— Алло, Виктория Сергеевна?
— Да.
— Александр Борисович Турецкий вас беспокоит. Вам передавали, что я звонил?
— Да-да. Что вы хотите узнать?
— Вы занимаетесь делом бизнесмена Белого, не так ли?
— Совершенно верно.
— Я бы хотел встретиться с задержанным Штыревым, если возможно.
— Почему бы и нет? Правда, врачи запрещают общаться с ним больше пяти минут. Вам хватит пяти минут?
— Надеюсь, что да.
— Тогда можете подъехать прямо сейчас. Я как раз в холле больницы. Только имейте в виду, Штырев — крепкий орешек. Он до сих пор не назвал нам имена своих подельников. Вряд ли он станете вами общаться.
— Ничего, я попытаюсь его разговорить. До встречи', Виктория Сергеевна!
— До встречи!
— Ну вот и я. Рад приветствовать коллегу!
Старший лейтенант Филиппова обернулась, и Турецкий так и замер с открытым ртом. Виктория Сергеевна улыбнулась и протянула руку:
— Здравствуйте, Александр Борисович! Быстро вы добрались.
— Я? Э-э…
— Что?
Турецкий закрыл наконец рот и покачал головой:
— Ничего. Просто я вас себе немного по-другому представлял.
— Ширококостной теткой с мужской выправкой и челюстью боксера?
— Ну не такой страхолюдиной, но все-таки…
— Вас ввел в заблуждение мой голос, — объяснила Филиппова. — Он у меня с юности низкий и хриплый. Когда я была школьницей, мама даже думала, что я втайне от нее курю и пью. Пыталась даже провести расследование. Видимо, страсть к сыскной работе я получила от нее по наследству.
Что касается голоса, то он у старшего лейтенанта Филипповой был замечательным — глубокий, сильный, с этакой волнующей хрипотцой. Такой голос особенно хорошо звучит в полумраке спальни. И еще — таким голосом хорошо петь джаз. Впрочем, эти соображения Турецкий оставил при себе.
Девушка и впрямь была чрезвычайно симпатичной. Высокая, стройная. Темно-каштановые волосы она гладко зачесывала и стягивала в конский хвост. Однако это ее совсем не портило. Что касается очков в круглой оправе, которые можно было назвать слегка старомодными, то они только добавляли ей шарма.
— Ну как там ваш подопечный? — поинтересовался Александр Борисович. — По-прежнему молчит?
— Да.
— Он очень плох?
Филиппова оправила ладонью лацкан пиджака и, нахмурившись, произнесла:
— Одна пуля угодила ему в плечо. Вторая — застряла в спинном позвонке. Врачи говорят, что Штыре-ву предстоит очень сложная операция. Скорей всего, он на всю жизнь останется калекой.
— Н-да… — сказал Турецкий. — Мрачная перспектива.
— Он ее заслужил, — негромко заметила Филиппова.
Турецкий посмотрел на нее с некоторым удивлением. Такую жесткую фразу можно было услышать он мужчины, но от женщины… Хотя, конечно, Филиппова не просто женщина — она старший лейтенант милиции. И, как ни крути, профессия накладывает свой неприятный отпечаток на всех, включая и таких вот милых девушек.
— Ну что ж, ведите меня к своему фигуранту.
Тут к Турецкому и Филипповой подошла пожилая женщина в белом халате.
— Это вы приехали к Штыреву? — строго спросила она Александра Борисовича.
Он кивнул:
— Да.
— Я его лечащий врач. Запомните, не больше пяти минут. И следите, чтобы он не волновался. Иначе пуля может сдвинуться с места — и тогда… Впрочем, надеюсь, что этого не случится. Вы будете осторожны, правда?
— Конечно. Это в моих же интересах.
Женщина кивнула.
— Пять минут, — вновь повторила она, повернулась и пошла по своим делам.
Турецкий и Филиппова подошли кдвери палаты, в которой лежал Штырев. Перед дверью Александр Борисович повернулся к Виктории Сергеевне и сказал:
— Я бы хотел поговорить с ним наедине.
— Да, конечно, — поспешно кивнула девушка.
Александр Борисович толкнул дверь палаты.
25
Константин Штырев лежал на высокой железной кровати. Одеяло было натянуто до груди. Руки с присоединенными к ним проводками вяло лежали вдоль тела. Он смотрел в потолок и никак не отреагировал на появление Турецкого.
Александр Борисович подошел к кровати и сел на табуретку. Штырев посмотрел на него, затем снова уставил равнодушный взгляд в потолок.
— Здравствуйте, Штырев, — негромко и спокойно поприветствовал бандита Турецкий. — Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я следователь.
Штырев продолжал смотреть в потолок.
— Я знаю, что вы и ваши люди работали на Белого. Знаю и причину вашего нападения на него.
Штырев перевел взгляд на Турецкого. Теперь он смотрел на Александра Борисовича с удивлением.
— У вас был конфликте генералом Мамотюком, — продолжил Турецкий. — Вы не смогли разрешить тот конфликт мирным путем, и вашему боссу, Белому, это не понравилось.
Штырев разлепил сухие губы и тихо проговорил:
— Он мне не босс.
— Возможно, я не так выразился, — согласился Александр Борисович. — Возможно, вы с Белым были партнерами. Так будет правильней?
Штырев едва заметно кивнул.
— Позавчера вечером Белый вызвал вас на беседу в свой ресторанчик. Беседа была жесткой. И именно после нее вы решили, что Белого необходимо убрать. Что он зарвался. Что он слишком много на себя берет. Так?
Во взгляде парня стояло изумление.
— Вы… все знаете, — пробормотал Он.
— Не все, но кое-что, — ответил Турецкий.
Несколько секунд Штырев молчал, затем сказал:
— Откуда?
— Не важно. У меня свои источники информации. Итак, вы решили, что от Белого нужно избавиться. Но решили так только потому, что почувствовали угрозу. По большому счету, это было не покушение, а самозащита. Вы убили его, чтобы он не убил вас. Так?
Штырев закрыл глаза. Полежал так немного, снова открыл. Затем сглотнул слюну и сказал — медленно, словно каждое слово доставляло ему мучительную боль (возможно, так оно и было):
— Он хотел замочить меня. Меня и моих ребят. Я должен был принять меры.
— Конфликт вышел из-за модельного бизнеса, который вы контролировали?
— Да. Вы… и сами знаете.
— Знаю, — кивнул Турецкий. — Знаю и то, что вы не сумели договориться с генералом Мамотюком, который крышевал агентство «Шарм». Он вел переговоры слишком жестко, не считаясь с вашими интересами.
Штырев ухмыльнулся, затем процедил:
— Мент… позорный… Все хотел себе… сука.
— Не сумев договориться с Мамотюком, вы решили его ликвидировать, — веско продолжил Александр Борисович. — И наняли для этих целей девушку. Она легла с Мамотюком в постель, а ночью открыла вам дверь квартиры. Вы вошли в квартиру и прикончили генерала.
Усмешка сошла с обескровленных губ Штырева. Он сдвинул брови и злобно посмотрел на Турецкого.
— А вот это ты пи…шь, мент, — медленно, но отчетливо проговорил он. — Не было этого.
— Чего не было?
— Ничего не было… Не трогал я генерал… И парни мои не трогали… Козла, думаешь, нашел… Не навешаешь, ее… Выйду отсюда — порву… Всех порву…
Штырев мучительно поморщился. Его лицо стало бледным.
— Тогда за что Белый решил тебя убить? — резко спросил Турецкий.
— Много на себя брал… Крайним сделать хотел, гад… Но я его опередил… Опередил…
Бледное лицо Штырева исказила болезненная усмешка. Внезапно лицо его оцепенело — и он громко застонал.
Александр Борисович быстро поднялся с табуретки. Выйдя в коридор, он громко позвал:
— Сестра! Позовите врача!
26
Совещание в кабинете Турецкого длилось уже полчаса. Перова и Романова сидели мрачные, притихшие и какие-то отстраненные. Вячеслав Иванович Грязное, отложивший по такому случаю все дела, напротив, с нескрываемым интересом следил за словами Турецкого.
— Мы занимаемся этим делом уже пятый день, — сурово говорил Александр Борисович. — И теперь можно обсудить некоторые результаты. Версию «Славский — Боровская» я серьезно не рассматриваю. Факты говорят о том, что убийства Мамотюка, Лисина и Ханова — звенья одной цепочки. И связаны они с модельным бизнесом. Штырев, по всей вероятности, к убийству генерала непричастен. Он уверен, что Белый подставил его, убрав генерала сам.
— Это вряд ли, — заметил Грязное. — Я знал Белого. Он бандит старой закваски и никогда бы не пошел на убийство генерала милиции.
— Я тоже так считаю, — кивнул Александр Борисович.
— Да и насчет Штыря я с тобой согласен. Штырь не полный отморозок. Я навел кое-какие справки через свою агентуру. Беспредела он себе никогда не позволял. А его конфликт с Белым — это, скорей всего, простая борьба за власть. Штырь — парень честолюбивый и гордый. Он считал, что Белый давно уже выжил из ума. Да и не он один. Молодые бандиты давно не довольны стариком. Но Белый был смотрящим, и они ему подчинялись. Белый и Штырь ненавидели друг друга. Случай с убийством генерала был Белому на руку. Пользуясь случаем, он решил избавиться от молодого конкурента, — Вячеслав Иванович пожал плечами. — Нет ничего странного, что Штырь решился-таки его убрать.
Турецкий нахмурил брови.
— Ну и чего мы добились? — недовольно спросил он присутствующих. — Два наших главных подозреваемых находятся в больнице. Оба в крайне тяжелом состоянии.
Светлана поправила пальцем очки и улыбнулась.
— Что, Перова, смешно? — немедленно отреагировал Александр Борисович. — А вот мне это веселым не кажется.
— Мне тоже, Александр Борисович. Но и переживать из-за этого я не собираюсь. Помните, как говорил Глеб Жеглов? Вор должен сидеть в тюрьме. А пока мы еще не доказали его вину, ничего страшного, если он немного поваляется в больнице. Что касается Штырева, то мы здесь вообще ни при чем. Бандиты как крысы в бочке. Не сегодня, так завтра перегрызли бы друг другу глотки.
— А ты что скажешь, Галина?
Романова откинула со лба непослушную прядь волос и сказала:
— Я согласна со Светланой. По-женски мне их, конечно, немного жаль. Но чувства вины у меня нет. Даже если это не Славский убил Мамотюка, все равно — он порезал Свете лицо. У нее вон до сих пор пластырь на щеке, видите? Разве можно хорошо относиться к такому человеку? Я считаю — нет.
Александр Борисович закурил сигарету, обвел девушек сердитым взглядом и высказал все, что думает по поводу последнего замечания Романовой. Затем сухо спросил:
— Света, что там по связям Чернова?
Светлана подобралась, как спортсмен перед стартом, поправила очки и спокойно сказала:
— Я проверила связи руководителя агентства «Шарм» Чернова. Среди его окружения есть один компьютерщик-программист — некий Сергей Гирин. В прошлом году он проходил по делу о детской порнографии, но сумел отвертеться. Я встретилась со следователем, который вел это дело.
— Ну и?
— По мнению следователя, Гирин принимал заказы на порновидео и пересылал фильмы по электронной почте. У него была налаженная сеть. Причем не только в России. Заказы приходили даже из-за границы. Но прищучить мерзавца тогда не удалось. У него был очень хороший адвокат.
— Гм… — Турецкий раздумчиво потер подбородок. — Если прибавить к этому рассказы подростков, занимающихся в модельной студии, то картина получается более чем интересная.
— Пакостная получается картина, — сказал Грязное, поморщившись. — Не понятно только, каким боком Мамотюк мог быть в этом замешан? Я ведь его знал. Рэм лютой ненавистью ненавидел дельцов, которые развращают детей. Он бы не стал в этом участвовать. Скорее, сам бы вывел мерзавцев на чистую воду. Он обожал своих внучек.
— А то, что он крышевал мерзавцев, — это ты допускаешь?
— Это — да, — признал Вячеслав Иванович. — Увы, у нас в конторе встречаются персонажи, которые — при всех своих достоинствах и заслугах — не считают зазорным брать у бандитов деньги. Но что касается наркотиков и детской порнографии… — Грязное покачал седой головой. — Это абсолютно невозможно. Даже для самого распродажного мента.
— Товарищ генерал-лейтенант, извините, но мне кажется, что вы несколько идеализируете своих коллег, — сухо заметила Светлана Перова. — Криминальная дорожка всегда ведет под уклон. Только сверни на нее, дальше запросто кубарем покатишься. Платили бы только деньги. А деньги, насколько я понимаю, в порнобизнесе крутятся немалые.
Грязнов и Турецкий переглянулись. Грязнов недовольно нахмурил брови.
— В общем, так, коллеги, — заговорил Александр Борисович. — Работаем мы плохо. Генеральной версии у нас с вами нет. Топчемся на месте. Ни доказательств, ни улик. Одни только предположения. Я уже говорил, что генпрокурор взял это дело под особый контроль. Если до конца недели у нас ничего не появится, то можно смело класть головы на плаху. — Турецкий усмехнулся. — В метафорическом смысле, конечно.
После совещания Перова и Романова покидали кабинет Турецкого, понурив головы.
Грязнов остался в кабинете. Когда девушки вышли, он сказал:
— Сурово ты с ними, Саня. Нормально ведь работают. Две хрупкие девочки перелопатили огромный массив работы.
Турецкий кивнул:
— Знаю. Но так лучше. Им только дай поблажку.
Вячеслав Иванович посмотрел на него с укором, вздохнул и покачал головой.
— Стареем мы с тобой, Саня. Превращаемся в ворчливых, вечно недовольных стариков.
Турецкий усмехнулся:
— Может быть. Но кто сказал, что это плохо?
27
Вечером жена Ирина устроила Турецкому скандал. В тысячный раз за их долгую совместную жизнь Александр Борисович услышал о себе череду «низких истин»: что работа ему дороже семьи, что жена у него только в качестве прислуги, что неизвестно еще, где он проводит время по вечерам, и что вообще Александру Борисовичу давно уже пора переселиться на работу. И она, Ирина, согласна ему в этом помочь.
— Ир, у тебя что, плохое настроение? — стараясь сохранить спокойствие, спросил Турецкий. — Может, что-то случилось?
— Ты — вот то плохое, что со мной случилось! — услышал он в ответ.
Турецкий свирепо прищурился:
— Вот как?
— Именно!
— Может, мне вообще уйти?
— Прекрасная мысль!
Турецкий развернулся и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Ирина бросилась за ним, но на полпути остановилась, медленно опустилась на стул и залилась слезами.
Александр Борисович долго шел по ночному городу, свирепо дымя сигаретой. Когда тротуар с шумно проносящимися мимо машинами ему надоел, он свернул в какой-то скверик. Час назад пошел дождь, и теперь скамейки и асфальт влажно поблескивали в лучах желтых фонарей. Впереди, шагах в десяти от Турецкого, шла по аллее женщина.
«Вот ведь глупые существа! — гневно подумал Александр Борисович. — Шляются по ночному городу в одиночку, а потом жалуются, что их насилуют и грабят! Одно хорошо: пока на свете столько дур, я без работы не останусь!»
Обгоняя женщину, он покосился на ее лицо и вдруг остановился.
— Виктория Сергеевна, вы? — удивленно воскликнул Турецкий.
Женщина тоже остановилась.
— Александр Борисович? — так же удивленно проговорила она. — Добрый вечер!
— Здравствуйте!
Неизвестно почему, но Турецкий был рад встретить на улице знакомого. А то, что «знакомый» оказался «знакомой», было еще приятнее.
— Гуляете? — с улыбкой спросила Виктория Сергеевна.
— Да вот, решил подышать свежим воздухом на сон грядущий. А вы?
— Я тоже. Я часто гуляю по вечерам. Когда темнеет, все вокруг делается каким-то… другим. Особенно люблю сумерки.
— О, да вы романтик!
— Все люди романтики. Вернее — иногда они романтики, иногда сухие рационалисты. Смотря по обстоятельствам и настроению.
— Ваша правда, — согласился Александр Борисович. — А не боитесь гулять одна? Все-таки Москва не самый безопасный город в мире.
Виктория Сергеевна качнула головой:
— Нет, не боюсь. Я могу за себя постоять.
— Гм… — Турецкий с сомнением оглядел хрупкую фигурку Виктории Сергеевны. — И все-таки это опасно. Вы не против, если я к вам присоединюсь?
Она слегка прищурилась сквозь стекла очков и едва заметно усмехнулась:
— Вы уверены?
— На все сто! — бодро сказал Александр Борисович.
— Ну что ж. Тогда пошли. — Она решительно взяла Турецкого под руку. — Только о работе ни слова. Договорились?