Глава XVI I
Мне всегда была приятна дорога, но не в тех количествах, что мне стали суждены. Около восьми часов мы ехали на машине, я смотрел на бегущий под колеса асфальт и думал над собой прошлым, до проекта. Я готов был быть кем угодно, но только не собой, и я готов был быть где угодно, но только, ни здесь и сейчас. То находился в будущем, стремился быть на кого-то похожим, собирал себя по осколкам чьих-то мыслей, не создавая своих, то сидел в интернете, читал разные цитаты и верил в них. На тот момент я был сборищем чужого текста, который мне показался правильным. Иной раз был в прошлом, вспоминая подобно старикам, которым больше ни о чем не остается поговорить в компании таких же стариков, как о своих молодых, порой не всегда удачных похождениях. Жалел годы, что-то хотел исправить, но ничего не делал сейчас, когда я еще совсем юн. Затем придет время жалеть об этих годах и так пока не истечет срок жалкой жизни.
Пейзаж сменился, мы заехали в густонаселенный лес, через километров двадцать безупречно ровного, несвойственного России асфальта мы заехали в огромное поместье. Дом был выполнен в староанглийском стиле. Ни камер, ни охраны не было видно нигде и даже домика при воротах не стояло. Никто не собирался меня проверять, или хотел, сделать видимость, что не хочет проверять.
Дверь нам открыл швейцар, затем пригласил пройти в гостиную, мы молча послушались. Через минуту к нам вышел статный мужчина лет сорока.
- Знаю, вы бы хотели увидится не со мной, но наставник пожелал, чтобы вы прежде отдохнули с дороги, а завтра утром зашли к нему.
- Хорошо, быть посему, - ответил Гимлер.
- Чувствуйте себя как дома, дворецкий покажет вам ваши комнаты.
Дом был огромный, угрюмый, но в тоже время прекрасный. Он был словно материальное проявление самого проекта; поначалу он пугал, вводил в паническое состояние, но затем, приглядевшись, одурманивал своей строгой безмятежностью. В комнате мне стало спокойнее, легче, но на секунду показалось, что я потерял себя бесповоротно; тревогу я попытался смыть водой, затем посмотрел в зеркало, но себя в нем не узнал. Это был новый человек, переродившийся, претерпевший изменения, без былого страха в глазах, не боящийся будущего. Что любовь? Когда я о ней думал? Былого романтика не стало, я перестал быть тем, кого любила Юля. Этот дом завершил мою трансформацию, но кто я теперь?
Вечером мы с Гимлером прогуливались по саду.
- Мы видим фальш там, где сами фальшивим, - говорил Гимлер, - вот ты видишь этот сад, он естественен для тебя, чист, но он такой ровно до тех пор, пока ты сам к нему чист и естественен. Что касается людей, то ты можешь видеть в них агрессию, желание тобой воспользоваться, но это все лишь по твоей же вине, ты тоже желаешь ими воспользоваться. Как это банально не звучит, но подобное притягивает подобное.
- Но и противоположности притягиваются, разве нет? – Ответил я Гимлеру.
- Противоположности не настолько противоположны, как может показаться, скорее то, что мы считаем противоположным лишь иллюзия субъективного мнения.
- То есть?
- К примеру, возьмем парня разгильдяя и девушку отличницу. Они притягиваются по причине желания быть похожими, но смогут они остаться друг с другом, если будут стремиться к общему психоэмоциональному состоянию. Они противоположны внешне, но подобны внутри. Разница в стеснении, это качества человека, а не внутреннее состояние. Так что говорить о том, что противоположности притягиваются это говорить о поверхности. Как я тебе уже говорил раньше, мы не влюбляемся в ребенка, если сами не являемся им. Подобное притягивает подобное на том уровне, на котором встречаются души или правильнее сказать внутренний мир, это будет более предметно.
Сидя в парке, мы говорили больше о сторонних вещах, чем о том, что нас ждало на следующий день. Свежий ветер сопутствовал беседе, принося новые мысли. Мы потихоньку забывались, увлекшись диалогом. Два человека, спокойно разговаривающих на лавке, и собственно дико то, что нас связывает один человек, Юля, она в коме, а мы даже и не думаем об этом.
Ночью мне приснился сон. Я стоял в поле, а на меня смотрела Юля, она была с черным зонтом, неожиданно раздался взрыв, западали бело-красные хлопья непонятного содержания. Затем я сам держал зонт, а она уходила. Сны всегда были странными и редко поддавались логике, впрочем, как и этот. В нем она ничего не сказала мне, и я молчал, но ощущения были подобны прощанию. Возможно сейчас, я ее потерял, и это произошло ни вчера, ни когда она впала в кому, а именно этой ночью. Так разрушилась последняя связь, и остались только воспоминания.
Днем меня привели к наставнику. Это был старик, прикованный к кровати. Седой, морщинистый и как должно быть болезненный. Глаза его были яркими, в нем еще горел былой огонь воина, но тело его уже износилось. Он не казался усталым, но встать уже не мог. Видя таких людей, понимаешь, этого человека можно слушать.
- Я ждал тебя, - произнес он, видя меня, - верно у тебя есть вопросы, так задавай, пока у нас еще есть время, - улыбаясь с облегчением, говорил он. Мне было не по себе от мысли, что мой визит это давно спланированный итог игры, в которой я все потерял, включая себя.
- В чем смысл проекта? – Начал я.
- Достижение идеала, он ведь так и называется, проект «Идеальный мир».
- Но каким образом? Идеал ведь понятие настолько многозначительное, что его невозможно достигнуть. Я раньше думал, что он реален, но сейчас, придя сюда, я сомневаюсь.
- Идеал? – Прокашлялся старик сквозь смех, - как же глуп человек ища идеал, он ведь под носом, он здесь и сейчас.
- Но …
- Суть идеала в том, что он не идеален, идеал это процесс достижения идеала, это бесконечная дорога, в которой бегут два человека, один из них человек сознание, второй человек подсознание. Пока они раздельные и не взаимодействуют, друг с другом каждую секунду времени и не корректируют друг друга, это не идеал. Это лишь зачаток. С тех пор, когда дуальные вещи соединяться, начнется путь к достижению идеала, а то есть, можно сказать, идеал, но это немного утрированно. Люди привыкли видеть материальное и потому считают, что идеал так же прост как вещи вокруг, так же осязаем, видим, распознаваем и всегда должен приносить что-то приятное. Но само по себе приятное легко корректируемо в детстве. Так что идеал это не конечный продукт, как многие думают, это постоянно меняющийся к лучшему, процесс совершенства.
- Пусть так, но какой смысл проекта? –Я задал тот же вопрос, понимая, что если задам другой, он так и не объяснит мне в чем дело.
- Ответ в тебе, и ты знаешь его, но зачем задаешь мне этот вопрос снова и снова? – Услышав это, я начал раздражаться, как же достали эти старики со своими абстрактными бреднями.
- Не понимаю, - расстроено ответил я.
- Поймешь. Я вижу, что тебе не нравятся неоднозначные ответы, но лучше чем есть не могу сказать.
- Зачем я здесь?
- Заменить меня, но сначала ты должен побыть в шкуре Гимлера.
- А если я не хочу этого?
- А ты не хочешь? – Старик улыбнулся. На самом деле я сам не знал, чего теперь хочу, и он видимо знал это.
- Могу я увидеть Юлю? – Неловко проронил я.
- Можешь, но не сейчас. Сначала ты побудешь Гимлером, а после ты займешь мое место, и я смогу отдохнуть.
- Что мне нужно делать?
- Гимлер тебе все объяснит, иди к нему, а после приходи ко мне.
Выйдя с комнаты, меня встретил Гимлер, как и говорил наставник, он все объяснил. Сутью было то, что нужно было провести по той же дороге что и я другого человека. Я сделал это за два месяца, мой подопечный покончил жизнь самоубийством в лагере. Вечером, когда все уже легли он повешался, в кармане была обнаружена записка.
« Я знаю, что вы делаете с людьми, вот только я остался собой, а вы давно потеряли себя. Кто победил? Я победил!»
Записка была короткой. Но меня интересовал другой вопрос, знал ли он все, что тут происходит? На счет изменений он не ошибся, или я был плохим Гимлером, но возможно он подошел к сути, но почему тогда напугался? Не был готов? Любое рассуждение приводило лишь к вопросам, он многое мне не договаривал, а в этом моя вина, я не смог прочувствовать подопечного. Я винил себя в его смерти, но скорее по причине своей неудачи, чем по его самоубийству. Гимлер говорил, что это частый исход, но мне все равно было сложно принять промах.
Политика нужна была, чтобы человек смотрел шире, чем он сам. Третий рейх это довольно таки хорошее решение данного вопроса, в людях затрагивали патриотические нотки, но они не звучали мелодией, они угасали, звук прекращался. Дом был результатом проверки, способен ли человек думать и решать конкретные задачи; развалить целую страну? Как? Хоть одно бредовое решение, но должно быть, иначе человек бесполезен, всего лишь результат ошибки координаторов, таких убивали. Лагерь был нужен для воспитания силы воли. Любовь как идея, причина не сдаваться. Постоянная ложь, как суть жизни, нужно уметь просчитывать варианты и уметь действовать. Таким был проект, он отсеивал людей, в год по нему проходило человек двадцать, оставались лучшие три, четыре. Эти люди присоединялись к нам и были готовы служить идеи. Идея была создать идеальный мир; мне не все договорили при встрече, я единственный после наставника, кто слышал другое. Полностью все я услышал только когда пришел во второй раз, за это время я успел ознакомиться с проектом.
Глава XVIII
- И вот я пришел во второй раз, как вы и пожелали, - настойчиво начал я, - говорите теперь все.
- Правда в том, - отвечал старик, - что ты можешь делать все что угодно с этим проектом, тебя будут слушать, тебе будут подчиняться, ты можешь его даже уничтожить, вот только принесет ли тебе это счастье? К этому ли ты стремишься? Знаешь, я был уже на твоем месте, мне хотелось все разрушить, первое время … я тогда выбежал спасать возлюбленную, я ненавидел этих людей, всех, готов был убить, но меня встретил приклад, я лежал, а меня пинали; и в этот момент на моих глазах продолжался спектакль. Она хорошая актриса, а я был влюбленный глупец. В тот день я не выдержал, потому что был слабее тебя, залез уже было в петлю, но один из стариков остановил меня, он рассказал мне о проекте; об этом не знает никто кроме тебя, он сделал это из-за жалости, а я отблагодарил его смертью, когда уже стал во главе. Он же радостно принял избавление, я убил его собственноручно в одну из ночей, когда светила убывающая луна, за окном было светло, и я помню, как поблескивал мой нож. Тогда я задумался о сути того, что делаю и не смог прийти к другому решению, как просто оставить проект таким, каким мне его передали. Я старел, даже очень быстро старел, и ждал, того кто меня сменит и вот дождался, в тебе достаточно храбрости, чтобы взять на себя эту ответственность и достаточно знаний, чтобы обновить проект, изменить начало, суть, улучшить. Можешь в этом не сомневаться, проект делает именно это, он ищет лидера и верных людей своему лидеру. Бремя не зря выпало на тебя. Это собственно все, что тебе нужно знать от меня, проект не просто злая игра, это система отбора, я думаю, ты это выяснил, пока был Гимлером. Ну да ладно, хватит разговоров, я не для этого столько ждал, чтобы дождавшись бесконечно говорить. Теперь я могу идти на покой, но не без твоей помощи. Ты поможешь мне? – Уставшим голосом пробормотал старик.
- Ну, да, - неуверенно произнес я.
- Открой шкатулку на тумбе.
Когда я открыл шкатулку, я увидел нож, с блестящим лезвием.
- Это тот самый. Ты знаешь что делать, - произнес он.
Мне не было жалко старика, он сам этого хотел … я убил его без промедлений, а нож оставил себе. Так было задумано изначально, но теперь что должно быть с проектом решаю я. Первым делом я решил увидеть Юлю.
- Где она? – Спросил Гимлера я, покидая комнату.
- Саш, ты бы присел, - начал он, - тут такое дело…
- Говори как есть. Что с ней?
- Она умерла, еще перед тем как ты был Гимлером, я хотел сказать, но мне запретили, я не мог …
Какое-то время я не слышал речь, но виду не подавал, просто стоял молча, и не шевелился, но затем произнес:
- Вези к месту, где она похоронена. Ты отец, ты должен знать.
Он безоговорочно меня послушался. Во время поездки я сидел на заднем сидении и вспоминал, как мы стояли на берегу, совершенно голые и держались за руки. Мы тогда говорили, что будем вместе до самой смерти, обменивались приятными банальностями, но были честны друг перед другом. Пусть она играла, но о чувствах не врала никогда. Мы, то танцевали, то бегали, еще раньше бродили по городу, идя туда, где светофор зеленый; мы всегда выбирали зеленый свет, а если его не было, возвращались обратно; чтобы ни случилось, не останавливались. Сейчас это смешно, по детски представляется, но счастье за дурачество было вполне ощутимым. Как менять жизнь теперь? Как быть? Что делать? Ведь нет моей любимой, а что за монарх без счастья. Выбирать цели? Они скучны. Я превращусь в тирана или развалю все.
Приехали мы быстро или мне так казалось, теперь уже давно потерян этот фрагмент памяти. Я помню, в глазах не было воды, но горло держало ком. Неуверенно ступил на кладбище, пошатнулся, медленно проследовал за Гимлером. Проходя через ряды, бросал взгляд на имена, фамилии, года; было так много людей, увидел множество разных могил и думал, что каждый похоронил здесь любовь.
Затем мы остановились, я поднял глаза, на памятнике были Юлины года. Гимлер недолго посмотрев, ушел, оставив на лавке бутылку виски. Это его дочь, это моя любимая, это ее последнее пристанище. Я взял горсть земли, пересыпал в другую ладонь и тихо произнес:
- Помнишь, я обещал тебе быть счастливым, - легко ухмыльнувшись, вспоминая тот самый момент обещания, произнес, - я не смогу сдержать своих слов … без тебя не смогу.
Затем сел на лавку, открыл бутылку и дальше накатанный сценарий. Я никого так не любил и потери больше этой не испытывал. Годами были привязаны воспоминания, я часто ездил к ней, но это не из верности, это из-за того что я так и не смог открыться чтобы полюбить другую. Тем вечером как по заказу пошел дождь, дорогу сильно размыло, одна из них была земляная, мы встали посреди поля. Я вышел под дождь, он тушил мой пожар изнутри, но не унимал боли. Казалось, что все, я перестал чувствовать, но нет, еще есть чувства и любовь в этом теле.
Время шло, проект жил в прежнем режиме до тех пор, пока я не отошел от личной драмы и не начал преобразования. На тот момент я уже понимал, что идеологом должен быть Гимлер, хорошо промывающий мозги и имеющий двадцатилетний опыт за спиной. Его назначил главой вместо себя, он говорил речи на собраниях, призывал обращаться к внутреннему голосу людей и говорить с ним. Это дает убеждение, ведь именно внутренний голос, то шепчет, то кричит внутри каждого человека, призывая к действию или его отсутствию.
Если нацеленность мы сменили, то стратегию вербовки оставили как прежде. Она, не смотря на всю свою жестокость, создает и отбирает лучших.
- Нас мало, но мы сильны! – Говорил на собрании Гимлер.
До конца речи я не смог досидеть, мне не хватило воздуха, вся эта бесконечная борьба утомляла меня; нельзя бесконечно вести войну без побед, люди начнут сомневаться. Проект становился все больше, мы разрастались, но продолжали сидеть в ожидании. Гимлер явно тянул.
Собрание закончилось, я сидел в коридоре на лавке, ко мне подошел Гимлер и сел рядом.
- Так и не пришел в себя? – Тихо спросил он, словно обращался не к моему сознанию, а к моей душе.
- Дело не в этом, - отвечал я, - это все не то. Ты сам видишь, сколько нас; что мы можем сделать, а что нет, но, тем не менее, тянешь. Почему?
- Потому что это не моя война. Людей должен повести ты, а не я.
- Я не могу, … у меня нет мотивации, желания, сил. Живу словно в вакууме, весь внешний мир мне безразличен, нет, это не потому что Юля …, - я опустил взгляд, - просто во мне погас огонь, который горел все это время. Я изменился. Во мне просто ошиблись.
- Это тяжелое бремя, я знаю, но люди не ждут от тебя этих слов. Все мы что-то потеряли в этой войне, ты просто не дай потерям быть пустыми. Они должны что-то значить, хотя бы для людей, пусть не для тебя, дай им смысл. Хотя бы просто начни и все изменится и для тебя и для них, ты увидишь огонь, и этот огонь зажжет и тебя!
- Легко говорить, особенно тебе, ты опытный.