— Ты весь перепачкался соком! — смеялась Наташа.
Потом мы долго искали проселочную дорогу и когда, наконец, подошли к колышку, стало темнеть. Вытащив велосипед из-под кустов, я очистил спицы от травы и листьев, привязал бидон к раме и сказал своей спутнице:
— Садись!
Наташа впрыгнула на багажник, я оттолкнулся и нажал на педали.
Сумерки сгущались, но накатанная дорога была светлее окружавшей травы, и мы ехали довольно быстро. Недалеко от опушки велосипедная цепь странно заскрипела. Я сбавил ход, но скрип усилился, перешел в скрежет и вдруг цепь… лопнула. Надо же! В самый неподходящий момент «велик» меня подвел! Наша безмятежная прогулка приобретала неприятную окраску.
— Что случилось? — тревожно спросила Наташа, когда мы остановились.
— Цепь сломалась, — растерянно пробормотал я.
— Так, что ж ты не чинишь?
— Сейчас, — я попробовал соединить перетершееся звено в цепи, но ничего не получилось.
— И так дойдем, здесь недалеко, — с напускной бодростью сказал я.
— Мне надо скорее домой, — дрогнувшим голосом сказала Наташа, и внезапно выбежала на середину дороги, подняла руку и закричала:
— Пожалуйста, остановите! Пожалуйста!
Я обернулся — к нам приближался какой-то велосипедист — на дороге прыгало светлое пятнышко от фары.
— Что случилось? — около нас остановился высокий мужчина, и я сразу узнал в нем дядю Кирилла, электромонтера с нашей улицы.
— Да вот велосипед сломался, — тяжело вздохнул я.
— А мне надо скорее домой, — чуть не плача произнесла Наташа. — Пожалуйста, отвезите меня домой…
— Какие могут быть разговоры?! Садись на раму, — дядя Кирилл позвонил в звонок, как бы подчеркивая, что доставит Наташу с полным комфортом.
— А как же ты? — обратился он ко мне. — У меня багажника нет, а твой будем перекручивать, провозимся неизвестно сколько.
— Доберусь! — буркнул я.
— Ну, конечно, чего там! — дядя Кирилл махнул рукой. — Через полчасика доберешься.
Наташа подбежала к моему велосипеду, отвязала бидон и быстро вернулась к дяде Кириллу. Он подсадил ее на раму и бросил мне:
— Полный вперед, за нами! — и снова позвонил, как бы приободряя меня.
— До свидания! — крикнула Наташа, когда они отъезжали.
Выходя из леса, я чувствовал себя жутко подавленным. Меня не огорчал сломанный велосипед и не пугала темнота — было обидно от неожиданного предательства. Я даже не спешил домой; толкал перед собой велосипед и еле перебирал ногами… А впереди уже один за другим зажигались огни на окраине городка.
В ту ночь долго не мог уснуть — горечь обиды переполняла меня.
Проснулся от стука — кто-то кидал в окно… ягоды малины; все стекло было в красных подтеках. Вскочив с кровати, я распахнул окно и увидел перед крыльцом Наташу с банкой малины в руках.
— Прости меня, пожалуйста, — тихо сказала она, когда я вышел из дома. — Знаешь, как мне попало дома… И когда стемнело в лесу, мне стало страшно… Не сердись, пожалуйста…
«В самом деле она могла испугаться, ведь она девчонка», — подумал я. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но я только сказал:
— И не сержусь я вовсе…
— Хочешь, завтра поедем на речку купаться? Только утром, чтобы днем вернуться. — Наташа посмотрела мне прямо в глаза.
— Не на чем ехать! Велосипед-то сломался.
— Ничего! И так сходим. Хочешь? — Наташа улыбнулась и протянула мне банку с малиной. — Это тебе…
И радость и грусть одновременно нахлынули на меня. Радость — от предстоящего романтического похода на речку, грусть — от того что Наташа через несколько дней уезжала. О велосипеде и думать не мог — сразу боль пронзала сердце. Если бы не Наташа, просто не знаю, что было бы со мной. Вообще, я не представлял, как буду жить дальше без нее и велосипеда.
Пожарный
Кроме дяди, старого холостяка, большого любителя охоты и невероятного аккуратиста, у меня был еще один дядя — пожарный, правда, пожарный-любитель, но, это для меня не имело значения. Этим своим дядей я гордился больше, чем ребята, у которых отцы и дяди были артистами, крупными начальниками или даже военными в больших чинах.
— Чтобы быть пожарным, нужно быть смелым, ловким и сообразительным, — говорил я ребятам. — Но эти три качества редко бывают у одного человека. Обычно как? Человек сильный и смелый, но неуклюжий. Или ловкий и сообразительный, но хилый и трус. Вот поэтому и мало хороших пожарных, вот поэтому они и приезжают к шапочному разбору, — заключал я и, как образец идеального пожарного, приводил в пример дядю.
В отличие от дяди-холостяка, дядя-пожарный имел большую семью, слыл добропорядочным образцовым семьянином, но и чудаком. В самом деле у него было несколько странных привычек. Например, по пути на работу он на ходу читал газеты, и часто сталкивался с прохожими, а то и врезался в столбы электропередачи. Дядя вечно носил рубашки с драными локтями, тем самым подчеркивая, что для него внешний вид не имеет никакого значения — он был первым «хиппи» во всем нашем городке, да и во всей стране. Жене он категорически запрещал зашивать рубашки, а любопытным объяснял:
— Порвал на пожаре! В жару чрезвычайной удобно — хорошая вентиляция, — и улыбался, довольный своим юмором.
Дядя-пожарный жил в нашем дворе, в доме напротив; у входа в его квартиру красовалась надпись: «Чины, звания и плохое настроение оставьте за дверью!». Этим дядя давал понять, что ценит в людях личные качества и хороший характер, а не должности, которые они занимают. Стоило в нашем дворе появиться участковому или коменданту общежития, или, чего доброго, районному инспектору, как многие начинали лебезить и заискивать перед высоким начальством. Многие, но не дядя — он-то со всеми говорил одинаково и любому начальнику мог сделать внушение, если тот халатно относился к своим обязанностям или разговаривал с жильцами в неуважительном тоне. У дяди было сильно развито чувство собственного достоинства.
Не менее сильно у дяди было развито и другое чувство — ответственность за все происходящее в нашем городке. По словам дяди, в нашем городке царила полная безалаберность и неразбериха.
— …Возьмите пожары, — говорил он. — На случай пожара ровным счетом ничего не предусмотрено. Противопожарных средств на улицах нет, телефонная будка одна на девять улиц и в ней, как правило, аппарат не работает. А ведь пожар — самая страшная штука из всех стихийных бедствий! Понимаете, что я хочу сказать?! Что наше районное начальство — сплошь безмозглые, деревянные люди!..
Чувство достоинства и чувство ответственности не мешали дяде оставаться открытым, дружелюбным человеком. Особенно это проявлялось в общении с нами, мальчишками. Дядя частенько принимал участие в наших играх — судил футбольные матчи и даже стоял вратарем. А после игры садился на лавку под деревьями в затененной части двора и рассказывал нам о своей жизни. Его жизнь была до предела насыщена событиями, и все их связывали пожары.
До того как стать пожарным, дядя часто менял занятия — он был талантлив во многих областях. А менял занятия он не потому, что не находил работы по душе — просто ему не везло. Вначале дядя работал художником по рекламе, точнее шрифтовиком. Но однажды по неосторожности он бросил папиросу в спиртовые лаки, и рекламная мастерская сгорела дотла. Дядя отделался гигантским штрафом, причем деньги собирали все наши родственники, справедливо решив, что гигантский штраф все-таки лучше самого малого срока в тюрьме.
Выплатив штраф, дядя устроился актером в какую-то гастрольную труппу (актером вспомогательного состава конечно, у дяди не было необходимого образования, зато была колоритная внешность, хорошие манеры и низкий, густой голос). Но как-то после спектакля дядя забыл выключить утюг в костюмерной и чуть не спалил весь театр. Дядю уволили, но он, неунывающий, стал парикмахером. Только, делая завивку какой-то важной даме, немного подпалил ей волосы, и из парикмахерской ему пришлось уйти.
После этого дядя работал часовщиком, садовником, поваром, и везде по его вине что-нибудь горело — прямо заклятье какое-то! Даже работая спасателем на водной станции, он умудрился что-то прожечь под водой! Вот тогда-то у дяди и появилось невероятное чутье на пожары. Вернее, после всего этого.
В то время он работал музыкантом — играл на барабане в заводском оркестре. Однажды на концерте дядя уловил запах гари и бросился через весь зал к выходу. Зрители зашумели — никто ничего не понял, и дядю сразу же хотели уволить за срыв концерта, но позднее оказалось, что, действительно, в соседнем квартале что-то загорелось, а поскольку дядя первым вызвал пожарную команду, его не только не уволили, а, наоборот, о нем, как о герое, напечатали в газете.
С тех пор, где бы дядя ни был: дома, на улице или на концерте — всегда первым чувствовал запах дыма, раньше всех прибегал на пожар и организовывал тушение. За это профессиональная пожарная команда присвоила ему звание «Почетного пожарного». Хотели дать и медаль, но, к сожалению, не дали.
— Пожадничали, — сказал я дяде и с досады махнул рукой.
— Не надо мне никаких медалей, — буркнул дядя. — Слава — это чепуха. Я просто выполняю свой долг. Долг честного человека, понимаешь, что я хочу сказать?! Во всяком случае, мне за свою жизнь краснеть не приходиться (к этому времени дядя начисто забыл о предыдущих пожарах, которые случались из-за его головотяпства; забыл, что когда-то за пожар в мастерской ему грозила тюрьма).
Как «почетный пожарный», дядя постоянно следил, чтобы на улицах все тушили окурки и спички, расклеивал плакаты о том, как предупредить пожар, читал лекции о борьбе с огнем. Но главное, дядя перестал менять профессии — до самой пенсии стучал на барабанах в заводском оркестре. Кстати, лекции дядя читал вдохновенно, артистично, и под конец непременно говорил:
— …Возможна такая вещь — в огне есть колдовство! Огонь завораживает, парализует волю. Потому на пожаре многие и стоят обалделые и ничего не делают. Понимаете, что я хочу сказать?! Нужно иметь колоссальную силу воли, чтобы взять себя в руки. И чем раньше вы придете в себя, тем быстрее укротите огонь — это ненасытное чудовище.
После таких слов у многих мурашки бежали по спине, в том числе и у меня (я был постоянным слушателем дядиных лекций), но тем не менее я знал, что непременно буду пожарным. Таким, как дядя.
В те дни я с утра ходил по двору и ждал, когда что-нибудь загорится. «Вот, — думал, — сейчас загорится забор, подожду, пока разгорится получше, чтобы был настоящий пожар, и начну тушить». Перед крыльцом я заранее приготовил ведро воды, лопату, ящик с песком; дома имел бинты и мазь от ожогов, на случай если кому-то придется оказывать первую помощь. С утра ходил и ждал пожара, но, как назло, ничего не загоралось, хоть самому поджигай.
Пожар случился, когда я меньше всего на него рассчитывал: сидел на крыльце и читал приключенческую книгу. Так увлекся чтением, что и не заметил, как из сарая в дальнем углу двора пошел дым. Заметил только, когда дым повалил густой, перекрученной струей. Эта струя, словно темная река, пересекла весь двор и хлынула на крыльцо.
Вбежав в сарай, я увидел — из урны с газетами вырывается пламя. План тушения созрел не сразу; минут десять я в растерянности глазел на огонь (дядя был прав — огонь полностью парализовал мою волю, а заодно и способность соображать), потом все же пришел в себя и понесся к дому за ящиком с песком.
Когда я вернулся, огонь уже охватил стену сарая и от нее било таким жаром, что нельзя было подойти. Едкие клубы дыма с невероятной скоростью заполняли весь двор. Мне стало страшно. И вдруг я увидел — к сараю с полными ведрами воды спешит дядя. Выплеснув воду на пламя, дядя отломал горящие доски, отбросил в сторону. Потом снял куртку, стал ею сбивать красные языки. Я крикнул:
— Может позвонить в пожарную команду?!
— Позвони своей бабушке! — отрезал дядя.
Огонь потух, но отдельные обугленные доски еще тлели и дымили. Я сбегал за лопатой и начал присыпать доски песком. Когда засыпал, дядя пожал мне руку и сказал:
— Все же из тебя выйдет пожарный, такое у меня соображение. Ты все же не поддался колдовству огня, не то что некоторые, — дядя кивнул на соседние дома.
Только тут я заметил, что во всех окнах виднеются неподвижные, словно маски, обитатели нашего двора. Они зачарованно смотрели на сарай, полностью околдованные огнем.
Купайтесь в счастье, мне до вас нет дела!
Мой героический дядя-пожарный имел сына и двух дочерей, то есть у меня были двоюродные брат и сестры.
Брат сыграл заметную роль в моей жизни. Он был старше меня на пять лет; когда я учился в шестом классе, он уже заканчивал техникум, серьезно занимался охотой и втайне от родителей ходил на танцы в парк Культуры и Отдыха. На всяких школьников, вроде меня, брат смотрел с ироничной усмешкой. Случалось, я ему говорил:
— Мы обыграли в футбол ребят соседнего двора.
Он усмехался:
— Купайтесь в счастье, мне до вас нет дела!
Как-то я похвастался про домашние шашечные сражения, сказал, что стал «чемпионом квартиры и лестничной клетки». Брат снова усмехнулся:
— Купайтесь в счастье, мне до вас нет дела!
— До чего же тебе есть дело? — вспыхнул я.
— Настоящее дело — то, что парень делает своими руками, — многозначительно произнес брат и объяснил, что имеет в виду коллекцию оружия, которую сделал сам.
Надо сказать, у него, действительно, была потрясающая коллекция самодельного оружия: шпаги, кинжалы, пистолеты всех систем; было даже духовое ружье. Брат всюду собирал разные трубки и проволоки, и целыми днями строгал, вытачивал, шлифовал, он был большим умельцем, настоящим оружейным мастером.
— Гонять мяч и двигать шашки может каждый, — продолжал брат, — а вот сделать что-нибудь ценное!.. Некоторые только и развлекаются. А некоторые вообще спятили — забивают квартиры мебелью, коврами, дорогой посудой, обогащаются одним словом. Таким я говорю: «Купайтесь в роскоши, но не утоните! Накопительство ведет в тупик». Чем больше имеешь, тем больше хочется иметь. За квартирой пойдет дача, ну две дачи, а дальше что?!
Я слушал брата не отрываясь, а он меня все просвещал:
— Ну, неплохо, конечно, иметь мотоцикл. Или машину. Для путешествий. Это я понимаю. Это расширяет кругозор и прочее. Но забивать квартиры всякой всячиной — извините!.. Сам знаешь, мы живем скромно, зато у нас крепкая, дружная семья. Отец — почетный пожарный, а у меня коллекция оружия…
Долгое время брат являлся для меня объектом подражания. Именно он заразил меня охотой, к счастью, я во время одумался и забросил этот жестокий вид спорта. Брат же отучил меня от жадности.
Все считали меня добрым, а на самом деле я был жадный. То есть, не такой жмот, что вообще никому ничего не давал, но все же жадный. К примеру, мне было жалко отдавать свои вещи, даже пустяковые. Я не показывал вида и говорил: «Бери, пожалуйста», а самому было жалко. Даже если эти вещи мне были не нужны, но раз они кому-то понадобились, значит, и мне могли пригодиться.
В какой-то момент и мои друзья заметили, что я отдаю вещи с превеликим трудом. Однажды ко мне подошел Генка.
— Дай, — говорит, — почитать «Королевских пиратов».
— Не могу, — говорю. — Сам читаю.
— Когда прочитаешь, дашь?
— Угу!
Венька попросил у меня краски порисовать, а Петька бинокль — посмотреть на дальние дома.
— Не могу дать, — сказал я Веньке. — Сегодня самому надо рисовать.
И Петьке:
— Вечером сам хочу посмотреть на луну.
Через два дня Генка встречает меня и спрашивает:
— Прочитал?
— Что?
— «Королевских пиратов».
— А-а, — вспомнил я. — Нет. Еще только половину. Я медленно читаю. Каждую страницу. Не как некоторые.
— Ну, ладно, — вздохнул Генка. — Когда закончишь, дашь?
— Угу!
В тот же день ко мне подошел Венька.
— Сегодня дашь? — спрашивает.