– Здравствуйте, – голос у нее низкий с хрипотцой. Она сбросила с плеча сумку, выдохнула с облегчением и уселась рядом с Валерой.
– Вы директор? – спрашивает она.
– А вы отставшая? – в свою очередь интересуется Валера.
– Да.
– Как же вы добрались? – он разглядывает ее не смущаясь, скорее чуть раздраженно. Женщина успела обгореть, пока протопала семь километров. Плечи и живот стали малиновыми, солнце обожгло ей лицо и покрыло красными пятнами небольшую отвисшую грудь.
– Ничего, нормально, – отдуваясь, отвечает она, – только сумка тяжелая.
Советский сокрушенно покачал головой.
– Пойдемте, я вас оформлю. – Она поднялась поспешно, попыталась подхватить свою поклажу. Советский опередил ее.
– Там еще пакеты, – сказала женщина, – я бросила их на пляже. Сейчас сбегаю…
– Оставьте, – поморщился Советский, – я скажу, вам их принесут.
Вечером был шашлык, вино и знакомство с новенькими. Отставшую женщину зовут Валей, а по профессии она – экономист. Я почему-то так и подумала, когда впервые увидела ее. Мы с Ольгой тоже представляемся, я – журналисткой, она – художницей. Заранее договорились, не будешь же каждому объяснять, что мы зарабатываем на жизнь торгуя на выставках всякой ерундой. Да и не соврали мы, в общем-то. Я действительно, время от времени пишу рекламные статейки, иногда рецензии на книги, или еще какую-нибудь заказуху. Ольга – прикладник: то куклу подружке на день рождения сошьет, то из кожи что-то мастерит, то ткани расписывает, иногда это удается продать. Одна наша знакомая, та керамикой занимается. Точнее, она ей торгует. Берет у художников их изделия и продает. У самой уже времени на творчество не остается. Как говориться: двум богам служить невозможно… Но кушать-то хочется!
Новенькие словно с цепей сорвались. Всю ночь турбаза стояла на ушах, народ надрался до изумления. Кто-то тоскливо кричал из темноты: «Люди! Где я живу? Кто-нибудь!». Снизу по склону пыталась подняться женщина, закутанная в одеяло. Она шла на свет от фонаря, но у нее никак не получалось преодолеть подъем, она тянула вперед руки и всхлипывала: «помогите…». Мы втащили ее на наш пятачок.
– Проводите меня, пожалуйста, до палатки, – лепетала несчастная.
– Какой у вас номер?
– Не знаю…
– Господи, Боже! Ну, хоть примерно, – взмолилась Ольга. Женщина тяжело сопела, честно пытаясь вспомнить номер. – Кажется, пятая.
– Идемте! – Ольга, тихонько чертыхаясь, пошла провожать перебравшую.
Потом сверху шумно скатился упавший юнец и завозился у задней стенки палатки, видимо, в тщетных попытках встать на ноги. Подобрали и его. В довершение ко всему, появилась парочка.
– Ты от меня не уйдешь? – громко вопрошала она.
– Не волнуйся, я тебя доведу, – тихо обещал он.
– Ой, как писать хочется… Нет, стой! Стоять! – крикнула она.
– Да я стою…
– Знаю я вас, – проворчала женщина. – Дай руку. Судя по звукам, она писала и, видимо, держала его за руку, чтобы не смылся. Чуть позднее он все-таки оторвался от нее и шумно убежал, не разбирая дороги, преследуемый ее гневными криками. Кажется, Валя-экономист упустила местного инструктора.
А утром пошел дождь. Первый за десять дней.
За завтраком народ тяжело похмелялся, разливая под столом.
У вигвамных дикарей пополнение – приехала Сашина знакомая с маленькой дочкой. Они пришли по берегу. Валера сделал вид, что никого не видел.
Штормит.
Одинокая экономистка лежит неглиже на туристическом коврике, сердитое море бросается волнами, окатывает ее ноги. У всех проходящих мимо она кокетливо спрашивает «который час». Мы загораем далеко от пляжа, там, где прибрежная скала пьет соленую воду длинным каменным языком, окруженным тремя рядами белых клыков; обточенные морем валуны с кварцевыми наконечниками, пасть дракона.
– Вы не подскажете, обед во сколько? – радостно спрашивает Валя со своего коврика.
– В половине второго, – вежливо отвечает Ольга.
– Хорошо здесь, не правда ли?
– Замечательно.
– Кстати, вы будете участвовать в Дне Нептуна? Директор обещал устроить нечто грандиозное.
– Вряд ли. – Мы порываемся уйти.
– А вы не знаете, где это все будет проходить?
– Нет, не знаем. – Ольга тянет меня за руку. Валя замечает этот жест, приподнимается на локтях.
– Хорошо вам, у вас компания… Директор обещал сделать фотографии, – вспоминает она. – Приходите на праздник, будет интересно.
– Знаете, у нас такая работа, что мы, наоборот, стараемся избежать компании хотя бы на отдыхе.
– Понимаю, конечно, – она обреченно вздыхает. Мы уходим, оставив позади драконью пасть.
Во время обеда Валера распекает воронежскую группу, особенно достается самым молодым. Причина – вчерашняя поголовная пьянка.
– Хотите орать, идите на берег и орите! – чеканит слова Советский. – Вы здесь подчиняетесь правилам общежития. Нет – возвращаю деньги, путевки, и до свидания!
На скамейке, в стороне ото всех сидят: медсестра Эля, сторож Олег Федорович и инструктор Юра. Им досталось от разгневанного начальника за продажу водки туристам. Валера не пьет, не курит и не переносит алкашей. Почти все работники базы – родня Советского: его сестры, племянники и племянницы, или люди по особым рекомендациям от друзей. Олег Федорович и Юра относятся к спасателям, они назначены местной администрацией, с которой ссорится Советский не хочет, оно и понятно.
Юра, загорелый до черноты, полнеющий и стареющий блондин. Ходит в шортах, на морщинистой шее толстая цепь, наверное, золотая. У него есть машина, на которой он возит желающих на экскурсии. По молодости, видимо, был избалован курортными романами; теперь, не заметив, как постарел, хорохорится, пристает к молоденьким женщинам, смотришь на него – смешно и жалко. Сказать? – не поймет.
Олег Федорович – маленький сухой дедок. Запойный алкоголик, но человек очень хороший. В периоды трезвости жарит на своей кухоньке оладушки для отдыхающих, ловит сетью рыбу. Если попросить, то может приготовить вкуснейший шашлык на углях. Зарплата копеечная, около 30 долларов, вот он и подрабатывает, как может.
Эля – другое дело; единственный случайный человек, нанятый впопыхах, потому что прежняя медсестра не смогла приехать.
Крупная высокая девушка, громогласная, мужеподобная и сильнопьющая. О том, что она и есть медсестра я узнала случайно, когда один из мальчишек упал и разбил губу, поварихи направили его к Эле. Эля сказала «заживет». Тогда приятели привели плачущего подростка к нам. Оказалось, что у него кровоточит десна и шатается передний зуб. Промыли, намазали и велели не есть ничего твердого несколько дней.
На завтраке повариха Лена подошла и тихонько спросила, не умею ли я делать уколы.
– Умею… А Эля что?
– Она спит, теперь до обеда не добудишься, а мне надо по времени делать, – шептала Лена. – Только Валере не говори, а то Эльке и так достается.
– Слушай, у нее хоть какие-то лекарства есть?
Лена сокрушенно вздыхает и снова шепчет:
– Ей Валера спирт выдал, медицинский. Но она его уже выпила, – Лена оглянулась и одними губами произнесла, – целую банку!
Повара работают через день. В одной смене – родная сестра Советского и племянница Лена; в другой двоюродная сестра и Миша. Миша профессионал, знаток кубанской кухни Советский сманил его из ресторана в Новороссийске.
Каждый вечер, как только Советский собирает народ на дискотеке, мы уходим в столовку и сидим там со свечкой, пьем кофе и поджидаем енотов. Они приходят, потому что добрый Миша оставляет для них полное ведро помоев. Сначала мы познакомились с крупным самцом. Он почти не боялся, спускался со склона, становился на задние лапы, передними упираясь о край ведра, и принимался громко чавкать, время от времени, помешивая в помоях лапой, в поисках лакомых кусочков: мясных косточек или курицы. Миша иногда присоединяется к нам и рассказывает о том, как осенью голодные шакалы подходят совсем близко и воют по ночам, о сучке Моте, которую на самом деле зовут Матильдой – и она единственная, кто выжил из всей живности в последнее наводнение.
– Когда река все здесь посмывала, зверья не осталось совсем. Сидишь вечером, такая тоска… Мы приехали, апрель, туристов нет, по ночам до того жутко бывало, да еще шакалы воют, оголодали за зиму… Вот, однажды сижу в столовке, смотрю – енот пришел. Тоже кушать ищет. Я так обрадовался. С тех пор всегда оставляю им еду. Теперь-то опять размножились, – он замолкает, отпивает глоток кофе, – я вверх по руслу реки ходил, там выдра живет, зайца видел, кабаны, тоже, есть…
Пока мы слушаем его, совсем забываем о ведре. Нас привлекают усилившиеся звуки возни, резкого писка, тявканья и топота. Миша светит фонариком: из ведра торчат пять полосатых хвостиков, заботливая мамаша суетится рядом, фыркает на стаю ежей. Поужинавший папа взобрался на мойку и пьет воду. Малыши пугаются света, смешно сваливаются с ведра, только один продолжает увлеченно сопеть и чавкать, почти целиком погрузившись в помои. Самец замирает напряженно, мать, видя что ее детеныши разбежались, лезет в ведро, как будто нас и нет вовсе.
Мы приходим сюда каждый вечер, говорим, шумим и пахнем. Еноты привыкают и даже позволяют нам гладить их жесткий, упругий мех.
Ложимся поздно, когда смолкает громкая дискотечная попса.
– Разве это отдых? Нет, это не отдых! – сама себе громко жалуется экономистка. Только что из ее палатки Эля увела одинокого москвича. Он что-то пьяно лепечет, поднимаясь за медсестрой по склону. Бухают по склонам гулкие Элькины смешки: га-хха! га-хха! Аййя-ха-ха-а!
– Смотри-и, не обмани-и! Гы-гы-хгы-хы-ии…
– Эля, Эля-ля-ля-ля… завтра…Эля-я…
Ночью была гроза.
Дождь не прекратился. На завтрак бежим под зонтами, ежась от холодных капель, то и дело коварно падающих за шиворот. Ноги разъезжаются по скользким тропинкам. Дно речки наполнилось бурой стремительной водой. Чтобы попасть в столовую, перебираемся вброд, вода – по щиколотку.
База пустеет. Уехали сибирские ребятишки. Похожие на мокрых птиц, они сидели на пляже под дырявым навесом и ждали лодку. Грустили. Им так хотелось увидеть напоследок солнце.
– Да, ладно тебе! Ты говоришь – мир прекрасен! Мы все так говорим. Но никто не задумывается над тем, что это «прекрасен», только для нас – людей. Что значит «прекрасен» для тысяч других существ?
Что такое красота, вообще? Может быть, только то, что воспринимает хрусталик человеческого глаза, причем, только отражение, понимаешь? Если вдуматься, что мы знаем об истинном положении вещей? О самих, так называемых, вещах? Мы их постигаем с помощью приспособлений наших тел. Мозг получает информацию в виде сигналов – импульсов. Их великое множество. Мозг эти сигналы непрестанно обрабатывает и создает самому себе ту реальность, которую он способен создать, исходя из инструментов, каковыми он обладает. Луч света, отразившись от скалы, дерева, моря, попадает в человеческий глаз, неся некую информацию, потом все это обрабатывается в мозгу, да еще, насколько я помню из школьного курса физики, в перевернутом виде… Посуди сам, что мы видим, и тот ли это мир? – Саша терпеливо слушает. Делать все равно нечего, он поддерживает небольшой костерок, вкусно покуривает, запивая дым чаем. Шеф спит в палатке, женщины ушли на берег за дровами. Тишина и сырость, блаженное безделье. Говорю медленно, потому что говорить мне лениво, но я только что сделала для себя открытие и хочу им поделится. Я знаю, что заходить надо издалека, иначе не поймут. Ольга поддерживает меня:
– …допустим, стрекоза, она ведь тоже постигает мир, но он для нее совсем другой; и лягушка, и змея…
Саша кивает.
– Да, это наш глаз разбивает луч света на радугу, и, таким образом воспринимает предметы – при помощи отраженного света-цвета. Но что такое цвет для собаки? Или той же змеи?
– Угу-угу, – соглашается Саша.
– Так мы же еще пытаемся расшифровать этот мир, по сути, не зная и не понимая его. Мы всегда видим, осознаем, ощущаем лишь его производную. В лучшем случае – первую. Когда сознание не замутнено. То есть, я наблюдаю только при помощи органов чувств.
– Город – он высасывает, – неожиданно комментирует Саша, – а здесь хорошо!
Ветер расталкивает тучи, в просветы протискивается недовольное солнце. Миша звонит в колокол – обед. Вода в реке спала, обнажив дно. В столовке нас мало. Часть народа еще с утра отправилась в поселок, часть – на водопады. Экономистка в коротком розовом халате подсаживается к Советскому:
– Скажите, Валера, когда будет хорошая погода?
– Откуда я знаю, – Валера угрюм сегодня.
– Как! – она широко распахивает глаза, хлопает накрашенными ресницами, – вы же директор!
– Но я не Господь Бог, – довольно грубо обрывает ее Советский.
Она встряхивает обесцвеченными волосами, ложится грудью на стол и говорит с придыханием:
– Как жаль!
Валера вскакивает и уходит.
На пустом пляже стоят девочка и старушка. Девочка ждет старшую сестру из поселка, бабушка – внучку с водопадов. Шторм разбил и вышвырнул на берег плот, построенный одиноким москвичом. Притихшее море лениво лижет обломки.
К ужину народ возвращается. Старушка пытается журить внучку, у нее не получается. Бабушка хлопочет вокруг девушки, спрашивает, не обгорела ли она, не устала ли? И – как же, без обеда?
Нет только Эли, москвича и Юли. Той, которую ждет на пляже испуганная сестренка.
Густой серый сумерек сполз по склону, запутался в древесных стволах, укрыл палатки, затопил ущелье. Тихо. Мир дышит и живет помимо нас – людей. Прибежала по веткам проснувшаяся соня, нырнула в пакет, достала кусок хлеба, потащила вверх. В соседней палатке шуршат мыши. Мы подкладываем им еду, чтобы не грызли наши вещи. Глухо падают с листьев редкие тяжелые капли прошедшего дождя. Воздух пропитан морем, звуки плывут медленно и широко, вместе с сумраком, вокруг нас, сквозь нас… Помимо нас…
Где-то вскрикнул человеческий голос. Вскрикнул и сорвался, повис коротким звуком, сразу же поглощенным. И еще голоса – вверх по склону, зашевелились, нарушили.
По тропинке поднялись мальчишки:
– Так, в море далеко не заплывать! – они запыхались, но тон начальственный.
– А что случилось? – я шевелю языком, как рыба… хотя, у рыб нет никакого языка… ну, хорошо, я шевелю языком, как рыба, если бы у нее был язык.
– Девочка утонула, 19 лет, – загомонили разом.
– Стоп, погодите, какая девочка?
– Наша девочка! Сегодня… Высокая такая…
– Так, не тараторьте, по очереди, – остановила их Ольга. – Говорите по одному. Итак, что случилось?
– Это правда. Сегодня девочка утонула. Юлей звать… звали…
– Ничего не понимаю! – раздражение от нелепого слуха поднялось, вспучилось в моей голове и размазало такие стройные, такие медленные и большие мысли. – Глупость какая! – разозлилась я. – Кто вам сказал эту чушь?! Сегодня никто не тонул, и вообще!!!
Они растерялись.
– Да нет же. Мы не врем. Только сейчас Элю встретили. Она сказала.
– Что сказала? – вконец опешила я.
– Ну, что Юля заплыла далеко, а Эля ее спасала. Искусственное дыхание делала… Но не спасла. – Мальчишки замолчали.
– Бред, бред, – все твердила я. Но подошли другие ребята…
– Я все узнаю… – потом прислушалась и сказала, – дискотеки сегодня не будет, конечно.
Они согласились, разошлись молча по палаткам.
И все, словно не было ничего. Тишина и сырость, мокрые стволы сосны и кизила, ночь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.