Возьмите все прекрасные, феерические, романтические, многоцветные изображения замков, какие вы когда-либо видели, и совместите их так, чтобы ни одна привлекательная деталь не пропала. Забудьте все, что читали о реальных замках как о грязных, антисанитарных логовищах, наполненных зловонием и сквозняками, и вспомните взамен замки сказочные, Камелот короля Артура, замки Уолта Диснея. Если преуспеете в этом, то, быть может, получите слабенькое представление о том, что предстало нашему взору. Воплощение мечты, нечто из эпохи романтизма и рыцарства, дожившее до наших дней. Замок высился на гребне в своей блистающей белизне, а на шпилях и башенках развевались флажки и вымпелы всех цветов радуги. Здание было столь совершенным, что каждый понял бы инстинктивно и мгновенно: другого такого не встретить уже никогда.
— Хортон, — попросила Кэти, — опустите меня на землю. Хочу посидеть чуть-чуть, просто полюбоваться. И вы знали, что здесь такое чудо, и ни словечка не сказали!
— Чего не знал, того не знал. Я повернул назад сразу же, как наткнулся на указатель со стрелкой.
— Тогда, может, попробуем попроситься в замок? Ну его, этот постоялый двор…
— Что ж, попробовать можно. Туда должна быть дорога.
Я спустил ее на траву и сам уселся рядом.
— По-моему, нога болит меньше, — сказала она. — Наверное, я сумела бы справиться, даже если пришлось бы пройтись пешком, — Я недоверчиво покачал головой. Нога у Кэти покраснела и опухла так, что лоснилась. — Знаете, когда я была маленькой, я воображала себе замки именно такими, романтически великолепными. Потом я прослушала курс истории средних веков и узнала правду. Но вот перед нами замок во всем величии, и флаги развеваются на ветру…
— Это именно такой замок, какой вы создали в воображении. Вы и миллионы других маленьких девочек в своих маленьких романтических головенках…
И ведь речь не только о замках, напомнил я себе. Здесь, в этом мире, материализовались все фантазии, какие человечество породило на протяжении веков и веков. Где-нибудь здесь Гекльберри Финн плывет на плоту по реке, которой нет конца. Где-нибудь в этом мире Красная Шапочка бежит вприпрыжку по лесной дорожке. А где-нибудь бродит и злополучный мистер Мэгу , почти на ощупь пробираясь от нелепости к нелепости.
И какова же цель всего этого — и обязательна ли цель? Эволюция сплошь и рядом тоже бредет вслепую, и на первый взгляд кажется, что у нее нет особого плана. И людям, скорее всего, не стоит даже пытаться докопаться до цели этого мира, потому что люди — слишком уж люди в основе своей, чтобы воспринять, не говоря уж о том, чтоб постигнуть, стиль существования, отличный от их собственного. В точности так же, как динозавры были бы неспособны воспринять мысль (если у них вообще были мысли) о человеческом разуме, который придет им на смену.
Но ведь этот мир, напомнил я себе, тоже часть нашего разума… Все предметы и явления, все существа, все идеи это-го мира — или этого измерения, или этого параллельного пространства, — по сути, производные человеческого разума. По-видимому, весь этот мир — продолжение разума. Мысль, рожденная разумом, использована здесь как сырье для строительства нового мира, как основа, на которой зиждутся новые эволюционные процессы.
— Я могла бы просидеть тут весь день, — сказала Кэти, — просто сидеть и смотреть на замок, но, наверное, если мы хотим попасть туда, нам надо двигаться. Идти сама я, кажется, все-таки не смогу. Вам будет очень неприятно?..
— Однажды в Корее, в дни отступления, мой оператор был ранен в бедро, и мне пришлось тащить его на себе. Мы с ним и так слишком отстали от остальных, ну и^.— Она рассмеялась радостно. — Он был много больше вас и куда менее привлекателен, да еще весь в грязи и сквернословил. И даже не поблагодарил меня…
— Я отблагодарю, обещаю твердо. Это так чудесно…
— Чудесно? С увечной ногой в этом милейшем из миров?..
— Но замок! — воскликнула она. — Вот уж не думала, что увижу своими глазами замок, каким он рисовался в воображении…
— Есть одна загвоздка, — сказал я. — Выскажусь определенно, чтобы больше не повторяться. Я очень сожалею, Кэти…
— О чем? О моей увечной ноге?
— Нет, не об этом. Очень сожалею, что вы вообще попали сюда. Мне не следовало впутывать вас в эту историю. Ни в коем случае не следовало посылать вас за конвертом. И тем более звонить вам из того поселочка — из Вудмена.
Она наморщила лоб.
— Но что еще вам оставалось делать? К моменту вашего звонка я уже прочла рукопись, а значит, впуталась сама. Поэтому вы и позвонили.
— Может, они бы вас не тронули. Но как только мы оказались вместе в машине и взяли курс на Вашингтон…
— Хортон, берите меня на руки и пошли. Если мы явимся в замок слишком поздно, нас могут не впустить.
— Ладно, — сказал я. — В замок так в замок.
Я встал и наклонился, чтобы поднять ее, но в эту секунду кусты возле тропинки затрещали и оттуда вывалился медведь. Он шел на задних лапах, и на нем были красные шорты в белый горошек, которые держались на одной подтяжке, переброшенной наискось через плечо. На другом плече медведь нес дубинку и скалился самым приветливым образом. Кэти, отпрянув, приникла ко мне, но сдержалась и не вскрикнула, хоть имела на то полное право; несмотря на оскал, в медведе этом было что-то не заслуживающее доверия.
Вслед за медведем из кустов выступил волк. Этот был без дубинки и тоже старался выжать из себя улыбку, но у него она получалась совсем неприветливой, а пожалуй, и зловещей. Следом за волком показалась еще и лисица, вернее лис, и они втроем стали в ряд, улыбаясь нам как давним друзьям.
— Мистер Медведь, — произнес я, — мистер Волк, Братец Лис! Как вы живы-здоровы?
Я старался, чтобы голос звучал ровно и буднично, но сомневаюсь, что мои старания увенчались успехом: эти трое мне ни капельки не понравились. Какая жалость, что я не прихватил с собой бейсбольную биту!
Мистер Медведь отвесил легкий поклон:
— Мы польщены, что вы сразу нас узнали. Очень удачно, что мы встретились. Предполагаю, что вы оба незнакомы со здешней округой?
— Мы только что прибыли, — ответила Кэти.
— Ну что ж, — продолжал мистер Медведь, — тем лучше, что мы встретились по-доброму. Поскольку мы ищем партнера для весьма достойного предприятия.
— Тут есть один курятник, — вставил Братец Лис, — куда не худо бы заглянуть.
— Прошу меня извинить, — сказал я. — Может быть, в другой раз. Мисс Адамс вывихнула ногу, и ее надо доставить куда-нибудь, где ей окажут медицинскую помощь.
— Какая неприятность, — вымолвил мистер Медведь, силясь изобразить сочувствие, — Сдается мне, что вывих — испытание весьма болезненное для всякого, кому оно выпадало. Тем более для миледи, которая столь прекрасна.
— Но как же курятник?! — воскликнул Братец Лис, — Близится вечер…
— Братец Лис, — хрипло зарычал мистер Медведь, — у тебя нет сердца. Один желудок, к тому же вечно пустой. Понимаете, — сообщил он мне, — курятник примыкает к замку и охраняется сворой собак и иными хищниками, так что нам троим не проникнуть туда ни за что. И это вопиющая несправедливость, потому что куры жирненькие и должны быть очень приятны на вкус. Вот мы и подумали: если заручиться поддержкой человека, можно разработать какой-то план, обещающий удачу. Мы обращались к местным жителям, но все они трусы, на которых нельзя положиться. Гарольд Тинэйджер, и Дэгвуд, и множество других, а надеяться не на кого… У нас тут, не слишком далеко, роскошная берлога. Может, посидим и подумаем над планом? Для миледи найдется удобный тюфяк, а один из нас сбегал бы за старухой Мэг и приволок бы ее со снадобьями для вывихнутой ноги…
— Нет, спасибо, — откликнулась Кэти. — Мы идем в замок.
— Если вы еще не опоздали, — вставил Братец Лис. — Они там помешаны на охране ворот и запирают их на ночь.
— Тем более надо спешить, — решила Кэти.
Я вновь вознамерился взять ее на руки, но мистер Медведь лапой остановил меня.
— Не допускаю и мысли, — изрек он, — что вы с такой легкостью отвергаете наше дело с курятником. Вы ведь любите курятину, не правда ли?
— Конечно любит, — заявил Волк, до той поры не вымолвивший ни слова. — Человек — убежденный хищник, как и любой из нас.
— Но привередливый, — добавил Братец Лис.
— Привередливый? — удивился мистер Медведь. — Эти куры — самые упитанные, каких только видели мои старые глаза. Вкус у них должен быть — пальчики оближешь, и кто же, если в здравом уме, пройдет мимо них не обернувшись!
— Как-нибудь в другой раз, — пообещал я, — я взвешу ваше предложение с чрезвычайным интересом, но в данную минуту нам надо идти.
— Как-нибудь в другой раз, — повторил мистер Медведь уныло.
— Вот именно, в другой раз, — сказал я. — Не забудьте связаться со мной снова.
— Когда вы проголодаетесь как следует, — добавил мистер Волк.
— Это может повлиять на мое решение, — согласился я.
Наконец я поднял Кэти. Она устроилась у меня на руках, как в люльке. До поры я отнюдь не был уверен, что они нас отпустят, но все-таки они расступились, и я двинулся дальше. Кэти вздрогнула.
— Какие страшные твари! Стоят и скалятся. И еще рассчитывают, что мы поможем им воровать кур…
Очень хотелось оглянуться и убедиться, что они остались на месте и не крадутся следом. Однако оглядываться я не посмел: еще подумали бы, что я их боюсь. Я их и в самом деле боялся, но тем важнее было, чтобы они этого не заподозрили.
Кэти обняла меня за шею и прильнула ко мне, положив голову мне на плечо. Я вынужден был признать, что нести ее несравнимо приятнее, чем невежу-оператора, сыплющего бранью. Да и весила она гораздо меньше.
Тем временем тропинка сбежала с относительно голого гребня в темный величественный лес. Замок был теперь виден лишь от случая к случаю, с нечаянных лесных прогалинок, и то частями, а не целиком. Солнце склонялось к западному горизонту, в чащобах накапливался туманный сумрак, и я улавливал, что там в тени кто-то пошевеливается украдкой.
Тропинка раздвоилась, и на развилке обнаружился новый указатель. Стрелок на сей раз было две: одна нацеливала на постоялый двор, другая — на замок. Но дорожка, ведущая к замку, буквально через несколько шагов уперлась в массивные железные ворота, и в обе стороны от ворот тянулась высоченная ограда из толстой стальной сетки с колючей проволокой поверху. Возле ворот стояла будка в веселенькую полоску, а будку подпирал часовой с алебардой, которую он, впрочем, держал кое-как, чуть не выпуская из рук. Чтоб удостоиться его внимания, пришлось не только приблизиться к воротам, но и пнуть их ногой.
— Опоздали, — прорычал он. — Ворота закрыты в час заката, драконы выпущены на волю. Пройди вы дальше хоть фарлонг — за вашу жизнь я не дал бы и гроша… — Он подошел к воротам вплотную и присмотрелся. — А тут, оказывается, еще и дамочка! С ней что, какая-то беда?
— Вывихнула ногу. Не может ходить.
Он хмыкнул:
— Ну раз такое дело, дамочку можно и пропустить, обеспечив ей охрану.
— Пропустите нас обоих, — решительно потребовала Кэти.
Часовой затряс башкой в притворном унынии:
— Я и так иду на уступку, пропуская дамочку. Я не могу рисковать шеей, пропуская двоих.
— В один прекрасный день, — заявил я, — я вернусь и сверну твою драгоценную шею собственными руками.
— Проваливай! — заорал он, взъярившись. — Проваливай и забирай с собой свою шлюху! Пусть ведьма на постоялом дворе чинит ей ножку заклинаниями!
— Уйдем отсюда, — сказала Кэти испуганно.
— Друг мой, — обратился я к часовому, — клянусь тебе, что, когда буду посвободнее, вернусь сюда и предъявлю тебе счет.
— Пожалуйста, — просила Кэти, — ну пожалуйста, уйдем отсюда!
Я так и сделал, повернулся и пошел прочь. Часовой у меня за спиной изрыгал угрозы, стуча по прутьям ворот алебардой. Я свернул на тропинку, ведущую на постоялый двор, а как только ворота скрылись из виду, остановился и опустил Кэти наземь, да и сам присел подле нее. Она плакала, но, по-моему, от гнева более, чем от страха.
— Никто никогда не называл меня шлюхой…
Я не стал уточнять, что дурные манеры да и словечки такого рода в эпоху замков были не в редкость. Она притянула мою голову к самому своему лицу.
— Если б не я, вы могли бы ввязаться в драку…
— А, все это одни разговоры, — сказал я. — Между нами были ворота, а у него в руках этот маскарадный тесак…
— Он упомянул, что на постоялом дворе ведьма, — сказала она.
Я легонько поцеловал ее в щеку.
— Вы пытаетесь меня отвлечь, чтоб я не думала о ведьмах?
— Мне показалось, что это поможет.
— Но ограда! Проволочный забор! Кто когда слышал, чтоб вокруг замков возводились заборы? Да в ту пору и проволоку-то еще не изобрели!..
— Темнеет, — напомнил я. — Лучше бы поскорее добраться до постоялого двора.
— Но там ведьма!..
Я рассмеялся, хоть смеяться мне, в сущности, не хотелось.
— Ведьмами, — сообщил я Кэти, — чаще всего считают чудаковатых старух, которых никто не понимает.
— Может, вы и правы…
Я поднял ее и сам поднялся на ноги. Она повернула ко мне лицо, и я поцеловал ее в губы. Руки ее крепко обвили меня, я обнял ее в ответ, впитывая в себя ее обаяние и искреннюю теплоту. И на долгое-долгое мгновение во всей опустевшей Вселенной не осталось никого, кроме нас двоих. Лишь постепенно я возвратился к реальности сгустившихся теней и вкрадчивых лесных шорохов.
Вскоре я заметил с тропинки, совсем неподалеку, слабо освещенный прямоугольничек и понял, что это и есть постоялый двор: чему же еще тут быть?
— Мы почти пришли, — шепнул я Кэти.
— Я не буду обузой, Хортон, — пообещала она. — И не стану кричать. Что бы мы ни увидели, я не вскрикну.
— Я уверен в этом, — ответил я, — И мы выберемся отсюда. Не знаю как, но выберемся. Выберемся вместе. Вдвоем.
Едва различимый в глубоких сумерках, постоялый двор состоял из единственного строения, дряхлого и обветшалого, притулившегося под сенью могучих искривленных дубов. Из трубы, делившей крышу пополам, вился дымок, тусклый свет еле пробивался сквозь ромбовидные оконные стеклышки. Вокруг не было ни души, что меня, в общем-то, устраивало.
Я уже почти доплелся до строения, когда в дверях показалась согбенная уродливая фигура. Видно было плохо — слабенький свет изнутри едва обводил контуры неказистого тела.
— Входи, входи, парень, — взвизгнуло скрюченное существо. — Что встал, рот разинув? Тут тебя не укусят. Ни тебя, ни миледи.
— Миледи вывихнула щиколотку, — проговорил я. — Мы надеялись…
— Ну конечно! — выкрикнуло существо, — Вы пришли в самое подходящее место, чтоб излечиться. Сейчас старая Мэг намешает целебный отвар…
Как только я сумел приглядеться, у меня не осталось сомнений, что нас встретила та самая ведьма, о которой говорил часовой. С головы у нее спадали жидкие нечесаные пряди волос, нос был длинный, крючковатый, свисающий к мощному подбородку и почти достающий до него. Она тяжело опиралась на деревянную клюку.
Ведьма посторонилась, и я переступил порог. В очаге горел чадный огонь, неспособный разогнать царивший в комнате мрак. Запах горящих поленьев смешивался с множеством других, не поддающихся определению, и, казалось, обострял их. Запахи висели в комнате как сплошной туман.
— Сюда, сюда, — пригласила ведьма Мэг, указывая дорогу клюкой. — Вон кресло у очага. Сработано добротно из настоящего дуба и выточено по форме тела, а на сиденье шерстяная подушечка. Миледи будет очень удобно.
Я перенес Кэти к креслу и, усадив, осведомился:
— Все в порядке?
Она взглянула на меня снизу вверх. Ее глаза мягко сияли в отсветах огня.
— Все в порядке, — заверила она счастливым тоном.
— Можно считать, что мы на полпути домой, — добавил я.
Ведьма проковыляла мимо, стуча клюкой по полу и бормоча что-то себе под нос. Сгорбившись над огнем, она принялась помешивать жидкость в кастрюле, поставленной на угли. От кастрюли парило. Вспышки пламени высвечивали уродство ведьмы, ее немыслимый нос, почти сомкнувшийся с подбородком, и исполинскую бородавку на щеке. Из бородавки росли волосы, похожие на паучьи лапки.