– Это точный перевод? – поинтересовался Джо.
– Клише неоп…
– О’кей, – пожал плечами Джо. – Разъединяюсь. – Он повесил трубку и широко улыбнулся. Простая забава наконец расшевелила его, оторвав от мрачных раздумий.
Поколебавшись минуту, он набрал номер старика Смита в Нью-Йорке.
– Контора закупки и снабжения, отдел седьмой, – подал голос Смит. На сером экранчике возникло лицо, напоминавшее морду гончей собаки, терзаемой несварением желудка. – О, это ты, Фернрайт? Что-нибудь есть для меня?
– Очень легкая штука, – начал было Джо. – Клише неоп…
– Погоди, ты лучше послушай мою, – перебил Смит. – Это необычная штучка. Ты ни за что не разгадаешь. Слушай. – Он читал быстро, запинаясь и захлебываясь слюной. – «Болотные постоянства». Автор – «Шкала Гвоздеяблока».
– Нет! – вдруг выпалил Джо.
– Что – нет? – Смит поднял голову, недоуменно прищурившись. – Ты же не попробовал. Я дам тебе время. Как по правилам, пять минут. У тебя пять минут в запасе.
– Я выхожу, – заявил Джо.
– Выходишь? Из Игры? Но ты же достиг такого уровня!
– Хватит с меня экспериментов, – отрезал Джо. – Надоело прикидываться интеллектуалом, корчить из себя черт знает кого. Закрою номер телефона и нырну на дно. Никаких больше игр. – Он сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. – Я скопил шестьдесят пять четвертинок. Довоенных. Это заняло два года.
– Монет? – ахнул Смит. – Металлических монет?
– Целый асбестовый мешок под радиатором у меня дома, – сказал Джо. – Это равно… – Ему пришлось посчитать в блокноте. – Десять миллионов долларов в товарных талонах. По сегодняшнему курсу в газете. – Джо глянул на Смита. – На моей улице, у перекрестка, есть будка…
Про себя Джо подумал: «Сегодня я попытаю счастья. Интересно, если в итоге у меня окажется достаточно монет? Говорят, мистер Найм дает очень мало… или, другими словами, просит очень много. Но шестьдесят пять четвертинок – это предостаточно».
После гнетущей паузы Смит медленно проговорил:
– Я понял. Что ж, желаю удачи. Может, получишь слов двадцать на всю сумму. Парочку пустых фраз. «Поезжайте, мол, в Бостон. Спросите…» – скажет мистер Найм и закроет лавочку. Приемная коробка зазвенит; твои монеты провалятся туда, в лабиринт труб, перекатываясь под давлением к центральному мистеру Найму в Осло. – Он почесал у себя под носом, словно вытирая сопли, как школьник, уставший от зубрежки. – Завидую тебе, Фернрайт. Вдруг пары фраз будет достаточно? Я однажды консультировался. Кинул пятьдесят четвертушек. «Поезжайте в Бостон, – сказал мистер Найм. – Спросите…» – и отрубился. И как мне показалось, с удовольствием. Будто ему нравится отключаться, будто мои четвертушки вызывают у него приятную щекотку. Наверное, даже у механического организма есть свои маленькие удовольствия. Но ты давай, попробуй.
– О’кей. – Джо заставил голос звучать твердо.
– Когда он переварит твои четвертинки… – продолжал Смит.
– Я тебя уже понял, – резко оборвал его Джо.
– Никакие молитвы… – твердил Смит.
– О’кей, – повторил Джо.
Минуты две они молчали, глядя друг на друга.
– Никакие молитвы, – закончил Смит, – ничто на свете не заставит эту Богом проклятую машину выплюнуть хоть одно лишнее слово.
– Гмм. – Джо старался не показывать виду, но слова Смита оказали свое действие. Он почувствовал вдруг неестественный холод. Ощутил дуновение – воющий вихрь – ужаса. «Примерно так, наверное, переживает приговоренный к смерти, – подумал он. – Урезанное, чахоточное сообщение от мистера Найма, а потом, как выражается Смит, – облом. Выключающийся мистер Найм – это облом из черного железа, старого железа допотопных времен. Окончательный отказ. Если и существует адская бездна, то вот что это такое – монетки, опущенные в мистера Найма, проваливаются в никуда».
– Можно, я – очень быстро – загадаю тебе одну штуку? – попросил Смит. – Она пришла с компьютера в Намангане. Послушай. – Он лихорадочно схватил длинными, дрожащими пальцами сложенный лист бумаги. – «Шахматная фигура, доведенная до банкротства». Знаменитый кинофильм, примерно…
– «Ростовщик», – проговорил Джо безжизненным тоном.
– Да! Вы правы, Фернрайт, вы действительно правы, и можете размахивать руками, а также вилять хвостом. Еще одну? Не вешайте трубку! У меня есть действительно хорошая шарада, погодите!
– Задайте ее Хиршмайеру из Берлина, – сказал Джо и отключился.
Он опустился в свое оборванное, древнее кресло и только сейчас разглядел, что на почтовом ящике включилась красная сигнальная лампочка – очевидно, пару минут назад. «Странно, – подумал Джо. – Сегодня после четверти второго нет рассылки. Специальная доставка?» Он нажал кнопку.
Выкатилось письмо. Действительно – спецдоставка.
Джо вскрыл конверт. Внутри была полоска бумаги. Она гласила: «МАСТЕР, ТЫ МНЕ НУЖЕН. Я ЗАПЛАЧУ».
Без подписи. Без обратного адреса.
«Боже, это что-то реальное и весомое. Это верняк».
Джо осторожно развернул кресло к письменному столу, чтоб хорошо был виден патрубок от ящика. И приготовился ждать.
«Буду ждать новых известий, – решил Джо. – Пусть даже заморю себя голодом. Правда, по собственной воле подыхать не хочется… Надо жить. И ждать».
Он стал ждать.
Глава 2
Но в этот день ящик больше не преподнес сюрпризов. И Джо Фернрайт побрел домой.
«Дом» – это, конечно, громко сказано. Всего лишь комнатушка-модуль почти на уровне улицы, в уродливом небоскребе-муравейнике. Когда-то компания «Радость труженика» из Большого Кливленда, наведывающаяся сюда каждые полгода, соорудила трехмерную копию калифорнийского пейзажа. С тех пор вид на долину Кармел заполнял эрзац-окно. В последнее время, поскольку дела у Джо шли плохо, он уже не пытался вообразить, будто живет на огромном холме с видом на море и на величественные леса. Он удовлетворился – или, скорее, смирился – с тем, что созерцает бледную, вялую, голубоватую траву. И к тому же, если этого было недостаточно, он мог запустить «мозгодуй» – психоактивный аппарат, вмонтированный в шкаф. Когда Джо бывал дома, аппарат заставлял верить, что эрзац-пейзаж настоящий.
Наваждение покинуло разум, а иллюзия больше не заглядывала в окно. Вернувшись «домой» с работы, Джо окунулся в омут безграничной тоски, раздумывая, как обычно, о тщете собственной жизни.
В свое время Кливлендский институт шедевров прошлого регулярно поставлял работу. Калильная игла сплавляла между собой множество фрагментов, воссоздавала одно керамическое изделие за другим, как когда-то учил отец. Но эта работа осталась позади; все керамические экспонаты музея давно уже приведены в порядок.
Оглядывая серый кубик модуля, Джо с горечью отмечал, насколько беден и скуп интерьер жилища. Когда-то его посещали богатые заказчики с дорогими, изысканными вазами. Он все это исправно реставрировал. Но ничего не оставил себе – ни единого горшочка, который мог бы скрасить вид каморки, заменив лживую глупость эрзац-окна. Однажды, сидя вот так, Джо подумал о калильной игле.
«Если я приставлю этот маленький инструмент к груди, – размышлял он, – и направлю прямо в сердце, то меньше чем за секунду со мной будет все кончено. В некотором смысле мощное орудие. Недоразумение, которым является моя жизнь, было бы исчерпано. Почему нет?»
Но странная записка, полученная по почте… Как этот человек – или эти люди – узнал о нем? В поисках клиентов Джо постоянно давал маленькое объявление в «Керамик мантли» – и через это объявление сочилась тоненькая струйка заказов. Годами сочилась – и вот иссякла. Но это… Какая странная записка!
Он поднял трубку телефона, набрал номер и через несколько секунд увидел лицо своей бывшей жены Кейт. Самоуверенная, энергичная блондинка.
– Привет, – сказал Джо как можно дружелюбнее.
– Где последний чек на алименты? – резко спросила Кейт.
– У меня тут наметилась работа, – заерзал Джо. – Наверное, сумею отдать все долги, если это дело…
– Какое еще дело? – со злостью перебила Кейт. – Очередная идиотская выдумка? Маразм, всплывший из недр твоих, с позволения сказать, мозгов?
– Записка… – выдавил Джо. – Я хочу ее тебе прочесть: может, ты поймешь больше, чем я. – Бывшая жена (хоть Джо и ненавидел ее за это – как и за многое другое) была сообразительна. Даже теперь, спустя год после развода, он все еще полагался на силу ее интеллекта. «Странное дело, – думалось ему порой, – разве можно ненавидеть человека и не желать встречи с ним, но в то же время искать его и спрашивать совета. Это же иррационально… Или, наоборот, сверхрационально – быть выше ненависти?..»
В конце концов, Кейт не сделала ему ничего дурного – лишь давала понять, регулярно и настойчиво, что Джо не способен приносить в дом деньги. Она научила его ненавидеть себя, а сделав это, бросила.
А он по-прежнему звонит ей и спрашивает у нее совета…
Джо прочел вслух записку.
– Скорее всего, это нелегальщина, – не раздумывая, заметила Кейт. – Ты знаешь, мне наплевать на твои заморочки с работой. Разбирайся сам. Или попроси помочь ту кошку, с которой теперь лижешься. Наверное, какая-нибудь восемнадцатилетняя пигалица, которая ни черта не знает и не умеет. Ведь у нее нет опыта зрелой женщины.
– Что ты имеешь в виду под словом «нелегальщина»? – спросил Джо. – Как могут быть вазы нелегальны?
– Порнографические вазы. Те, что делали китайцы во время войны.
– О боже, – изумился Джо. Ему такая мысль и в голову не пришла бы. Кто б мог о подобном подумать, кроме Кейт? Она, помнится, похотливо пялилась на такие вазы, побывавшие в его мастерской.
– Вызови жандармов, – посоветовала Кейт.
– Я…
– Еще что-нибудь придумал? – съязвила Кейт. – Ты помешал мне обедать, и не только мне, а всем, кто ко мне пришел в гости.
– А можно, и я зайду? – попросил Джо.
И тут же почувствовал, как сердце ушло в пятки. Долгое одиночество всегда рождает страх быть посланным куда подальше. И бывшая женушка умело манипулировала этим. Джо каждый раз охватывал ужас, что Кейт возьмет и спрячется в свой неприступный шахматный замок, замок ее души и тела, который она отваживалась покидать лишь для того, чтобы нанести одну-две раны. А затем вновь исчезнуть, оставив только безжизненную маску любезности. И маска эта, холодный слепок презрительного равнодушия, ранила еще больнее, чем поток беспочвенных оскорблений.
– Нет, – отрезала Кейт.
– Почему?
– Ты же не в состоянии ничего предложить – ни словом, ни делом. Ты сам много раз говорил: твой талант в твоих руках. Он состоит в том, чтобы притащиться ко мне, разбить одну из моих чашек, чашек короля Альберта с синей глазурью, а потом торжественно ее починить? Джо, ты похож на магическое заклинание, составленное так, чтобы вызывать у всех приступы смеха…
– Я могу просто посидеть поговорить о чем-нибудь, – предложил Джо.
– Приведи-ка пример.
– Чего? – переспросил он, глупо уставившись на ее лицо в экране телефона.
– Ну, скажи что-нибудь дельное.
– Прямо сейчас, что ли?
Кейт кивнула.
– Музыка Бетховена прочно укоренена в реальности. Вот что делает ее уникальной. С другой стороны, такой несомненный гений, как Моцарт…
– Заткнись! – рявкнула Кейт и повесила трубку. Экран затянуло серым.
«Не стоило напрашиваться в гости, – тоскливо подытожил Джо. – Я приоткрылся и дал ей возможность плюнуть мне в душу. Она всегда на этом играет. Господи, зачем я ей позвонил? – Он встал и уныло стал мерять шагами комнату. Движение становилось все более бесцельным, и в итоге Джо наконец остановился. – Черт возьми, надо выбросить всю пакость из головы! Думать не о том, что бывшая жена наговорила гадостей, а о том, означает ли что-нибудь сегодняшнее послание. Порнографические вазы… Кейт, возможно, права. А чинить порнуху запрещено, вот в чем дело».
«Я вообще-то мог бы и сам догадаться, прочитав записку, – пнул себя мысленно Джо. – Но в этом-то разница между мною и Кейт. Она поняла бы сразу. Я бы, наверное, догадался, только починив горшок и разглядев его потом как следует. Я просто дефективный. По сравнению с Кейт. По сравнению со всеми нормальными людьми».
«Арифметическая сумма, выброшенная в дырявый поток. – Джо криво усмехнулся. – Предел моих возможностей: придумывать идиотские шарады для Игры. Ну и что?»
«Мистер Найм, – заголосил он про себя, – спасите меня! Время пришло!»
Джо протиснулся в крошечную ванную, примыкающую к модулю, и рывком приподнял крышку сливного бачка. Никто не станет без надобности заглядывать в унитаз, полагал Джо. Там висел асбестовый мешок с четвертинками. Но кроме мешка Джо увидел на поверхности воды маленький пластмассовый пенал. Интересно, откуда он тут взялся?
Выловив его из воды, Джо, не веря своим глазам, обнаружил, что в пенал вложен свернутый листок бумаги. Записка, плавающая в сливном бачке, словно бутылка, брошенная в море. Этого быть не может. Джо стало смешно. Боже, но этого же просто не может быть! Однако смех угас в зародыше: подкатила волна страха. Даже не страха, а панического ужаса. Еще одно послание! Вроде того, что пришло по почте. Но никто так не посылает сообщения… на Земле.
Джо, собравшись с силами, прочел текст. Потом перечитал снова.
Я ЗАПЛАЧУ ТЕБЕ ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ТЫСЯЧ КРАМБЛОВ.
«Именем Господа, что еще за крамблы?» Страх перешел в смятение. Джо почувствовал, как плотный комок жара поднялся по спине к затылку: тело, как и разум, пыталось смириться с происшедшим. С тем, чему случаться никак нельзя.
Вернувшись в комнату, Джо снял трубку и набрал номер круглосуточной лингвослужбы.
– Что такое крамбл? – задал он вопрос роботу-автоответчику.
– Частица раскрошенного вещества, – сообщил робот. – Другими словами, мелкий осколок. Маленькая долька или частичка. В английском языке слово существует с тысяча пятьсот семьдесят седьмого года.
– А в других языках? – спросил Джо.
– На среднеанглийском – «кремелен». На староанглийском – «гекримиан». На средневерхнеготском…
– А как насчет неземных языков?
– На урдийском наречии Бетельгейзе-Семь это означает маленькое отверстие временного характера; клин, который…
– Не то, – оборвал Джо.
– На Ригеле-Два это мелкое живое существо, которое бегает…
– Опять не то, – перебил Джо.
– На плабкианском наречии Сириуса-Пять «крамбл» – это денежная единица.
– Вот оно, – выдохнул Джо. – Теперь подскажите, сколько составляют тридцать пять тысяч крамблов в земных деньгах.
– Извините, но вам придется по этому вопросу проконсультироваться с банковской службой, – сказал робот-переводчик. – Найдите номер в вашей телефонной книге. – Он отключился, экран погас.
Джо нашел номер и дозвонился до банковской справочной.
– Мы не работаем ночью, – ответил робот.
– По всему миру? – изумился Джо.
– Сейчас перерыв.
– Сколько же мне ждать?
– Четыре часа.
– Моя жизнь, вся моя судьба… – Но он говорил уже в умолкшую, будто умершую трубку. Банковский робот прервал контакт.
«Возьму-ка я да завалюсь спать. И время пробежит незаметно», – решил Джо. Было семь. Он мог поставить будильник на одиннадцать.
Нажатием нужной кнопки кровать выдвигалась из стены, при этом она фактически заполняла весь модуль – гостиная становилась спальней. «Четыре часа», – повторял Джо, налаживая механизм прикроватных часов. Он лег, устроился поудобнее – насколько позволяла несуразная постель, – и потянулся к регулятору сновидений.
Раздался гудок.
«Чертов сонный контур! Даже в такую рань я обязан его включать!» Он вскочил, открыл ящичек у кровати и достал инструкцию. Да, принудительное сновидение требовалось при каждом использовании кровати… если, конечно, не нажимать сексуальный тумблер. «Попробую-ка, – подумал Джо. – Скажу ему, что занимаюсь изучением библейского чувства женщины».
Он снова пощелкал регулятором сна.
– Вы весите сто сорок фунтов, – откликнулась кровать. – Это как раз тот вес, который на мне размещен. Значит, вы не занимаетесь совокуплением. – Регулятор автоматически отключился, и в тот же момент кровать стала нагреваться.