Он, как обычно, взял с полки шесть пепельниц и поместил их на японский поднос со стеклянным дном, который он имел обыкновение использовать для подобного рода транспортировок; затем, сверившись с прикрепленным к двери указателем, отсортировал одну за другой порнографические открытки, по четыре штуки каждому. Правда, он и без указателя знал, что председатель питает особую слабость к циклическим группам с двойной связью — ведь по образованию он был химик. Самая первая открытка уже вызвала его восхищение: там был запечатлен настоящий акробатический подвиг. Не задерживаясь более, он понимающе тряхнул головой и быстро отобрал недостающие картинки.
2
Барон Урсус де Жанполен ехал в автомобиле туда, где должно было состояться заседание Совета.
3
Все они приехали одновременно, примерно без четверти десять. Их было трое, и привратник почтительно приветствовал каждого из них. В руках они держали легкие папки из свиной кожи с едва заметными следами потертости, на них были двубортные костюмы с оригинальными, хотя и одноцветными, жилетами подходящего к пиджакам оттенка и шляпы «болеро». Разговоры они вели очень серьезные, пересыпанные уверенными и четкими голосовыми модуляциями; беседа велась с высоко поднятыми подбородками и сопровождалась жестикуляцией правой, не занятой папкой, руки. Уже сейчас можно отметить, не делая, однако, никаких прогнозов на будущее, что папки у двоих из них были на молнии, причем молния проходила по трем сторонам папки, а последняя — четвертая, служила шарниром. У третьего же папка была с выдвижными ручками — сам факт ее существования был позором для ее владельца, и каждые три минуты он заверял своих собеседников в том, что не далее как сегодня вечером приобретет такую же папку, как у них; при этом условии последние продолжали обмениваться с ним уверенными и решительными голосовыми модуляциями.
4
Кроме барона Урсуса де Жанполена, направлявшегося к месту заседания Совета, туда должны были явиться еще два его члена.
Один из них, Аграфен Марион, вошел в здание в двадцать семь минут одиннадцатого. Войдя, он остановился, повернулся лицом к улице и стал при свете дня пристально всматриваться в носок своего правого ботинка — его только что поцарапал какой-то проходимец. На гладкой блестящей коже образовался шрам, и Аграфен ужаснулся, глядя на маленький отстающий от ботинка кожаный треугольник, отбрасывавший совсем не треугольную тень, ибо последняя воссоздавала лишь его внешний контур, не учитывая всего остального. Аграфен Марион вздрогнул, повел плечами, чтобы положить конец вибрации, вызванной образовавшейся у него между лопатками гусиной кожей, и снова устремился в глубь здания. По дороге он поздоровался с привратником, и первая нога его пересекла материальную часть порога зала заседаний за одну минуту до официального начала оного.
5
Барон Урсус де Жанполен следовал за ним на расстоянии трех метров.
6
Последний член продолжал опаздывать, и заседание началось без него. Итак, всего было пять человек, не считая привратника и опоздавшего, коих, однако, следовало бы все-таки учесть. Итого, было семь. А если округлить? К сожалению, ничего не получится, ибо из всех чисел меньше десяти только одно, и то с некоторой натяжкой, можно считать круглым — это ноль. А ноль — это вам не семь.
— Господа! Объявляю заседание открытым. Сразу же предоставляю слово докладчику: он гораздо лучше, чем я, расскажет вам о том, как развивались события с момента последнего заседания.
— Господа! Позволю себе напомнить, что наше Акционерное Общество, созданное по инициативе технического директора Амадиса Дюдю, призвано вести строительство железной дороги в Экзопотамии и осуществлять контроль над ее эксплуатацией.
— Я придерживаюсь иного мнения.
— Вы просто забыли!
— Ах да! Действительно. Я все перепутал…
— Господа! После нашего последнего заседания мы получили от директора Дюдю несколько серьезнейших исследований, которые были самым тщательным образом изучены специалистами технического отдела Акционерного Общества. Из их заключения следует, что необходимо как можно скорее направить в Экзопотамию к директору Дюдю группу специалистов и рабочих.
— В конце предыдущего заседания секретарю было поручено заняться решением кадровых вопросов, и сейчас он сообщит нам о результатах проделанной работы.
— Господа! Я заручился поддержкой одного из самых крупных на данный момент специалистов в области прокладывания железных дорог.
— Я придерживаюсь иного мнения.
— Послушайте, он же совсем не о том!
— А… Понимаю.
— Я имею в виду Корнелия Постыдного.
— И это все?
— К величайшему сожалению, Корнелий попал под машину. Но благодаря моим неустанным стараниям замечательного специалиста, коим является господин Постыдный, удалось заменить молодым, наделенным неоспоримыми достоинствами инженером. Более того, убив двух зайцев сразу и присовокупив к ним телку, я подписал контракт еще с одним талантливым инженером и с очаровательной секретаршей. Попрошу вас обратиться к четвертой открытке из набора господина Аграфена Мариона: профиль в правом верхнем углу. Лицо, хотя оно отчасти и искажено физическим напряжением, чем-то напоминает вышеупомянутую секретаршу.
— Господа! Прошу передать открытку по кругу.
— Я придерживаюсь иного мнения.
— Из-за ваших постоянных возражений мы только теряем время.
— Прошу прощения! Я думал совсем о другом.
— А рабочие?
— Все складывается наилучшим образом.
— Господа! Мне удалось также взять на работу врача и практиканта, присутствие которых будет особенно ценно, когда несчастные случаи на стройке выйдут на производственную мощность.
— Я придерживаюсь иного мнения.
— А что рабочие?
— Господин Дюдю подписал на месте соглашение с рестораном Барридзоне, который обеспечит питанием технический персонал дирекции и инженеров, а также предоставит им жилье.
— Господа! Уже сейчас не возникает сомнений в том, что проделанная секретарем работа достойна наивысших похвал. Кроме того, я хотел сообщить, что Робер Гундос де Ринос, мой племянник, кажется мне идеальной кандидатурой на место коммерческого директора нашего предприятия. Было бы только естественно, если бы он сам назначил себе жалованье и подобрал секретаршу.
— Безусловно.
— Что касается технического персонала, то оплата его труда должна соответствовать установленной сетке плюс надбавка за работу в пустыне.
— Я придерживаюсь иного мнения.
— В кои-то веки он прав.
— А за что им вообще платить? Никаких особых знаний или умений от них не требуется. Нужно просто чисто механически делать то, чему тебя обучили.
— Никакой надбавки за пустыню!
— Небольшую надбавку за пустыню.
— Этот вопрос надо проработать.
— Господа! Заседание окончено.
— Отдайте открытку!
— Мы так и не поговорили о рабочих…
— В следующий раз!
— Я придерживаюсь иного мнения.
Тут они все не разом встали и бестолково и шумно направились к выходу. Привратник попрощался с ними у двери, а затем, волоча свою дикую лапу, медленно побрел к месту кончины заседания, возмутительно провонявшему дымом.
III
Установлено, что грудные дети, равно как и детеныши животных, склонны сосать все, что попадает им в рот. Поэтому следует учить их сосать материнскую грудь, а не что-либо иное.
Чемодан казался Анну очень тяжелым — он задавался вопросом, не слишком ли там много никому не нужных предметов второй необходимости. Ответа от себя он так и не дождался, ибо не был достаточно откровенен с самим собой, из-за чего и оступился на последней ступеньке натертой до блеска лестницы. Нога его проскользнула вперед, а рука непроизвольным движением метнула чемодан в стекло фрамуги. Анн быстро вскочил на ноги, выбежал из дома и поймал чемодан со стороны улицы. Он согнулся под его тяжестью; от физических усилий у него раздулась шея, и от воротничка отлетела пуговица из светлого блестящего металла, купленная им пять лет назад на благотворительной ярмарке. Узел галстука разошелся сразу на несколько сантиметров, и Анн понял, что все придется начинать сначала. Оторвав ценой неимоверных усилий чемодан от земли, он забросил его в окно, вбежал задом наперед в дверь, чтобы ухватить его у подножия лестницы и опять-таки пятясь спиной взбежал по ступенькам вверх. Он с облегчением вздохнул, когда понял, что галстук снова затянулся у него на шее, а пуговица на воротничке опять щекочет его кадык.
На сей раз Анн уже без приключений покинул здание и сразу повернул по тротуару направо.
Одновременно с ним из своей квартиры выходила Бирюза: она очень спешила, чтобы успеть на вокзал до того, как машинист выстрелит из стартового пистолета. Из соображений экономии на государственной железной дороге использовался исключительно старый, отсыревший порох, и на курок полагалось нажимать за полчаса до выстрела, чтобы сам выстрел прозвучал примерно в назначенный срок. Но случалось так, что пистолет выстреливал почти сразу. К тому же она потеряла массу времени, подбирая перед зеркалом дорожный костюм, зато результат был ослепительным.
На ней было распахнутое легкое пальто из шерстяного сверхбукле, под которым зеленело платье липового цвета, простого изысканного покроя, ноги ее были обтянуты чулками из тонкого нейлона, а изящные ступни облачены в туфельки из крокосвиньей кожи зеленовато-розового оттенка. Чемодан следовал за ней на расстоянии нескольких метров: его нес ее младший брат, явившийся добровольно, чтобы ей помочь, и Бирюза, дабы поощрить его, поручила ему эту очень важную и ответственную работу.
Распахнутая пасть метро зияла неподалеку от ее дома и с неизменным успехом заглатывала толпы неосмотрительных прохожих. Временами, однако, наблюдался и обратный процесс: в рвотном спазме подземное чудовище с трудом исторгало из себя бледных и подавленных граждан, одежда которых уже пропиталась отвратительным запахом его вонючих кишок.
Бирюза вертела головой по сторонам в поисках такси, поскольку одна только мысль о метро приводила ее в ужас. В эту минуту пасть, в очередной раз причмокнув, всосала еще человек пять, трое из которых наверняка приехали из деревни, ибо в руках у них были корзины с выглядывавшими оттуда гусями, — Бирюзе пришлось даже закрыть глаза, чтобы не потерять самообладания. Вокруг не было ни одного такси. От бурлящего потока машин и автобусов, мчавшихся по наклонной улице вниз, у нее закружилась голова. Младший братик подоспел как раз в тот момент, когда она, окончательно сломленная обстоятельствами, готова была отдаться на съедение назойливому эскалатору. Мальчик схватил ее за подол, прелестные ляжки Бирюзы оголились, и, увидев такое, многие мужчины тут же попадали в обморок. Бирюза поднялась на одну — ту самую, роковую — ступеньку вверх и с благодарностью поцеловала братишку. Все сложилось как нельзя более удачно: тело одного из потерявших сознание мужчин упало прямо под колеса свободного такси. Кровь отлила от шин автомобиля, и машина остановилась.
Бирюза тут же побежала к такси, дала шоферу адрес и на лету поймала брошенный братишкой чемодан. Мальчик смотрел ей вслед, а она правой рукой посылала ему воздушные поцелуи через заднее стекло, за которым болталась омерзительного вида плюшевая собачка.
На железнодорожном билете, купленном для нее Анжелем накануне, было множество цифровых обозначений. Да и сумма сведений, полученных поочередно от пятерых служащих железных дорог, в целом не противоречила общему представлению, сложившемуся у нее после изучения разного рода указателей и табличек. Так что она безо всякого труда добралась до своего купе. Когда она вошла, Анн, оказавшийся там незадолго до нее, закидывал чемодан в сетку. Лицо у него вспотело, а пиджак был небрежно брошен на спинку кресла; Бирюза с восхищением посмотрела на его бицепсы, рельефно вырисовывающиеся под полосатым поплином шерстяной рубашки. Он поздоровался, поцеловал ей руку, и глаза его заблестели от удовольствия.
— Замечательно! Вы даже не опоздали!
— Я никогда не опаздываю, — сказала Бирюза.
— Но вы же не привыкли ходить на работу к определенному часу.
— Ах! — сказала Бирюза. — Надеюсь, мне не придется слишком быстро привыкать.
Он помог ей положить вещи наверх, а то она так и стояла с чемоданом в руке.
— Простите… Я просто залюбовался вами…
Бирюза улыбнулась: ей понравилось, как он вышел из положения.
— Анн…
— Что?
— А нам долго ехать?
— Очень. Сейчас поедем на поезде, потом пересядем на пароход, потом снова на поезд, а потом уже на машине — через пустыню.
— Какая прелесть! — сказала Бирюза.
— Не то слово!
Теперь они сидели рядышком на нижней полке.
— Анжель уже здесь… — сказал Анн.
— А…
— Он пошел за чтивом и за едой.
— Как он только может думать о еде, когда мы здесь вдвоем… — прошептала Бирюза.
— Но ведь он — не мы!
— Я, конечно, хорошо к нему отношусь, — сказала Бирюза. — Но он слишком практичный!
— Он немножко влюблен в вас!
— В таком случае он не должен был бы думать о еде.
— Я думаю, он заботится скорее о нас, чем о себе, — возразил Анн. — Может быть, конечно, я не прав… Но мне так кажется.
— А я ни о чем другом думать не могу… Только о том, что мы поедем… с вами…
— Бирюза… — сказал Анн.
Они перешли на шепот.
— Анн…
— Можно, я вас поцелую?..
Бирюза ничего не ответила, только слегка отодвинулась.
— Вечно вы все портите, — сказала она. — Все вы такие.
— Хотите, чтобы я сидел рядом с вами и ничего не чувствовал при этом?
— В вас нет никакой романтики… — В ее тоне сквозило разочарование.
— Невозможно оставаться только романтиком, когда сидишь рядом с такой красавицей, как вы, — сказал Анн.
— Значит, вы готовы целоваться с кем попало… Я так и думала.
— Зачем вы так…
— Так — это как?
— Ну так… Нехорошо это.
Она чуть-чуть придвинулась к нему, но продолжала дуться:
— Разве я нехорошая?
— Вы восхитительны!
Бирюзе очень хотелось, чтобы Анн наконец поцеловал ее; но его надо было немного попридержать. А то потом управы на него не будет.
Анн не прикасался к ней; он не хотел на нее давить. Не все сразу. И потом, она такая впечатлительная. Такая нежная. Такая юная. Трогательная. В губы целовать не надо. Грубо. Провести рукой по вискам, может быть, по глазам. Погладить ушко. Но для начала взять за талию.
— И вовсе я не восхитительна!
Она сделала вид, будто хочет освободиться от руки Анна, обвивавшей ее талию. Анн был готов пойти ей навстречу. Если бы она действительно захотела, он бы руку убрал.
— Я вам не надоел?..
Она не захотела.
— Нет. Все вы такие.
— Неправда.
— Все как по нотам…
— Нет, — сказал Анн. — Я не буду целовать вас, если вы сами не захотите.
Бирюза не ответила, только опустила глаза. Губы Анна почти касались ее волос. Последнюю фразу он прошептал ей на ухо. Она почувствовала его легкое сдержанное дыхание и снова отодвинулась от него.
Анну это не понравилось. В прошлый раз в машине они так классно целовались… И она не упрямилась. А тут на тебе, вдруг развоображалась! Нельзя же каждый раз, когда хочешь поцеловать девушку, сбивать по пешеходу, чтобы она настроилась на нужную волну. Он решительно приблизился к Бирюзе, сжал ее голову руками и поцеловал в розовую Бирюзиную щеку. Нежно, без грубости. Она немного посопротивлялась. Но самую малость.
— Не надо… — прошептала она.
— Я не хотел вам надоедать, — выпалил Анн.
Бирюза чуть-чуть повернула голову, и губы ее почти коснулись его губ. Она игриво куснула его. Такой большой мальчик. Все-то их надо воспитывать. У двери послышались приглушенные шаги; не поворачивая головы, она бросила взгляд в сторону коридора — спина Анжеля поспешно выскользнула из купе.
Бирюза гладила Анна по волосам.
IV
…Так что теперь я буду только время от времени пускать в ход эти приемчики — а то надоедает.
Ехал по дороге профессор Членоед. На личном транспорте ехал, ибо в Экзопотамию он отправился своим ходом. Ход этот осуществлялся на сооружении из ряда вон выходящем, в целом не поддающемся описанию, однако если все-таки принять вызов судьбы и попробовать дать о нем читателю некоторое представление, то получится следующее.