а с родителями об этом я не мог поговорить, не получилось бы просто понять друг друга. Да и сложно доверять советам людей, которые на твоих глазах совершали ошибки.
Когда я пришел к Гимлеру, он не начал меня наставлять на какие-то пути, порицать или ругать за случившееся, а просто пригласил войти в дом и напоил чаем. Антураж имел минималистские черты характера, в нем не было ничего лишнего, а только универсальность и сдержанность.
- Когда боль накатывает, - начал Гимлер, - нужно понять ее природу; невозможно вылечить голову, перемотав руку. Сейчас все твое внимание направлено вовнутрь себя и это естественно. Человек устроен так, что, прежде всего, думает о себе, хотя это неправильно. Твоя боль начинается от головы, там заперты твои мысли, которых становится довольно таки много, и они не уходят никуда, а только наращивают давление, от этого давит голову в моменты душевной боли. Так же находится комок в горле, с ним сложно говорить, а это уже защитный механизм самой природы, чтобы человек не злословил. Сдавливает грудь, поскольку именно сердцем мы привязываемся к другим людям, и если сравнивать с материальным миром, то это будет выглядеть так; нам оторвали руку, но мы можем на ее место пришить новую, она срастется, но это все равно будет требовать времени на заживление. Мы можем так же перетерпеть боль, но это принесет множество страданий. Можем начать что-то себе колоть, наркотик например, но это вызовет лишь привыкание, а боль будет все равно иногда о себе напоминать. Люди прирастают к любимым душой и после удивляются, почему больно после расставания. Ране нужно время чтобы затянуться, так же и боль нужно перетерпеть. Легче это дается, когда человек отвлекается на что-то другое. Однако страдает еще и желудок, человек перестает кушать, это и есть аскетизм, отход от чувственного, ключ к выходу из ситуаций, где существует душевная боль. Жизнь предусмотрела намек, а как мы воспользуемся им это нам решать.