— Я не слышал машины.
— Поставил на улице, может, далековато. Думал, в поселке все уже закрыто. Потом увидел ваш огонек.
Вышло не очень убедительно, однако он не усомнился ни в чем. Ему было наплевать. Он просто поддерживал разговор.
— Я скоро закрываюсь, — сообщил он. — Не имею права торговать после полуночи. Да сегодня все равно никого. Кроме старины Джо, вот он сидит. Но он здесь завсегдатай. Околачивается каждый вечер до закрытия, пока я не вышвырну его, как паршивую кошку.
Спиртное было не первый сорт, но я нуждался в нем. Оно чуть-чуть согрело меня и помогло избавиться от пленки страха, перекрывшей горло. Я протянул бармену деньги.
— Хотите мелочь на всю сумму?
— Если найдется, то да.
— Найтись-то найдется. Но вы, видно, собрались звонить на тот конец света.
— В Вашингтон.
Я не видел причин темнить. Он снабдил меня мелочью, я вошел в будку и вызвал Вашингтон. Номера Филипа я не знал, пришлось подождать. Потом я услышал зуммер, и мгновение спустя кто-то снял трубку.
— Мистера Филипа Фримена, пожалуйста, — попросила телефонистка. — Междугородный разговор.
На том конце провода послышался удивленный вздох, затем тишина. Наконец женский голос произнес:
— Его нет.
— Вы не знаете, когда он будет? — осведомилась телефонистка.
— Его не будет, — ответил голос придушенно. — Это что, дурная шутка? Филип Фримен умер…
— Вызываемое лицо не может подойти к телефону, — изрекла телефонистка равнодушно, как компьютер. — Мне сообщили…
— Не повторяйте, — перебил я. — Соедините меня с тем, кто подошел к телефону.
— С вас полтора доллара, — сообщил компьютер.
Я полез в карман за мелочью, достал пригоршню, но не совладал с ней и уронил несколько монет на пол. Рука тряслась так, что монеты не попадали в предназначенные для них щели.
Филип Фримен умер!
С грехом пополам я пропихнул в прорезь последнюю монетку.
— Говорите, — разрешила телефонистка.
— Вы меня слышите? — спросил я.
— Слышу, — отозвался призрачный дрожащий голос на том конце провода.
— Простите меня. Я ничего не знал. Меня зовут Хортон Смит, я давний друг Филипа…
— Он упоминал ваше имя при мне. Я его сестра.
— Мардж? — спросил я.
— Да, Мардж.
— Но когда?..
— Сегодня, — сказала она. — Филлис собиралась заехать за ним. Он ждал ее, стоя на тротуаре, и вдруг упал.
— Сердечный приступ?
Наступило долгое молчание, потом она ответила:
— Мы так думаем. Филлис тоже так думает, хотя…
— Как держится Филлис?
— Она спит. Доктор дал ей что-то, чтобы она заснула.
— Не могу передать, как я вам соболезную. Вы сказали — сегодня?
— Несколько часов назад. И, мистер Смит, не знаю, может, и не стоило бы этого говорить. Но вы были другом Филипа…
— В течение многих лет.
— Понимаете, странная штука. Прохожие, видевшие, как он упал, говорят, что он был убит стрелой — стрелой прямо в сердце. Только никакой стрелы не оказалось. Но свидетели сообщили полиции, и теперь следователь… — Голос ее прервался, я расслышал всхлипывания. Потом она спросила: — Вы знали Филипа, но и дядюшку вы ведь тоже знали?
— Да, знал обоих.
— Это кажется невероятным. Оба, один за другим…
— Это выглядит невероятным, — согласился я.
— У вас какое-то дело? Вы спрашивали Филипа…
— Уже не имеет значения. Я возвращаюсь в Вашингтон.
— Похороны, наверное, в пятницу.
— Благодарю вас. Извините, что ворвался в такой день…
— Вы же не могли знать. Я передам Филлис, что вы звонили.
— Будьте добры, — ответил я вежливо. Хотя в действительности это не играло особой роли. Филлис меня и не вспомнит. Я встречал жену Филипа всего-то раз или два.
Мы попрощались, но я так и остался в кабинке, ошеломленно глядя перед собой. Филип умер — убит стрелой. Не в обычаях наших дней использовать стрелы, чтоб избавляться от людей. Однако, коли на то пошло, морские змеи, а равно змеи гремучие — тоже не из современного репертуара.
Наклонившись, я стал шарить по полу, собирая рассыпанные монеты. В дверь кабинки постучали. Подняв глаза, я увидел бармена, прижавшегося носом к стеклу. Перехватив мой взгляд, он перестал стучать и принялся махать мне рукой. Я выпрямился и открыл дверь.
— Что с вами? — спросил он, — Вам нехорошо?
— Нет, просто растерял монеты.
— Если хотите выпить еще, то как раз успеете. Я закрываюсь.
— Мне надо сделать еще один звонок.
— Тогда в темпе.
Телефонный справочник лежал на полке под аппаратом.
— Я найду здесь номера Пайлот Ноба?
— Найдете. В разделе «Пайлот Ноб — Вудмен».
— Значит, это Вудмен?
— Конечно, Вудмен, — ответил бармен возмущенным тоном, — Вы что, зазевались и не заметили вывеску при въезде?
— Да, должно быть, — ответил я.
Прикрыв дверь кабинки, я раскрыл указанный раздел и стал листать страницы в поисках нужного имени. В конце концов я обнаружил его — миссис Джанет Форсайт. К счастью, в разделе не оказалось других Форсайтов, иначе я не ведал бы, кому звонить. То ли я забыл имя жены старого Форсайта, то ли никогда и не знал его.
Я уже потянулся к трубке и хотел было снять ее, но в последнюю секунду заколебался. До сих пор мне все сходило с рук. Надо ли продолжать искушать судьбу? С другой стороны, возразил я себе, вряд ли в здешних краях есть средства, чтобы установить, откуда пришел звонок.
Я снял трубку, опустил монету и набрал номер. Телефон на том конце провода звонил и звонил, а я ждал. Наконец звонки прекратились и кто-то откликнулся. Мне показалось, что узнаю голос, но хотелось удостовериться.
— Мисс Адамс? — спросил я.
— Она самая. Миссис Форсайт уже спит, и…
— Кэти, — сказал я.
— Кто это?
— Хортон Смит.
— О! — удивленно воскликнула она и замолкла.
— Кэти…
— Очень хорошо, что вы позвонили. Все оказалось сплошной ошибкой. Пропавший Боллард обнаружился. Обнаружились все трое. Теперь все в порядке, и…
— Погодите минутку, — прервал я. Она тараторила так быстро, что слова мешались друг с другом. — Если Боллард обнаружился, то что стало с телом?
— С телом? Вы имеете в виду…
— Да, я имею в виду тело Джастина Болларда.
— Понимаете, Хортон, это самое странное. Тело исчезло.
— Как это исчезло?
Я догадывался как, но следовало убедиться наверняка.
— Ну, если по порядку, труп нашли на опушке у западной околицы и оставили двоих — один был Том Уильямс, не знаю, кто второй, — сторожить его до приезда шерифа. Сторожа отвернулись буквально на мгновение, а когда посмотрели опять, трупа не оказалось. Украсть его никто не мог. Он просто исчез, и все. Пайлот Ноб в ужасном волнении…
— А вы? — вновь перебил я. — Вы достали конверт?
— Да, он у меня. Я как раз добралась домой, когда тело исчезло.
— Так что теперь все в порядке?
— Да, конечно. Вы можете спокойно вернуться.
— Скажите мне только одно, Кэти. Вы смотрели, что лежит в конверте? — Она начала было отвечать, но осеклась, — Послушайте, Кэти, это важно. Вы видели текст?
— Я глянула мельком и…
— Черт возьми, — закричал я, — не увиливайте! Скажите прямо, прочли ли вы текст.
Она разгневалась.
— Ну, допустим, прочла. По-моему, человек, сочинивший это…
— Не будем про автора. Много ли вы прочли? Все до конца?
— Первые несколько страниц. До того места, где начинаются заметки. Уж не хотите ли вы сказать, Хортон, что в этом что-то есть? Да нет, глупо даже спрашивать. Ничего в этом нет и быть не может. Я не разбираюсь в эволюционных процессах, но даже я вижу в его рассуждениях кучу прорех…
— Не тратьте время на поиски прорех. Что заставило вас прочесть рукопись?
— Ну, наверное, то, что вы не велели мне этого делать. Раз вы так сказали, я уже просто не могла не прочесть. Так что это ваша собственная вина. Но что плохого, если я и прочла?
Все сказанное ею было, конечно же, понятно, и жаль, что я не подумал об этом вовремя. Я предупредил ее, оттого что не хотел впутывать ее в неприятности, и тем самым предопределил с гарантией, что она впутается в них хуже некуда, увязнет по самое горло. И самое скверное, что можно было не впутывать ее вовсе, посылать ее за конвертом не было нужды. Тело Джастина Болларда исчезло, и с момента исчезновения я больше не был подозреваемым. Ну а если бы все повернулось по-другому? — спорил я сам с собой, пытаясь оправдаться. Шериф не преминул бы обыскать мою комнату в мотеле, обнаружил бы конверт, и тогда-то уж началось бы черт знает что…
— Плохо только то, — сказал я в трубку, — что вы попали в передрягу. Теперь вы…
— Хортон Смит, — взорвалась она, — не вздумайте угрожать мне!
— Я вам не угрожаю. Я очень сожалею, вот и все. Мне не следовало позволять вам…
— О чем это вы сожалеете? — перебила она.
— Кэти, — взмолился я, — выслушайте меня и не спорьте. Как скоро вы могли бы уехать? Вы собирались домой в Пенсильванию. Вы готовы тронуться в путь немедленно?
— В общем-то да, — сказала она, — У меня все сложено… Но какая тут связь?
— Кэти… — начал я и запнулся. Она испугается, а мне этого совсем не хотелось. Однако как ни крути, а мягких слов тут не отыщешь. — Кэти, — решился я, — человека, написавшего то, что в конверте, убили. Человека, который прислал мне этот конверт, тоже убили буквально пять-шесть часов назад…
Она ахнула:
— И вы полагаете, что я…
— Не валяйте дурака, — сказал я. — Каждому, кто прочтет эту рукопись, грозит опасность.
— А вам? Или эта история с Джастином…
— По-видимому, так.
— Что я должна делать? — спросила она. Без особого испуга, почти обыденным тоном, ну, может, чуть-чуть скептически.
— Вы могли бы сесть в машину и приехать за мной. И заберите конверт, чтобы больше никто не заглянул в него.
— Допустим, я приеду за вами. Что дальше?
— А дальше в Вашингтон. Там есть люди, с которыми надо встретиться.
— Например?
— Хотя бы ФБР для начала.
— Чего же проще, снять трубку…
— Ну уж нет! — Я повысил голос. — Только не по такому поводу. Во-первых, они не верят телефонным звонкам. Им бесконечно звонят всякие психи.
— Но вы, очевидно, верите, что сумеете их убедить.
— Может, и не сумею. Вас ведь я, по-видимому, не убедил.
— Не знаю, что и ответить. Мне надо подумать.
— На раздумья нет времени. Или вы приезжаете за мной, или нет. Думаю, было бы безопаснее путешествовать вместе, хотя полной гарантии дать не могу. Но вы в любом случае едете на восток, и…
— Где вы находитесь? — решительно спросила она.
— В Вудмене. Это поселок вниз по реке.
— Я знаю, где это. Хотите, чтобы я заехала в мотель и забрала какие-то ваши вещи?
— Нет. По-моему, самое важное — выиграть время. Можем вести машину по очереди, останавливаясь, только чтобы заправиться и перекусить.
— Где я вас найду?
— Просто-напросто поезжайте медленно по главной улице. Да тут она единственная, шоссе выведет прямо на нее. Я буду поджидать вас. Сдается мне, большого наплыва машин тут сегодня ночью не ожидается.
— Я чувствую себя довольно нелепо, — призналась она. — Все это как-то…
— Мелодраматично, — подсказал я.
— Можно назвать и так. Но, как вы справедливо заметили, я в любом случае собиралась ехать на восток.
— Значит, я жду вас?
— Буду через полчаса, — сказала она, — Ну, может, на пять— десять минут попозже.
Выбравшись из телефонной будки, я обнаружил, что мышцы ног совсем онемели — я слишком долго пробыл в тесном пространстве не шевелясь, — но кое-как дохромал до стойки.
— Вы не спешили, — заметил бармен кислым тоном, — Я уже вышвырнул Джо, пора закрываться. Вот вам виски, только пейте без канители.
Я взял стакан.
— Буду польщен, если вы составите мне компанию.
— Вы что, предлагаете мне выпить с вами? — Я кивнул, но он покачал головой, заявив: — Я не пью.
Я прикончил бурбон, расплатился и вышел на улицу. В тот же миг огни за моей спиной погасли, а через минуту появился бармен и запер дверь на замок. Спустившись на тротуар, он споткнулся и чуть не упал, однако устоял на ногах и, наклонившись, поднял с земли предмет, чуть не послуживший причиной его падения. Это оказалась бейсбольная бита.
— Чертова ребятня, — заявил он. — Играли допоздна, вот кто-то и позабыл ее, — Он рассерженно бросил биту на скамью, что стояла возле двери, и вдруг добавил: — Я что-то не вижу вашей машины.
— А у меня нет машины.
— Но вы же сказали…
— Сказал. Но если бы я заявил, что у меня нет машины, пришлось бы пускаться в объяснения, а мне надо было успеть сделать эти звонки… — Он взглянул на меня с недоумением: что за чудак — свалился невесть откуда, и еще без машины. Тогда я все-таки пояснил: — Приплыл на каноэ. Привязал его у причала.
— А сейчас что вы намерены делать?
— Подожду прямо здесь. За мной подъедет друг.
— Тот, кому вы звонили?
— Вот именно. Тот, кому я звонил.
— Ну что ж, спокойной ночи. Надеюсь, вам не придется слишком долго ждать.
Он пошел прочь, вероятно домой, но то и дело замедлял шаг и, полуоборачиваясь, поглядывал на меня через плечо.
Глава 12
Где-то в лесу у реки жалобно заухала сова. Ночной ветер стал покусывать, и я поднял воротник рубашки, чтоб сберечь последние крошки тепла. Бродячая кошка крадучись вышла на улицу, замерла, приметив меня, потом свернула, стремглав перелетела на другую сторону и сгинула в темном проулке между домами.
Как только бармен скрылся из виду, Вудмен приобрел облик полностью покинутого поселка. Раньше я не очень-то его разглядывал, зато сейчас, убивая время, я распознал все приметы местечка заброшенного и жалкого, еще одного умирающего городишки, проследовавшего по пути забвения на шаг дальше, чем Пайлот Ноб. Тротуары потрескались, сквозь трещины выбивались травка и какие-то сорняки. Дома давно запамятовали, когда их красили и чинили, а их архитектура, если уж почтить эти строения подобным словом, принадлежала прошлому столетию. А ведь были дни — наверняка были такие дни, — когда поселок поднимался новехонький и полный надежд: была же некая экономическая целесообразность в его появлении и существовании. И не приходилось сомневаться, что причина, вызвавшая его к жизни, — река, в ту пору, когда она еще служила хозяйственной магистралью, когда продукцию ферм и мельниц свозили к пристаням, чтоб погрузить там на пароходы, и те же самые пароходы доставляли обратным рейсом грузы, нужные на селе. Однако река давно утратила свою хозяйственную роль и вернулась к первобытному состоянию — текучая полоса на пойме, и только. Железные дороги, скоростные автострады, самолеты в заоблачной вышине похитили у реки все ее значение, кроме первичного, исконного значения для окрестной природы.
А Вудмен стоит заброшенный, поистине тихая заводь в общественной системе, подобная мелким заводям, ответвившимся от главного русла реки. Некогда многообещающее и по-своему значимое, а то и преуспевающее местечко, ныне впавшее в нищету, цепляется за жизнь, как малюсенькая точка на карте (отнюдь не на каждой карте), как пристанище для тех, кто потерял связь с действительностью в той же мере, что и сам поселок. Мир ушел вперед, а такие крошечные умирающие городки не ступили и шагу — они задремали и сбились с ноги, и сегодня их, похоже, не слишком волнуют ни весь остальной мир, ни его обитатели. Здесь сохранили, либо создали, либо возродили свой мир, и этот мир принадлежит безраздельно местным жителям — или они ему. И, размышляя на этот счет, я пришел к выводу, что, какова бы ни была подоплека здешних невзгод, доискиваться до нее нет смысла, ибо Вудмен сегодня попросту никому не интересен. И это достойно сожаления, потому что именно в таких городках, дремлющих, забытых и забывчивых, сохранились редкие ныне ценности — забота о ближнем и сочувствие к нему. Ценности, необходимые человечеству. Ценности, которые, несомненно, нашли бы себе применение, если бы не были большей частью утрачены.
В таких городишках люди до сих пор способны услышать, вообразить себе завывания стаи оборотней, тогда как остальной мир вслушивается, не грянет ли звук пострашнее, звук — предвестник громового удара атомной смерти. По моему мнению, если уж выбирать, то завывания оборотней как-то симпатичнее и безопаснее. И если провинциализм таких поселочков — безумие, то безумие тихое, доброе, даже приятное, в то время как безумие большого мира чем-чем, а добротой не отличается.
Скоро должна появиться Кэти — вернее, можно надеяться, что появится. Если не появится, на нее тоже нельзя сердиться. Она сказала, что приедет, но я не обманывался: поразмыслив, она могла и передумать. Я ведь и сам поначалу серьезно усомнился в том, что прочел в рукописи моего друга, а у меня даже тогда было куда больше оснований доверять прочитанному, чем у Кэти.