Совет Караула карал подобные нарушения при помощи устного порицания — пятно на чести тех, кто принимал участие, — вкупе с кое-чем гораздо, гораздо страшнее. Нарушителя заключали на столько циклов, на сколько Совет посчитает нужным, в покаянный ящик — фактически гроб, высотой и шириной чуть больше тела наказуемого. Запертого внутри, с тяжёлым психостимуляторным шлемом на голове, его заставляли переживать записи сенсориума, в которых братья из его ордена сражались против превосходящего врага. Записи были сняты в настоящих войнах в дни далёкого прошлого, и отбывающий епитимью космодесантник, приговорённый переживать их теперь, мог лишь смотреть и чувствовать, как вражеский огонь или когти и клыки рвут вокруг него в клочья его единокровных братьев, его родичей. Это было страшное наказание, ибо разило в самое сердце.
Есть ли для космического десантника что-то важнее братства? Сражаешься за Императора, это верно. Но умираешь-то за своих братьев.
Даже Иддекай, которому пришлось испытать трёхсотлетней давности избиение более шести десятков своих Минотавров от рук многочисленного эльдарского воинства, обнаружил, что такую боль, пылающую в душе, слишком тяжело нести. Наказание быстро отбило у него охоту задирать других стажёров.
Каррас думал, что его накажут тоже — за стычку с Ультрадесантником. Однако, в большей мере благодаря тому, как Кулле изложил это в отчёте, до наказания дело не дошло. По окончании занятий в убойном блоке «Офидион» Кулле приказал ему явиться для осмотра в апотекарион и, несмотря на явное отсутствие неисправностей, заменить имплантат.
Каррас перенёс установку нового прерывателя в холодном молчании, к которому примешивались остатки возмущения и стыда.
По окончании молитв и распределения на цикл космодесантники покидали Восточный аудиториум и направлялись в заранее указанное место сбора своей группы. Там сержанты Караула давали более подробные инструкции и выводили группы к соответствующим учебным сооружениям. Львиная доля тренировок Караула Смерти в первые сто циклов вертелась вокруг убойных блоков. Их на Дамароте более тридцати, разных размеров и сложности, и каждый можно подстроить под нужный сценарий. Ни один орден в имперском пространстве не мог похвастаться настолько превосходными учебными сооружениями, но и ни один орден не делал такого упора исключительно на тайные операции против ксеносов. Выброска из "Грозового ворона", подготовка со специальным вооружением и снаряжением, скоростное десантирование по тросу, скрытное проникновение, изъятие агентов, ликвидация — всё это и гораздо больше новички изучали и оттачивали на практике раз за разом, пока не начинали делать это так же привычно, как дышать. Обучение шло быстро: всё-таки даже среди космических десантников новички были избранной элитой. Здесь им только давали навыки, которые выделяют оперативников Караула Смерти среди всех прочих десантников. Ведь их война ведётся не лицом к лицу на залитом кровью поле боя, где побеждает превосходство в силе и чётко выстроенная стратегия, а за линией фронта, в тени, внезапно, быстро и с хирургической точностью скальпеля.
После физической подготовки, обычно занимавшей от пяти до шести часов цикла, стажёрам назначали индивидуальные программы обучения в библиариусе. Дамаротский архив имеет честь считаться одним из двух крупнейших хранилищ связанных с ксеносами материалов во всём сегментуме; второе находится в штаб-квартире Ордо Ксенос на Таласе-Прим. Но в эту часть обучения входило много больше, чем простое чтение книг. Библиариус Караула Смерти обладает невообразимым архивом записей сенсориума, снятых в вооружённых конфликтах людей с ксеносами по всему Империуму. Кое-какие датируются самыми ранними днями Караула Смерти, когда Империум шатаясь только поднимался на ноги после предательства Гора с его вероломными приспешниками и помещения Императора на Золотой Трон.
Записи сенсориума — из того же самого источника, что использовался для наказаний, — давали такой уровень обучения, с которым не могло сравниться ничто другое. Сидя в каменных креслах с психостимуляторными шлемами на головах, Каррас и остальные переживали адские битвы через ощущения космических десантников, которых давно уже нет в живых. Как и в покаянном ящике, вмешаться в эти записи нет никакой возможности. Поля сражений, по которым ступала их нога, давным-давно спали мёртвым сном. Они могли только наблюдать, но кровавая бойня, что разворачивалась вокруг, была потрясающе яркой и живой: картинки, запахи, звуки — всё.
Они смотрели глазами стойкого Чёрного Храмовника, пока его и его братьев в конце концов не перебили таутянские боескафандры на вытоптанном пятачке соляной пустыни под палящими лучами тройного солнца. Отступи Храмовники с боем — могли бы выжить. Но гордость заставила их стоять до последнего и уплатить за это собственной жизнью. Урок, хотя и смертельный для учителей, не пропал втуне.
В другой записи они пережили последние минуты штурма тиранидами ракетной базы где-то в секретном месте Ультрамара. Силы четвёртой роты Ультрадесанта держались сколько могли, ожидая поддержки с воздуха, которая так и не пришла. Каррас сморщился, когда огромная, истекающая слюной пасть сомкнулась на ногах космодесантника, через органы чувств которого он переживал эту страшную бойню. Ультрадесантника перекусили пополам и проглотили в два трепещущих куска. Только Трону ведомо, как удалось вернуть его шлем и вставленный в него инфокристалл.
Ещё они стали свидетелями убийственно размеренного наступления смертоносных некронов. Похожие на скелеты фигуры из чёрных металлических костей, казалось, идут вперёд почти лениво. Они не торопились никогда, абсолютно уверенные в своей победе, в неудержимости той силы, которую представляют. Снова и снова казалось, что Космические Волки, которые вели с ними бой, добились какого-то прогресса, но только лишь до момента, когда тощие чёрные тела снова поднимались с земли и брали в руки оружие — трупы, бесконечно вызываемые обратно к жизни. Космическим Волкам было не победить. Они отступали, усеивая своими телами землю, которую отдавали.
Всё это и многое другое Каррасу и остальным приходилось терпеть, ощущая боль и потерю тех, чей опыт они переживали со стороны. Для Карраса это были одни из самых тяжёлых занятий, ибо он ничем не мог помочь отважным воинам. Он по-новому ощутил жалость к братьям, таким как Иддекай, которым приходилось переживать потерю братьев из своего ордена внутри покаянного ящика. Эти битвы давно канули в прошлое — и всё же, через канал сенсориума они казались такими же настоящими и осязаемыми, как каменные подлокотники кресла, которые он стискивал побелевшими от напряжения пальцами. Часто после такого сеанса, хотя там и не было никого из его благородного ордена, Каррас поднимался с каменного сиденья, охваченный горем, пылающий гневом, стиснув кулаки, в отчаянии ища врага, которого можно убить, чтобы отомстить за пережитое. В этом он был далеко не одинок. Сеансы эти изматывали до крайности. Совет Караула зорко следил, чтобы испытать гибель своих родичей доставалось только нарушителям порядка, но всё равно многие кричали в голос от душевной боли и бились в титановых узах, которые не давали двинуться. Какая разница, что умиравшие носили другие цвета, другую символику и говорили с незнакомым акцентом? Всё равно это действовало исключительно сильно.
Библиарии Караула, и особенно Лохейн, упорно настаивали, что такие сеансы необходимы. Исключений не делалось никому: ни по ордену, ни по званию. Сеансы уже ненавидели: они представляли собой всё, что есть худшего в поражении: потерю великих героев, бессилие, скорбь, ярость и чувство вины.
Несмотря на эту неприятную сторону, Каррас быстро пришёл к пониманию ценности этих занятий. Результаты их не стал бы отрицать никто. Знание того, как каждая порода ксеносов предпочитает сражаться, — абсолютно бесценно. Каррас чужими глазами взглянул в лицо нескольким враждебным видам ксеносов, о которых никогда в жизни не слышал. Он узнал, как они двигаются, как они наносят удар, какое оружие используют. Но этим всё не исчерпывалось. Произошло кое-что, пожалуй, гораздо более важное.
Несмотря на все свои различия, космические десантники начали сплачиваться.
Карраса, как и некоторых других, однажды даже толкнуло подойти к Солариону. Это случилось после страшной записи о гибели четвёртой роты Ультрадесанта.
— Не говори ничего, — велел он Солариону, приперев того в трапезной. — Мне не нужен твой ответ. Я хочу сказать только одно: твои братья сражались, как боги войны. Жертва тех, кто пал, только подтверждает славу твоего ордена. Мои братья и я гордились бы честью сражаться плечом к плечу с ними.
И всё. Каррас отвернулся и сразу ушёл, по-прежнему тронутый за самую душу тем, что видел, и чтобы не дать Ультрадесантнику испортить момент.
Обычно после двух-трёх часов занятий с архивами и сенсориумом космические десантники опять возвращались в главную часовню, где возносили благодарность за всё, чему научились. Многие из стоявших здесь, в гулком и мрачном пространстве этого самого зала, всего восемь часов назад возвращались со свежими ранами разной степени тяжести. Тренировки были экстремальными, потому что операции Караула Смерти по своей природе сами были экстремальными. Однако до сих пор не было ни одного смертельного случая. На Дамароте не случалось гибели космических десантников уже больше ста лет, ибо Караул не мог себе позволить потерять даже одного боевого брата, принятого в свои ряды. Это не значило, однако, что занятия нельзя доводить до самого предела. Часто роти безмолвно проскальзывали в часовню после того, как заканчивались послетренировочные литании, чтобы вытереть с гладких мраморных плит запёкшуюся кровь.
После литании космические десантники переходили в трапезную, где раз в десятичасовой цикл поглощали по миске питательной каши или, если желали поесть в одиночестве, получали брусок заменителя и возвращались к себе в келью. Этот заменитель нежно звали «кирпичом» — и название он получил вполне заслуженно. Бруски были длиной и толщиной с указательный палец среднего космического десантника, цветом похожи на песчаник и с глубокими насечками, чтобы можно было разломить на три части. Структурой они тоже походили на песчаник: твёрдые, зернистые и требующие значительного усилия жевательных мышц, чтобы разгрызть.
Поначалу Каррас съедал свой «кирпич», запивая его ледяной водой, в тишине своего скромного жилища. Однако после первой дюжины циклов решил, что упускает уникальную возможность, и начал регулярно питаться в трапезной вместе со своими товарищами. Никому не пойдёт на пользу, сказал он себе, прятаться в одиночестве. Истребительная команда — это команда. Твоя жизнь и смерть будет зависеть от чести и умения космических десантников, с которыми ты служишь рядом. Памятуя об этом, Каррас попытался познакомиться с теми, кто окружал его, хотя бы только внешне. По большей части он просто наблюдал — видно, мало кто желал добровольно познакомиться с ним поближе. Библиарии часто оказываются в изоляции даже внутри собственного ордена, их дар вызывает у братьев по ордену двоякое чувство.
«Не потерпи псайкера, ведьму, шамана. Их сила — врата безумию и порче».
И всё-таки, разве не библиарии — наивысшее воплощение войны против ксеноса: солдаты, чья физическая одарённость сравнима лишь с их психическим оружием? Большинство видов чужаков представляет собой угрозу и в физическом плане, и в психическом. И лишь псайкер способен с толком сражаться со вторым.
Просиживая в трапезной цикл за циклом на пустой по обе стороны каменной скамье, Каррас понял, что даже эти избранные братья, ощущая дискомфорт в его присутствии, не так уж отличаются от остальных, и взял привычку читать за едой древние книги из библиариуса Караула, чтобы отвлечься от предосудительного отношения к себе.
Но среди братьев попадались и исключения. Как-то раз, когда трапезная была заполнена не больше чем на треть, Каррас познакомился с самым необычным и беспардонным космодесантником в своей жизни.
— Вот кто расквасил губу Пророку.
Каррас поднял глаза от миски с кашей на возникшую с другой стороны стола фигуру. Перед ним стоял поразительный боевой брат, одетый в чёрную тунику, препоясанную серебром. В руках он держал глиняную миску и ложку, как те, что лежали на столе перед Каррасом.
— Пророку? — переспросил Каррас в недоумении.
— Ультрадесантнику, которого ты шваркнул об стену.
— Игнацио Солариону, — Каррас нахмурился. — Ты решил пристыдить меня этим напоминанием? Ладно. Признаю: я был неправ, что потерял самообладание. Что тебе с того?
Незнакомец, не обращая внимания на предупреждающий тон, попросил разрешения сесть. Несмотря на неприятное начало, Каррас указал на другую сторону стола. Гость опустился на скамью, ухмыляясь про себя. Кожа его была похожа на выбеленную солнцем кость, точно такого же цвета, как у Карраса. Но на этом сходство заканчивалось. Глаза у Карраса были кроваво-красными даже там, где должны быть белки. А у этого брата глаза были сплошного, безупречно-чёрного цвета, похожие на две сферы чистого отполированного обсидиана. Того же цвета были и длинные с отливом волосы — волосы, которые спадали на плечи шёлковой мантией. У Карраса голова была голой, как яйцо кнарлока. Это было генетическое. Все Призраки Смерти лысели во время вживления геносемени.
«Чертовски непрактично, — подумал Каррас, уставившись на длинные, блестящие волосы. — Зато какое тщеславие! А лицо? Ни единого шрама. Наверняка ни разу не был в деле. Пожалуй, он слишком молод и неопытен, чтобы находиться здесь».
Но лицо это выделялось не только отсутствием шрамов, но и, что встречается гораздо реже, явным дружелюбием. На Карраса взирал безукоризненно чистый лик с такой открытостью, какой Призрак Смерти не встречал здесь с самого своего прибытия.
«Что-то знакомое, — подумал Каррас. — Как «Белый чемпион» Иторика. Или «Олимпиарх» Горлона Ци».
Каррас не понаслышке знал работы великих скульпторов. За десять тысяч лет миры Империума производили на свет в каждом поколении горстку людей, в чьих руках простой камень превращался в творение такой красоты и совершенства, что вдохновлял население целых сегментумов. Большая часть их в конце концов приступала к творению вдохновляющих военных шедевров для Адептус Муниторум: как для поднятия боевого духа, так и для увековечивания достойных. Великолепная диорама Махария и Сеяна на Ультиме Махария — знаменитый «Конец долгого похода» — лишь один такой пример. После открытия ему много раз подражали, но превзойти так и не смогли.
Лицо космодесантника, который сидел сейчас напротив Карраса, больше подошло бы такому изваянию, чем тренированному убийце или живой машине войны. Шелковистые чёрные волосы обрамляли приличествующе высокий лоб, благородное чело, острый узкий нос и рот, ни чересчур широкий, ни чересчур узкий. Скулы ровные и в высшей степени пропорциональные. Абсолютная симметрия. Если бы не целиком чёрные глаза, Каррас бы почти поверил, что это ожившее творение скульптора.
Незнакомец, заметив, что Каррас его изучает, рассмеялся.
— Знаю. Слишком хорош для Караула Смерти. Но пусть это тебя не обманывает.
Каррас приподнял бровь.
— Не принимай мою чистоту за признак неопытности. Ты ведь именно об этом подумал. Скажешь, не так?
— Значит, у тебя самого есть дар, — ответил Каррас с некоторым юмором, — раз ты так хорошо читаешь других.
— С одарённостью у меня всё в порядке, хоть и не в твоём смысле. Колдовство я оставлю таким как ты, ведьмачок. — Каррас напрягся, услышав это слово, однако в тоне незнакомца не было злого умысла. — Просто я привык сталкиваться с неверными предубеждениями.
— Единственные десантники без шрамов на лице, которых я знаю, это новобранцы, — возразил Каррас. — Но это у них ненадолго.
— Это должно тебе о чём-то сказать.
— Это говорит мне о том, что ты новобранец, однако в Караул Смерти не берут новобранцев…
Черноволосый боевой брат отправил в рот полную ложку густой слоистой каши и простонал:
— Могли бы добавить сюда чего-нибудь для вкуса, да? — затем, проглотив ещё порцию, прибавил: — Мы с тобой одной крови, ты и я.