Ова явно намеревается выйти из клетки, но я этого еще побаиваюсь и кричу: «Ко мне!», не зная, что такая команда означает для нее совсем другое. Не успеваю я очухаться, как увесистое животное уже уселось ко мне на закорки и крепко ухватилось за шею, чтобы не упасть. Вот так номер! Должен признаться, что с непривычки ощущать страшную челюсть так близко от своей шеи все же неприятно! К счастью, по команде «уходи» она тотчас же послушно слезает.
Ова отъявленная плутишка и хитра как бес. Когда моя жена делает уборку в помещении, где стоят клетки, и при этом невольно подходит слишком близко, Ова быстрым движением хватает ее за юбку и притягивает к решетке. Тут уж никакая ругань и никакие команды не помогают; хитрая бестия широко разевает рот и смеется от души! А потом она внезапно отпускает юбку, так что пленница с размаху отлетает к противоположной стене и садится на пол. Радости нет конца! Карликовой таксе, кобельку Питту, она протягивает сквозь решетку указательный палец, а когда тот с любопытством начинает его обнюхивать, дает ему основательный тычок в нос, так что собачка аж взвизгивает. А Бамбу, чтобы напугать таксу, иногда рывком бросается к решетке и начинает барабанить костяшками пальцев по доскам пола.
Чтобы немножко развлечь Ову, я протягиваю ей сквозь прутья клетки палку. Она с готовностью за нее хватается и, уперевшись ногой в решетку, тянет к себе. Так мы некоторое время играем в «перетягивание каната». Потом я внезапно отпускаю, и Ова, совершив кульбит через голову, отлетает к задней стенке клетки. Но шутки она понимает, не обижается и снова протягивает мне конец палки. На сей раз палка легла на железную перекладину решетки, и обезьяна, усевшись на свой конец, предлагает мне покачать ее на качелях. Качается она с большим восторгом. Потом вдруг вскакивает, вырывает палку у меня из рук и тычет ею в собак, подбежавших посмотреть на наши развлечения.
На дверях цокольного помещения прибита вешалка, на которой на достаточном расстоянии от клетки висят разные вещи: рабочий халат, плетки, цепочки, ошейники. Когда моя жена в одно прекрасное утро входит в комнату, дверь оказывается пустой — на ней ничего уже не висит, а все имущество обнаруживается в клетке у Бамбу с Овой. А клетка, между прочим, заперта! Как же эта банда изловчилась снять все вещи и втащить их к себе, спрашивается? Потом мы поняли как. Оказывается, они сняли у себя перекладину для сиденья и, просунув сквозь решетку, сбросили с ее помощью все висевшие на вешалке вещи на пол. Затем, используя ту же перекладину, «выудили» их, подтаскивая постепенно к клетке. Ничего не скажешь — дело не из легких, и наверняка это выдумка шустрой Овы. Никакие приказания и просьбы жены не помогают: Ова ни за что не желает вернуть мой халат. Только несколько гвоздей она вытаскивает из его кармана и великодушно протягивает «просителю». Она уж было собралась разорвать его пополам, так, как сделала это недавно с половиком, который ей удалось затащить в клетку. Но тут, к счастью, подоспевший Бамбу отнимает у нее халат, обследует сначала все карманы, отстегивает пряжку на хлястике, а потом заворачивается в него и укладывается в нем спать.
Если я приношу корм и неосторожно подсовываю под дверцу одновременно два лотка, Ова старается поскорей схватить один их них первой. Она не желает уступать его своему супругу. А тот в таких случаях сразу начинает «психовать» (по выражению его служителя). Он принимается танцевать свой воинственный танец, стуча руками и ногами об пол, да так, что все кругом сотрясается, лупит по Ове кулаками, старается укусить. Ова при этом изо всех сил пронзительно кричит, однако не сопротивляется, принимая «мужнины побои» как должное. Потом она подходит к решетке совсем сникшая и показывает мне следы побоев.
Бамбу бушует по нескольку раз в день, как и положено самоутверждающемуся здоровому взрослому самцу. Но мои волчьи клетки не приспособлены для такого бурного раскачивания, и крепления в стене уже начинают подозрительно расшатываться от безумных прыжков тяжеловесного силача. Чтобы усмирить его и прекратить один из его ужасных ритмичных воинственных танцев, я решил пригрозить ему железным прутом. Но стоило мне только появиться возле решетки со своей железякой, как у меня ее молниеносно выхватили. Обезьяна схватила ее в свои громадные лапищи и в диком бешенстве сгибает в дугу — я вижу, как набухают бицепсы под кожей, покрытой черной шерстью. И ей это действительно удается, словно цирковому силачу! Но на этом гнев Бамбу иссяк; он подходит к решетке и протягивает мне губы для поцелуя. Только что готов был разорвать меня на части и — смотрите-ка — сменил гнев на милость! Я пользуюсь случаем и быстренько обследую руками его челюсть. И он совершенно миролюбиво позволяет мне засовывать пальцы ему в рот. Ничего не скажешь, хороший он парень, этот Бамбу!
У Овы, когда она внезапно с силой швыряет свою алюминиевую миску о стенку или размахивает палкой во все стороны, — это обычно лишь озорство. Женщинам она палку ни за что не соглашается отдать, привыкла к властным мужским голосам, подающим команды, так что меня слушается с полуслова. Однако штопор, который она взяла у меня из рук, слишком пленяет ее воображение — эдакая чудесная вещица! И она ни за что не желает с ним расстаться. Я грожу, ругаюсь — никакого впечатления. Потом я вижу, как она незаметно бросает его сквозь щелку в задвижной дверце в соседнее помещение. Когда я разражаюсь громкими проклятиями, она скоренько приподнимает дверцу, просовывает под нее свою длинную руку, выуживает назад штопор и подает его мне. Ова такая девочка, которую следует воспитывать в строгости.
Теперь о Муши, осиротевшем бедняжке орангутане. Она все еще не хочет покидать при нас своего убежища. Но ведь надо же и у нее прибраться. Я переношу ее ящик в пустующий отсек двойной клетки с шимпанзе. Жду, когда маленький орангутан наполовину высунется из своего ящика, вытаскиваю его и захлопываю крышку ящика. Так. Теперь оба отсека заселены. А это вносит новые трудности. До сих пор мы на время уборки перегоняли Ову и Бамбу в соседний отсек, а опустевший выметали и мыли. Теперь для этого приходится сначала выпускать Муши из ее отсека в комнату. Муши, как все орангутаны, привыкла больше лазать по деревьям, чем пребывать на земле, в то время как шимпанзе и гориллы больше передвигаются пешком. Вот она и здесь, будучи выдворена из клетки, цепляется за нее с наружной стороны и, словно по шведской стенке, ползает по ней взад и вперед. Но это в свою очередь раздражает соседей-шимпанзе, и они стараются стукнуть ей кулаком по пальцам рук или ног.
Те, у кого имеются маленькие дети, которые ведут себя медлительно за едой, выматывая все нервы окружающим, нашли бы у этой зверюшки много общего с ними. Ова и Бамбу берут бутерброд нормальным образом, в руку, и откусывают от него по кусочку, как это и полагается приличным особам, живущим уже более восьми лет в Европе, да еще в Берлине. Муши же съедает сначала все то, что лежит сверху, а потом уже медленно и задумчиво заправляет в рот остальное. Суп или кашу она вообще самостоятельно есть не желает: кормите ее с ложечки, видите ли! Так она привыкла. Первые несколько глотков проходят гладко. Но затем рот за щеками наполняется все больше и больше. Начнешь ее понукать, она открывает рот и показывает, какой запас провианта у нее там уже накопился. Ей-богу, прямо хоть начинай уговаривать: «Ну еще ложечку за папу, а еще одну — за маму»… Но несмотря на то, что Муши «погорелец» и что она была общественной собственностью и радостью всех берлинцев, тем не менее я занятой человек и у меня нет времени для ухода за «обезьяньими младенцами». Когда Муши пьет из чашки, она любит набрать полный рот, выплюнуть все назад в чашку, а потом снова выпить. Пока в ее клетке идет уборка, она, ползая по комнате, крадет все, что только можно украсть, чтобы потом запрятать у себя в сене. Как-то она нечаянно разбила оконное стекло, очень обрадовалась осколкам и, набрав их полную горсть, начала прыгать с ними по комнате. Взять себя на руки малышка не дает. Словно клещами, она хватается всеми четырьмя «руками» за решетку своей клетки, и даже крепкому мужчине не под силу ее оторвать. Угрожая кому-нибудь, Муши смешно надувает щеки и издает своеобразное хрюканье; от страха же она пищит.
Через весь отсек клетки, в котором поселили Муши, я протянул канат, и она, довольная, непрерывно на нем зависает, достает своей длинной рукой с пола пучки соломы и бросает их сквозь прутья клетки Ове. А та по одной соломинке возвращает ей их обратно. Есть у Муши еще одна особенность: она плюется. Причем довольно метко. Как-то раз она плюнула даже в меня. Но служители зоопарка очень просили не отучать ее от этой дурной привычки, потому что «посетителям это ужасно нравится».
Так что и радость и горе мне с этими постояльцами. Однако пока я еще не решаюсь выпускать Бамбу и Ову из клетки, а им ужасно хочется, они дают мне понять это ежедневно, да мне и самому их жалко — сидят там, как узники, взаперти. Я обдумываю, как с ними поступить, а они в это время обдумывают, как им вырваться из заточения, и, как вы дальше увидите, небезуспешно. Их хитроумие доставит нам еще немало хлопот и волнений.
КАК ВЕРНУТЬ БЕГЛЕЦОВ В КЛЕТКУ?
Из-за находчивой Овы, которая непрестанно все кругом исследует, развинчивает и расшатывает, я для перестраховки пристегиваю короткую цепочку с карабином к задвижной дверце, разделяющей отсек Муши от шимпанзиного, и обматываю ее конец вокруг прутьев клетки. Пока я манипулирую цепочкой, ко мне внезапно подскакивает Ова и вырывает конец цепочки у меня из рук. Она проделывает это дважды, так как в голове у нее постоянно одни только шалости. На третий раз я заранее хватаю цепочку крепко обеими руками, и, когда Ова, несмотря на мой запрет, снова за нее берется, я резким рывком выдергиваю ее у нее из рук. Дважды мне приходится повторить этот педагогический прием, после которого Ова сидит и озабоченно разглядывает свои ссадины на пальцах. Больше она никогда уже не пытается дернуть за цепочку, когда я ею манипулирую. Но именно только я. С моей женой она позволяет себе и дальше подобные выходки.
Разумеется, карабин не мог не привлечь самое пристальное внимание любопытной обезьяны, не разжечь ее исследовательскую страсть. И разумеется также, что в один прекрасный день она защемила в нем себе палец. Все старания высвободиться из проклятых тисков терпели неудачу. Завидя мою жену, Ова тут же указала ей на свой несчастный палец и терпеливо перенесла его довольно болезненное высвобождение из карабина. Когда черный палец наконец освободился, обезьяна серьезно со всех сторон осмотрела его и больше не дотрагивалась до карабина… но только в течение нескольких дней.
А вот следующий эпизод. Моя жена одна дома — убирает в клетке у Муши. Внезапно она замечает, что Ова уже не у себя в клетке, а разгуливает по комнате! (Оказывается, она забыла запереть висячий замок и он просто болтался на открытой дужке!) Надо поскорей выскочить из комнаты, пока Бамбу, этот бузотер, который уже дважды на нас нападал, не сообразил тоже выбраться наружу. Но поздно: вот он уже вышел из клетки и занялся шкафчиком с инструментами — сбрасывает их с полок на пол. Поскольку он так углубился в свое занятие, моей жене удается за его спиной благополучно проскочить к выходу и задвинуть тяжелый засов на дверях. Она хотела захватить с собой и Муши, но эта упрямая глупышка, конечно, как всегда, железной хваткой уцепилась за свою клетку.
Удрать на улицу беглецы не могут, потому что окно прочно зарешечено железными прутьями, погнуть которые не под силу даже льву. Но и в самом подвальном помещении они могут натворить Бог знает что! В «глазок» видно, как Ова развинчивает задвижку печной дверцы (а печка топится!) и осторожно вытаскивает еще тлеющие головешки, беря их за черный обугленный конец, и раскладывает на цементном полу. Вместо них она засовывает в печку кнут. Затем ее внимание привлекает настенная лампа. Заботливо, со знанием дела, обезьяна свинчивает с нее матовый стеклянный плафон, а затем вывертывает и электрическую лампочку. То же самое проделывается и с софитами, установленными здесь для фотографирования. Их тоже укладывают на пол. Затем Ова отправляется помогать Бамбу выгребать шкафчик с инструментами. Каждый пакет с гвоздями тщательно надрывается, и содержимое рассыпается по всему полу. Бамбу решает ускорить процесс выгрузки: хватает шкаф обеими руками, наклоняет его вперед, и весь скарб оттуда с грохотом высыпается на пол.
Муши, как всегда, захлопнула дверь своей клетки и с интересом следит за событиями. Эти двое сейчас слишком заняты и, к счастью, совершенно забыли про детеныша орангутана, но дверь в его клетку ведь не заперта, и они безо всякого могут туда проникнуть!
Но тут Ова обнаружила выключатель. Какое-то время она забавляется тем, что включает и выключает верхний свет, но вскоре ей это надоедает, она вырывает выключатель из стены, получает удар током и после этого больше электропроводкой не интересуется.
Тем временем я уже вернулся с работы и увидел в «глазок» весь этот разгром. А между прочим, уже вечер, темнеет, но в подвальном помещении свет зажигается только изнутри. В темноте же я ничего не смогу предпринять. Однако нельзя же оставить Муши на всю ночь наедине с этими двумя разбойниками! А кроме того, и печку необходимо растопить заново. Значит, действовать надо быстро, но как?
Пока мы совещаемся, раздается звонок у входной двери. Открываем и видим знакомую супружескую пару с букетом в руках. Этого еще не хватало! Мы и забыли в такой суматохе, что пригласили их в гости! Не успевают они опомниться, как мы заталкиваем их вниз по подвальной лестнице — они должны будут покараулить за дверью, пока мы будем разбираться со своими беглецами. Я приношу недавно приобретенный пугач, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что у него такой тугой курок, что спустить его можно, только нажимая изо всех сил обеими руками! Черт бы его побрал! В сердцах отбрасываю его в сторону. Совещаемся снова. В «глазок» видно, как Бамбу сооружает себе из моего плаща спальное ложе под окном и собирается там улечься. Я открываю дверь и зычным голосом приказываю ему отправляться «на место». Никакого впечатления. Тогда я начинаю забрасывать его коробками из-под яиц, но это приводит лишь к тому, что шерсть на нем встает дыбом и он принимается плясать свой воинственный танец. Он поднимает тяжеленный транспортный ящик, в котором перевозили Муши, и с грохотом швыряет его об дверь, за которой я, разумеется, уже благоразумно скрылся. Потом он разбегается и изо всей силы наваливается на дверь, и так несколько раз подряд. Чтобы было легче открывать и закрывать дверь, я запер ее только на один засов (вообще-то их здесь три), и при каждом ударе тяжелого тела об нее она сверху опасно прогибается наружу. Жена моя, которая прильнула к «глазку» и наблюдает за действиями обезьяны, получает ощутительный удар по носу и вскрикивает от боли — ведь известно, какое болезненное место переносица. Наш гость отпускает по этому поводу ехидное замечание вроде того, что «не было у бабы хлопот, купила порося…». Ну что же поделать — любовь к животным не каждому понятна.
Еще раз посовещались. Так дело явно не пойдет. Надо менять тактику. Нужно хотя бы Муши обезопасить от этого буяна. Ведь она последний орангутан в Берлинском зоопарке. А оранг еще и раньше стоил очень дорого! Теперь же ему вообще цены нет.
Итак, пока Бамбу снова орудует у окна, я быстро врываюсь и в два прыжка подскакиваю к двери, ведущей в отсек Муши. Хлоп — и я уже внутри и запираю за собой клетку. Теперь каждый раз, когда Бамбу проносится мимо меня, чтобы с размаху кинуться на входную дверь, я отвешиваю ему чувствительный удар палкой по спине. Ему это явно не нравится, и на третий раз он уже прекращает свои атаки и садится на мой плащ, расстеленный возле окна. Не спуская с него глаз, я затаскиваю в клетку транспортный ящик, чтобы запереть в него Муши. Я глажу, умоляю ее — все напрасно. Не хочет. Тогда я отвешиваю ей пару пощечин (она мне их никогда окончательно не простила!), но результат все тот же.
Мне не остается ничего другого, как постараться перебазировать Муши во второй отсек, более отдаленный от входной двери в комнату. Я знаю, что ее не устраивает мое общество и она охотно от меня избавится, поэтому осторожно выпускаю ее из клетки, и она действительно, как я и предполагал, цепляясь за наружную сторону решетки, перебирается в другой, дальний отсек клетки. По дороге, правда, ее замечает Бамбу и игриво хватает за ножку. Однако, когда она издает свой громкий писк и замахивается на него ручонкой, он великодушно ее отпускает. Бум! — и дверь соседнего отсека с треском захлопывается за маленьким орангутаном. Теперь все в порядке — можно приступать к дальнейшим военным действиям.