– А чем же я-то хуже? – Мюнхгаузен выпрыгнул из брички и уже стоял рядом с пастором. – Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию!
– Не всех! – Пастор стукнул кулаком по бричке.
– Вижу! – Барон тоже стукнул кулаком по бричке. – Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника!
То ли от этих слов, то ли от стука лошади заржали и рванулись вперед с пустой бричкой. Пастор побежал за ними.
– Вы… Вы… чудовище! – кричал пастор, на бегу оглядываясь. – Проклинаю вас! И ничему не верю! Слышите? Ничему! Все – ложь! И ваши книги, и ваши утки – все обман! Ничего этого не было!
Мюнхгаузен грустно улыбнулся и пошел в обратную сторону.
Из дверей дома вышли обеспокоенные музыканты. Мюнхгаузен сделал им знак рукой, и возникла музыка. Марта стояла в открытом окне второго этажа. Лицо ее было печально, по щекам текли слезы.
Дирижируя оркестром, Мюнхгаузен попытался ее успокоить:
– Это глупо. Дарить слезы каждому пастору слишком расточительно.
– Это уже четвертый, Карл…
– Плевать! Позовем пятого, шестого, десятого… двадцатого…
– Двадцатый придет как раз на мои похороны, – улыбнулась Марта сквозь слезы.
– Перестань! – поморщился Мюнхгаузен. – Стоит ли портить такой вечер. Смотри, какая луна! И я иду к тебе, дорогая!
Рамкопф прижался к стволу дерева и осторожно выглянул оттуда.
Марта на мгновение исчезла, а затем выбросила из окна веревочную лестницу. Лестница упала к ногам Мюнхгаузена. И он ловко полез вверх под соответствующее музыкальное сопровождение.
Потом они уселись на подоконнике, свесив ноги, и Марта сказала:
– Мне больно, когда люди шепчутся за моей спиной, когда тычут пальцем: «Вон идет содержанка этого сумасшедшего барона…» А вчера наш священник заявил, что больше не пустит меня в церковь.
– Давай поговорим лучше о чем-нибудь другом, – предложил Мюнхгаузен, вздыхая. – Смотри, какой прекрасный вечер! – Он указал на голубое небо и сoлнце, которое стояло в зените.
– Сейчас вечер? – спросила Марта, вытирая слезы.
– Разумеется, – улыбнулся Мюнхгаузен. – Поздний вечер.
Он прыгнул в комнату. Зажег свечи, и появившийся в доме оркестр заиграл вечернюю мелодию.
– Прости меня, Карл, я знаю, ты не любишь чужих советов… – Марта неуверенно приблизилась к нему. – Но, может быть, ты что-то делаешь не так?! А? – Он повернулся к ней, и они внимательно посмотрели друг другу в глаза. – Может, этот разговор с пастором надо было вести как-то иначе? Без Софокла…
– Ну, думал развлечь, – попытался объяснить барон. – Говорили, пастор – умный человек…
– Мало ли что про человека болтают, – вздохнула Марта.
– Не меняться же мне из-за каждого идиота?!
– Не насовсем!.. – тихо произнесла Марта и потянулась к нему губами. – На время. Притвориться! – Она закрыла глаза, их губы соединились. – Стань таким, как все… – Марта целовала его руки. – Стань таким, как все, Карл… Я умоляю…
Он открыл глаза и огляделся вокруг:
– Как все?! Что ты говоришь?
Он попятился в глубь комнаты. Приблизился к музыкантам, внимательно разглядывая их лица.
– Как все… Не двигать время?
– Нет, – с улыбкой подтвердил скрипач.
– Не жить в прошлом и будущем?
– Конечно, – весело кивнул второй музыкант.
– Не летать на ядрах, не охотиться на мамонтов? Не переписываться с Шекспиром?
– Ни в коем случае, – закрыл глаза третий.
– Нет! – крикнул Мюнхгаузен, и музыканты перестали играть. – Я еще не сошел с ума, чтобы от всего этого отказываться!
Марта бросилась к нему. Попыталась обнять:
– Но ради меня, Карл… ради меня…
– Именно ради тебя! – тихо сказал он, отстраняясь. – Если я стану таким, как все, ты меня разлюбишь. И хватит об этом. Ужин на столе.
– Нет, милый, что-то не хочется… я устала. – Она медленно пошла к двери.
– Хорошо, дорогая, – задумчиво сказал он, глядя ей вслед. – Поспи. Сейчас я сделаю ночь. – Он посмотрел на неподвижных музыкантов и громко крикнул им: – Ночь!
Они спохватились и поспешно бросились прочь из комнаты, снимая на ходу сюртуки, взбивая подушки, укладываясь в постели…
Рука Мюнхгаузена перевела стрелки часов на двенадцать.
Появился довольный Томас с подносом:
– Господин барон!
Мюнхгаузен резко обернулся и гневно произнес:
– Что ты орешь ночью?
– Разве уже ночь? – изумился Томас.
– Ночь.
– И давно?
– С вечера. Посмотри на часы.
– Ого!
– Что еще?
Томас перешел на зловещий шепот:
– Я хотел сказать: утка готова.
– Отпусти ее. Пусть летает.
Мюнхгаузен устало прислонился к стене и закрыл глаза.
Томас с некоторым сомнением повертел зажаренную утку в руках и швырнул ее в открытое окно…
Наблюдающий за домом Рамкопф от неожиданности едва не свалился с дерева.
Из окна дома, хлопая крыльями, вылетела дикая утка и скрылась за развесистыми кронами деревьев.
Рамкопф выскочил из кустов и подбежал к дому барона. Окно по-прежнему было распахнуто, из него по стене спускалась веревочная лестница.
Рамкопф огляделся и быстро полез по лестнице вверх. Убедившись, что его никто не видит, перебрался в дом. Озираясь и пробираясь на цыпочках, он сделал несколько осторожных движений. Взгляд его упал на секретер. Перед ним лежал лист бумаги, на котором было что-то начертано. Рамкопф быстро схватил бумагу, спрятал в нагрудный карман. Послышались чьи-то шаги. Он вздрогнул. Метнулся к окну. Перемахнул через подоконник.
Через несколько мгновений он уже был в седле и мчался галопом в сторону леса…
– Нельзя!.. Нельзя так сидеть и ждать! Ведь в конце концов он обвенчается с этой девкой! – кричал Феофил Мюнхгаузен, с пафосом заламывая руки.
– Успокойся, Фео! – Баронесса ринулась через гостиную к двери. – Что можно сделать? Сегодня должен приехать бургомистр. Он был в канцелярии герцога…
– Что могут решить чиновники, мама! – взвизгнул Феофил и бросился вдогонку. – Надо действовать самим!
Баронесса стремительно вышла из гостиной. У балюстрады ее встретил лакей:
– Господин Рамкопф.
Генрих Рамкопф стоял внизу у парадной лестницы. По его взгляду баронесса поняла, что есть важная новость. Они бросились навстречу друг другу.
Рамкопф вынул из нагрудного кармана листок и протянул баронессе. Она быстро пробежала его глазами. Потом взглянула на Рамкопфа:
– Браво, Генрих! Это ценная улика.
Он поцеловал ей руку. Приблизился к ее губам. И тотчас сверху закричал Феофил:
– Господин Рамкопф, вы друг нашей семьи, вы много делаете для нас. Сделайте еще один шаг!
– Все, что в моих силах! – любезно отозвался Рамкопф.
Феофил сбежал вниз по лестнице:
– Вызовите отца на дуэль!
– Ни в коем случае! – побледнел Рамкопф.
– Но почему?
– Во-первых, он меня убьет, – начал объяснять Рамкопф. – Во-вторых…
– И первого достаточно, – перебила его баронесса. – Успокойся, Фео!
– Я не могу успокоиться, мама! – Феофил заметался по дому, сжимая кулаки. – Все мои несчастья из-за него! Мне уже девятнадцать, а я всего лишь корнет, и никакой перспективы… Даже на маневры меня не допустили. Полковник заявил, что он отказывается принимать донесения от барона Мюнхгаузена. – Он остановился перед портретом Мюнхгаузена. – Почему ты держишь в доме эту мазню?
– Чем она тебе мешает? – в свою очередь вспылила баронесса.
– Она меня бесит! – взвизгнул Феофил и схватил шпагу. – Изрубить ее на куски!
– Не смей! – баронесса бросилась к сыну. – Он утверждает, что это работа Рембрандта.
– Чушь собачья! Вранье!
– Конечно, вранье! – согласилась баронесса. – Но аукционеры предлагают за нее двадцать тысяч.
– Так продайте, – посоветовал Рамкопф.
– Продать – значит признать, что это правда.
В дверях появился лакей:
– Господин бургомистр.
– Наконец-то! – облегченно вздохнула баронесса.
Бургомистр был явно растерян.
– Добрый день, господа! – Он приложился к ручке баронессы. – Вы, как всегда, очаровательны. Рамкопф, вы чудесно выглядите. Как дела, корнет? Вижу, что хорошо.
– Судя по обилию комплиментов, вы вернулись с плохой новостью, – прервала его баронесса.
Бургомистр пожал плечами:
– Судья считает, что, к сожалению, пока нет достаточных оснований для конфискации поместья барона и передачи его под опеку наследника.
– Нет оснований! – возмутился Рамкопф. – Человек разрушил семью, выгнал жену с ребенком.
– Каким ребенком?! – возмутился Феофил. – Я – офицер.
– Выгнал жену с офицером! – продолжал с пафосом Рамкопф.
– Насколько я знаю, они сами ушли, – возразил бургомистр.
– Да! – подтвердила баронесса. – Но кто может жить с таким человеком?
– Видите, фрау Марта – может.
– Но ведь она – любовница! – воскликнул Рамкопф. – Господа, давайте уточним! Имеешь любовницу – на здоровье! Все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились. Это аморально!
– Господин бургомистр, я прошу вас меня сопровождать! – решительно воскликнула баронесса. – Я немедленно отправляюсь к его величеству герцогу Георгу вместе с моим адвокатом, – она взглянула на Рамкопфа.
Баронесса рванулась к выходу, за ней все остальные.
– Немедленно заложить лошадей!
– Карета готова! – крикнул кучер.
Бургомистр догнал ее возле открытого экипажа:
– Умоляю вас, баронесса, я не хотел огорчать вас сразу.
– Что?
– Его величество герцог удовлетворил прошение барона о разводе.
Наступила секундная пауза.
– Не может быть…
Побледневшую баронессу поддержал подоспевший Рамкопф.
– К сожалению, это факт, – вздохнул бургомистр. – Это даже больше, чем факт, – так оно и было на самом деле. Последнее время наш обожаемый герцог находится в некоторой конфронтации с нашей обожаемой герцогиней. Будучи в некотором нервном перевозбуждении, герцог вдруг схватил и подписал несколько прошений о разводе со словами: «На волю! Всех – на волю!» Теперь, если духовная консистория утвердит это решение, барон может жениться во второй раз!
– Так! Доигрались! – взвизгнул Феофил и обнажил шпагу. – Ну нет! Дуэль! Только дуэль!..
– Немедленно к герцогу! – придя в себя, воскликнула баронесса и бросилась в экипаж.
– Успокойтесь, баронесса, – последовал за ней бургомистр. – Надо все хорошенько обдумать…
– Я уже все обдумала. – Экипаж покатился к воротам. Рамкопф прыгнул в него на ходу. – Раз он хочет жениться – мы посадим его в сумасшедший дом!..
– Дуэль! – закричал Феофил и взмахнул шпагой. – Господин барон, я убью вас! – Он нанес несколько ударов по предметам, которые появились на его пути, и сделал ряд эффектных фехтовальных выпадов. – Кровь! Пусть прольется кровь!..
Замелькала анфилада комнат. Перед стремительно шагающей баронессой засуетился, забегал, задергался юркий маленький секретарь герцога.
– Это невозможно! Это немыслимо! Это неприемлемо!.. – торопливо произносил он, то забегая вперед и расставляя руки, то отставая от проворно шагающих баронессы, бургомистра и Рамкопфа.
– Ни в коем случае! – Секретарь уперся спиной в массивные двери кабинета. – Его величество занят важнейшими государственными делами. Он проводит экстренное совещание. Его вообще нет на месте!!
Умные глаза герцога отражали напряженную работу мысли.
– Ваше величество, – послышался волевой женский голос. – Может быть, все дело в нашем левом крыле?
– Да, пожалуй…
Герцог понял свою ошибку и горько усмехнулся. К нему приблизилась Первая фрейлина.
– Может быть, нам стоит урезать верха и укрепить центр? – тихо предложила она.
– Так и сделаем, – задумчиво сощурился герцог. – Опустим правую бретельку и чуть заузим лиф. – С этими словами он склонился над швейной машинкой и быстро прострочил нужную линию. – Два ряда вытачек слева, два – справа! – с азартом произнес он, неистово крутя машинку. – Все решение в талии! Как вы думаете, где мы будем делать талию? На уровне груди! – Герцог подскочил к манекену и показал, как это будет выглядеть.
– Гениально! – ахнула фрейлина. – Гениально, как все истинное.
– Именно на уровне груди! – воскликнул герцог, делая необходимые замеры портновским сантиметром. – Я не разрешу опускать талию на бедра. В конце концов, мы центр Европы, и я не позволю всяким там испанцам диктовать нам условия. Хотите отрезной рукав – пожалуйста! Хотите плиссированную юбку с вытачками – принимаю и это! Но опускать линию талии не дам!
– Я с вами абсолютно согласна, – поклонилась фрейлина.
Открылась дверь кабинета, и заглянул бледный от волнения секретарь:
– Ваше величество, баронесса Якобина фон Мюнхгаузен умоляет принять ее по срочному делу!
– Я занят! – недовольно крикнул герцог.
– Я сказал, – оправдывался секретарь. – Я даже сказал, что вас нет, но она умоляет…
– Черт подери, – недовольно пробурчал герцог, – просто совершенно не дают сосредоточиться!.. Ладно, проси!
Обернувшись к фрейлине, он с сожалением развел руками. Фрейлина быстро двинулась во внутренние комнаты, захватив с собой манекен. Герцог ловким и привычным движением опрокинул швейную машинку. Она ушла в глубь образовавшейся плоскости большого письменного стола, на котором была закреплена стратегическая карта Европы. Герцог взял в руки красный карандаш и принял позу озабоченного полководца.
– Ваше величество! – Баронесса, бургомистр и Рамкопф быстро вошли и склонились в почтительном поклоне. – Бога ради, извините, что отвлекаю вас от государственных проблем! – Баронесса приблизилась к герцогу. – Но случилось невероятное. Вы подписали прошение барона Мюнхгаузена о разводе…
– Я подписал? – удивился герцог и посмотрел на секретаря. Тот молча кивнул. – Да! Подписал! – строго сказал герцог.
– Значит, он может жениться на Марте? – негодуя произнесла баронесса.
– Почему – жениться? – удивился герцог и посмотрел на секретаря. Тот молча кивнул. – Да, он может жениться! – строго сказал герцог.
– Но он не имеет права жениться! – поспешно объяснила баронесса. – Сумасшедшим нельзя жениться! Это противозаконно! И я надеюсь, что ваше величество отменит свое решение.
– Почему?
– Потому что барон Мюнхгаузен сумасшедший.
– Баронесса, я понимаю ваш гнев, – улыбнулся герцог, украдкой измеряя сантиметром длину ее рукава. – Но что я могу сделать? Объявить человека сумасшедшим довольно трудно. Надо иметь веские доводы.
– Хорошо! – воскликнула баронесса. – Сейчас я познакомлю вас с одним документом, и вам станет ясно, составлен ли он человеком в здравом рассудке или нет. Эта бумажка случайно попала мне в руки. Прочтите, господин Рамкопф.
– «Распорядок дня барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена на 30 мая 1776 года», – прочел Рамкопф.
– Любопытно, – оживился герцог.
– Весьма, – согласился Рамкопф. – «Подъем – шесть часов утра».
Все переглянулись. Герцог задумался:
– Ненаказуемо.
– Нет, – подтвердил бургомистр и добавил: – То есть я согласен – вставать в такую рань для людей нашего круга противоестественно, но…
– Читайте дальше, Генрих! – перебила баронесса.
– «Семь часов утра – разгон тумана, установление хорошей погоды…»
Герцог молча отправился к окну и посмотрел на небо:
– Как назло, сегодня чистое небо.
– Да, – быстро согласился подошедший бургомистр. – С утра действительно был туман, но потом он улетучился.
– Вы хотите сказать, господин бургомистр, что это его заслуга? – воскликнула баронесса.
– Я ничего не хочу сказать, баронесса, – пожал плечами бургомистр. – Я просто отмечаю, что сегодня великолепный день, хотя с утра был туман. У нас нет никаких оснований утверждать, что он его разогнал, но и говорить, что он не разгонял тумана, значит противоречить тому, что видишь.
– Вы смеетесь надо мной? – взвизгнула баронесса. – Читайте дальше, Генрих.