В образе Владимира намечен тип рефлексирующего русского помещика, который будет развит Н. В. Гоголем (Костанжогло во 2-й части «Мертвых душ»), Л. Н. Толстым (Константин Левин в «Анне Карениной»).
ЛИЗА
ЛИЗА — героиня незавершенного романа, бедная, но родовитая дворянка, которая после смерти отца воспитывалась в чужой семье. Внезапно уезжает из Петербурга в деревню, к бабушке; из ее переписки с подругой Сашей читатель узнает истинную причину: бегство от любви. Причина проста: он, внук «бородатого милльонщика», т. е. не потомственный дворянин, благодаря своему богатству находится на положении аристократа; она, представительница старинной фамилии, не имеет ни копейки и, следовательно, «смиренная демократка». Внезапный приезд Владимира, влюбленного в Лизу, в соседнее имение должен изменить ситуацию; присутствие соседки Машеньки намекает на возможность любовной интриги; тут сюжет обрывается.
Но сама традиционная форма, избранная Пушкиным, предполагает смещение читательского интереса с внешней канвы событий на «интеллектуальный облик» героев. Очерчен круг чтения Лизы («скучнейший» роман Ричардсона «Кларисса Гарлов»; «Адольф» Б. Констана, в котором героиня противопоставляет коварного Ловласа добродетельному герою; новейшие сочинения самого Пушкина, Вяземского и даже полемические статьи Н. И. Надеждина против Пушкина, вызывающие у Лизы возмущение). Это не только говорит о ее умственной развитости, но и дает «литературный ключ» к сердцу героини. Лиза, подобно уездной барышне, в которую она начинает «играть», смотрит на жизнь сквозь призму сюжетов прочитанных книг; она волей или неволей примеряет на себя «романные» маски. И недаром Пушкин повторяет в «Романе в письмах» сюжетный ход, уже опробованный в «Евгении Онегине». Как Татьяна Ларина, входя в онегинский кабинет, по книжным корешкам «реконструирует» внутренний мир избранника своего сердца, так Лиза, до приезда Владимира, читает романы из домашней библиотеки «семейства ***», чьей «близкой родней» оказался Владимир; по книгам, читанным им в юности, по отметкам на полях, «бледно писанных карандашом», она судит о его взглядах, мыслях, чувствах, о его душе.
Однако большинство литературных параллелей лишь намечены; так, стоило Лизе иронически назвать Владимира «мой рыцарь», как Саша подхватывает сравнение и насмешливо уподобляет его поездку за невестой (в 500 верст из Петербурга) с поездкой рыцаря «на три года сражаться в Палестину» для того, чтобы в конце концов «увидеться со владычицею своего сердца». Возможно, Лизе предстояло примерить и маску героини рыцарского романа. Точно так же остались без развития и важные для понимания женских образов у Пушкина слова Лизы о том, что мужчины меняются от века в век, а женщины остаются в сущности своей неизменными. Новый тип «рассудительной», рефлексирующей героини Пушкин попытается развить в незавершенном романе «Рославлев».
Литература:
Вольперт Л. И. Пушкин и Шодерло де Лакло: На пути к «Роману в письмах» // Пушкинский сборник. Псков, 1972. (Ученые записки / Ленинградского гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Т. 483.)
Лотман Ю. М. Три заметки к пушкинским текстам. 1 // Временник Пушкинской комиссии. 1974. Л., 1977.
«Рославлев»
Роман
(роман, 1831; не завершен; фрагмент, под назв.
«Отрывок из неизданных записок дамы (1811 год)», опубл. — 1836)
ПОЛИНА
ПОЛИНА — условное литературное имя героини пушкинского романа, полемически направленного против патриотического сочинения М. Н. Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году» (1831).
Героиня Загоскина, Пелагея (Полина) Николаевна Лидина — невеста главного героя Рославлева, в самый разгар Отечественной войны выходит замуж за француза и страшным образом расплачивается за это. Загоскинский «Рославлев» — роман из военной истории; любовный конфликт — в центре его сюжета, но не покрывает все романное пространство; мир «Рославлева» — подчеркнуто мужской. Немногочисленные героини Загоскина вдохновляют многочисленных героев, приводят их в отчаяние или хотя бы раздражают. Но как бы ни были впечатляюще-трагичными судьбы женщин, они не могут претендовать на сюжетную сомасштабность мужчинам, не наделены «правом» самостоятельно мыслить, хотя вполне способны самостоятельно поступать (смиренно или же своевольно). В основном (исключая предельно искреннюю, хотя и не слишком «интеллектуальную» Оленьку Лидину, сестру Полины и будущую жену Рославлева) они плывут по идеологическому течению. Между тем загоскинский «Рославлев», вопреки установке на «вальтер-скоттовскую» занимательность и даже во вред ей — роман прежде всего идеологический; чем более независим тот или иной персонаж от «общего мнения», чем самобытнее его патриотические суждения, тем выше его удельный вес в сюжете. Все это относится и к Полине. Она хороша, умна, однако не в состоянии ясно сформулировать свое отношение к надвигающейся войне с Наполеоном; у нее другое на уме — и на сердце. Ей сделал предложение «романтический» офицер Владимир Рославлев; она отсрочила решение на год. Сестры Лидины, как описывает их сам Рославлев, имеют романную внешность (спародированную еще в портрете Ольги Лариной, показанной глазами Ленского в «Евгении Онегине»: светлые волосы, голубые глаза; у Полины, кроме того, взоры «вечно томны, унылы»). Страшной «балладной» полночью, во время народной войны с Наполеоном русская Полина венчается в кладбищенской церкви с французом Сеникуром. Она была влюблена в него еще в Париже, но граф был женат; теперь жена умерла; он пленник — и он свободен. Любовь, смерть, вечность, родина, измена, верность сливаются неразличимо; отныне Полина — во власти рока. Из героини нравоописательного романа она мгновенно превращается в героиню романа ужасов и, надолго выбыв из сферы активного действия (где безраздельно царят мужчины — сознательные патриоты), вновь появляется перед читателем именно в этом жанровом ореоле, чтобы в конце концов умереть страшной смертью.
По прочтении романа Загоскина раздраженный Пушкин (два с небольшим года назад поддержавший «Юрия Милославского») немедленно решил «переписать» его, и в 1831-м приступил к своему «Рославлеву». Характерно, что в центре повествования оказывается женский образ; ведется оно от лица подруги той московской княжны***, которую Загоскин якобы вывел под именем Полины. Границы литературы как бы раздвигаются; Пушкин прибегает к смелому приему: романными средствами «восстановить» картину реальности; вымышленной героине Загоскина он противопоставляет ее «вымышленного» прототипа.
Княжна? Но она уже и не княжна. В конце концов он подбирает подходящее определение и именует ее «минутной супругой». И строит на этом мотиве всю сюжетную коллизию поэмы (см.: Ж.-Ф. Жаккар).
Точно так же участь пленницы злого Черномора более чем печальна; однако то, в каком виде проснувшаяся Людмила (Черномор ее усыпил) узнает наутро эту печальную весть, разом обессмысливает печаль: «по обстоятельствам, точь-в-точь» она одета была, «Как наша прабабушка Ева», еще точнее сказать — как Душенька. И так во всем. От переодевания в полупрозрачный восточный наряд в гаремном вкусе до попытки загрустить во время прогулки по волшебному саду Черномора, даже «В волнах решилась утонуть — / Однако в воды не прыгнула / И дале продолжала путь». Все это завершается волшебным появлением множества угощений, над которыми Людмила немного «подумала — и стала кушать».
Самый характерный в этом смысле эпизод — когда Черномор является ночью в покои Людмилы. Читатель (благодаря волшебному помощнику Руслана, отшельнику Финну) уже знает, что чести «минутной супруги» ничто не грозит, ибо старый карла не властен «над времени законом». Людмила этого не знает, «дрожит, как лист, дохнуть не смеет», страшится, что Черномор ею овладеет. Для читателя «фаллическое» описание бороды, которая движется к постели пленницы («Арапов длинный ряд идет / <…> / И на подушках, осторожно / Седую бороду несет») — всего лишь сюжетный знак ложной опасности. Для нее — предвестие возможной трагедии, ибо «успех» карлы равнозначен поражению Руслана; после этого жених, даже освободив невесту, уже не сможет с нею соединиться. Но именно это незнание заставляет Людмилу действовать; к счастью, она не только визжит, но и хватает карлу за колпак; так в ее руки попадает спасительное средство — волшебная шапка-невидимка. Это дает автору возможность развернуть сюжетную линию, связанную с Людмилой, в новом направлении.
Вообще говоря, большую часть повествовательного времени Людмила находится за пределом читательской видимости. Исчезает она в полной темноте; долго спит; едва проснувшись, добывает шапку-невидимку, так что автор, глазами карлы, описывает ее следы, ее смех, но не ее саму. И как только коварный карла, наслав на Людмилу ложное видение, мнимый образ Руслана, заманивает героиню в сети (а значит, вновь делает ее видимой), она немедленно проваливается в «дивный сон». И в очередном «сюжетном забытьи» пропускает все дальнейшие перипетии поэмы — и неудачную попытку Черномора довершить начатое ночью и, «закинув бороду за плечи», хотя бы «хладными трудами», но овладеть Людмилой, и бой Руслана с Черномором, и возвратный путь в Киев (сначала с Русланом, который удерживается от того, чтобы «обладать без разделенья» вновь обретенной «минутной супругой»; затем с похитившим ее Фарлафом). В Киеве она спит без устали, и когда счастливо просыпается, пробужденная Русланом и его «заветным кольцом», тут же следует финал.