Одновременно с успехами в области «введения демократии» экономическая реформа Рыжкова не давала успеха. Жизненный уровень населения в первой половине 1991 г. по сравнению с 1985 г. существенно снизился. Это вызывало разочарование в большинстве народа, а в условиях демократии (или полудемократии), что является несомненной заслугой Горбачева, – эта же демократия открывает путь для активного общественного проявления этого социального недовольства населения, что отражается в росте забастовочных выступлений трудящихся страны, критики прессы, выступлений различных новых политических сил с новыми (внесистемными) идеями.
Горбачев, несомненно, человек с четкими демократическими установками, хорошо образованный, интеллектуал, ему было совершенно недостаточно обладать диктаторскими полномочиями во второй мировой державе. Он по зову сердца, в силу своей нравственной позиции, сделал свой тяжкий выбор. Если бы Горбачев просто стремился к необъятной власти – он ее получил, причем без предательства и заговоров, как это было на пути Ельцина к власти. И, скорее всего, находился бы по сей день на вершине политического Олимпа второй мировой державы (а не третьестепенной России).
Неудачи в области экономических преобразований – большую часть вины за которые я склонен относить за счет союзной экономической бюрократии, и прежде всего правительства СССР, – лишь подстегивали Горбачева в конце 80-х к крупным политическим изменениям. Он стремился изменить само лицо социализма, придать ему гуманистические, человеческие черты, осуществить синтез социальных завоеваний социализма с качественным расширением реальных политических прав граждан, превратить их в полноправных субъектов политики и реорганизовать всю систему власти таким образом, чтобы она избиралась народом и была ему подотчетна.
При этом одним из аргументов Горбачева в этом вопросе было то, что, по его глубокому убеждению, без «демократии» невозможно добиться успехов в экономических реформах. Он предложил внести самые серьезные изменения в действующую Конституцию СССР и конституции союзных республик, в частности существенно расширить роль законодательно-представительной власти при одновременном сокращении полномочий органов КПСС. Это, несомненно, был революционный шаг, требующий большого мужества.
В результате в 1989 г. на основе нового избирательного закона стал действовать новый двухуровневый парламент СССР – съезд народных депутатов как высший орган власти в СССР и избираемый им Верховный Совет – Парламент СССР. Вскоре съезд народных депутатов СССР устранил из Конституции СССР (принятой в 1977 г.) статью о руководящей роли КПСС. Это означало новый этап в развитии СССР – так оценивали его в советском обществе, приветствуя начавшуюся демократическую революцию Горбачева. Аналогичные изменения были введены и в конституции союзных республик, что укрепило их демократичность, резко повышало роль парламентов и всей системы представительных органов власти – советов. По существу, речь шла о новой Конституции СССР («горбачевской Конституции», которая заменила «брежневскую Конституцию» 1977 года).
Именно на базе нового, горбачевского избирательного закона были избраны депутатами в парламент России (1990 г.) и мы, новые ее лидеры, – Ельцин (попавший в опалу и изгнанный Горбачевым из руководящего синклита в 1987 г.) и я, московский профессор, которого вряд ли «пропустила» бы партийная власть, если бы она сохранила догорбачевскую силу и влияние. Здесь, в области политических реформ, успехи горбачевской перестройки были очевидными и бесспорными.
Но процесс демократизации в обществе блокировался неудачами: в области экономики кризис все более углублялся. После того как в 1989 г. были проведены выборы в новый Союзный парламент и его главой стал Михаил Горбачев, он стал переносить центр политической силы из ЦК КПСС и Политбюро в государственные институты – Верховный Совет и Правительство СССР. Собственно, он стал больше уделять внимания своей деятельности руководителя государства и меньше – посту генерального секретаря ЦК КПСС. В этом как раз и обвиняла его высшая партийная бюрократия.
Основная концепция Горбачева, заложенная им в перестройку, заключалась в центральной идее, направленной на «возвращение к Ленину», который, согласно развернувшейся в тот период в обществе дискуссии, был «сосредоточием мудрости и человечности, непогрешимым политическим провидцем и реформатором».
Отсюда и тезис Горбачева – «Больше социализма!», который предполагал поворот всей экономики на обеспечение потребностей человека. Поэтому, согласно Горбачеву, нужна высокоэффективная экономика, способная производить самые передовые изделия и нужные человеку услуги. Формулировка и цели – верные, но задачи, как их решить – правительство и правящая элита не сумели понять и предложить обществу.
Другое направление его политики – это сокращение военных расходов, конверсия военно-промышленного комплекса, ориентация на общечеловеческие принципы; все это – тот самый «переходный мостик» от горбачевского толкования ленинизма – к новому миропорядку, основанному на общечеловеческих ценностях. Так, похоже, мыслил Горбачев, избравший в основе философии своей политики традиционный европейский гуманизм. Эти идеи и привлекали к Горбачеву нас, московских интеллектуалов, да и всю российскую интеллигенцию, а поддержка гражданами страны перестройки вызвала огромный подъем в обществе в ожидании наступления всеобщего счастья и процветания.
Столичная творческая интеллигенция, публицисты и литераторы, драматурги и театральные деятели и пр. – все они бросились к поискам «нового, неизвестного Ленина» и его «верного ученика Николая Бухарина», клеймили позором Сталина и Берия, пытались в этом превзойти Никиту Хрущева. Интересно, что они не решились занять какую-то позицию в отношении Троцкого (между прочим, в этой «мелочи» – показатель их привычного оппортунизма). Все эти «властители умов» в тот период одержимо поддерживали устремления Горбачева по «реставрации ленинизма», отождествляя их с наступлением эпохи «просвещенного социализма» (чтобы через несколько лет обливать грязными помоями).
«Вся власть – Советам!»
Вот откуда истоки возвращения старого лозунга «Вся власть – Советам!», понимаемого одновременно как требование устранить партийную власть, доминирующую над властью советов представительных органов народа. Конечно, все это было явлением инициативным и в целом способствовало энергичному вовлечению общества в политический процесс.
Первый, действительно демократический парламент СССР со времени начала своей работы в 1989 г. довольно быстро погряз в склоках и бесконечных дискуссиях. Формирование правительства СССР затягивалось – некоторые министры «обсуждались» в процессе своего утверждения по многу месяцев и должны были присутствовать, вместе с премьером Рыжковым, на заседаниях Верховного Совета СССР. А дела, которые требовали немедленного решения, становились объектом деятельности бюрократии.
Возникшая в составе этого первого парламента демократическая фракция – Межрегиональная депутатская группа (МДГ) – оказалась совершенно неконструктивной силой, способной лишь громко критиковать те решения, которые исходили от Горбачева и Рыжкова. Даже проект новой конституции, которую разработал академик Андрей Сахаров (Конституция Евразийских Советских Республик), опубликованный уже после его смерти в 1990 г. одной из московских газет, не стал объектом внимания этой «группы». Вскоре Горбачев был избран первым президентом СССР, а главой союзного парламента стал Анатолий Лукьянов, университетский товарищ Михаила Горбачева; вице-президентом СССР, по предложению Горбачева, был избран Геннадий Янаев.
Положение в СССР сильно ухудшилось с началом карабахского вооруженного конфликта (1989 г.), который возник из-за аннексионистских поползновений армянского руководства и, очевидно, ошибочных решений азербайджанских властей. Конечно, трудно задним числом вскрывать ошибки руководящих кругов СССР, но если бы этот конфликт тогда был жестко пресечен в самом зародыше, вряд ли произошли бы аналогичные конфликты в Тбилиси, Средней Азии, Приднестровье и Прибалтике, не говоря уже о войнах на Северном Кавказе. И все это происходило на фоне продолжающейся войны СССР в Афганистане. Но, по-видимому, Горбачев не мог действовать по-другому – он стал заложником своей собственной политики по демократизации общества. И дело не в том, что у него не было нужной политической воли. Она у него была в избытке. Он был смелым и отважным человеком, сумевшим коренным образом изменить облик страны. Скорее всего, не было четкого, отшлифованного представления о конечной цели реформирования, средствах и инструментах этого реформирования и, конечно, – сильных соратников.
Перестройка, как верно говорил Горбачев, началась по инициативе «верхов», была революцией «сверху». В чем был секрет успеха политической реформы на первом этапе? Думается, в том, прежде всего, что она осуществлялась «сверху вниз», без промежуточных инстанций, да и бюрократия была тогда в некотором растерянном состоянии. И не оказывала тогда серьезного сопротивления. Затем политика «бега на месте» дала возможность реакционерам «выйти из окопов». При этом несомненной заслугой Горбачева является введение парламентаризма в СССР (позже Ельцин отнимет это право у граждан России, а некоторые президенты других постсоветских государств, по примеру Ельцина, поступят так же, хотя и без танкового расстрела парламента).
Если вспомнить историю, Ленин начисто отрицал необходимость парламента как представительной власти, имеющей исключительное право на законодательство, называя парламенты «изобретением буржуазии». Горбачев превратил Верховные Советы СССР и союзных республик в действующие парламенты, ввел в Конституцию СССР принцип разделения властей, обеспечил граждан демократическим избирательным законом и т. д. Все это – выдающиеся его достижения.
Но что касается вопросов нового государственного устройства, включая отношения между СССР и союзными республиками, а также полного отстранения КПСС как единой государственной партии от власти – у него здесь не было точного представления того, как это осуществить и следует ли вообще это делать. Поэтому он взялся за Союзный договор, не представляя последствий этой затеи.
Спад
К началу 1991 г. горбачевская перестройка выдохлась – вместо крупных новаторских проектов в политике Кремля стали преобладать риторика, бесконечные дискуссии. Это при том, что на политической сцене появился новый феномен – сепаратизм, регионализм и национализм. Союзные и региональные лидеры охотно подхватили эту «игру». Началась откровенная торговля вокруг «нового союзного договора», идей экономической и политической самостоятельности республик. Горбачев упустил инициативу, он просто реагировал на события, вызванные его же политикой. С целью нейтрализовать сепаратизм он выдвинул идею о «всесоюзном референдуме по вопросу единства СССР» – совершенно избыточное мероприятие, поскольку ни общество, ни республики не ставили до объявления референдума вопроса о «выходе» из СССР.
Политический кризис проявлялся в предельной напряженности отношений между союзным центром и союзными республиками. Упадок эффективности сверхцентрализованной управляющей системы и финансовых поступлений в бюджет (в том числе под влиянием мировой конъюнктуры на нефть и газ) привел к нарастанию требований со стороны союзных республик дать им больше всего – и политических, и финансовых, и экономических возможностей и полномочий в целях решения (прежде всего) социально-экономических задач. Раньше других эти требования были сформулированы руководителями прибалтийских республик. Отказ союзного центра на расширение их экономических полномочий, причем в условиях продолжения экономических неудач, привел к эскалации их требований – в направлении большей политической самостоятельности. В ответ на это Горбачев выдвинул свою совершенно порочную, гибельную концепцию «Союзного договора».
Ослабление союзного центра проявилось также в волнах межэтнических столкновений по всей окраине советской империи – почти так же, как эти столкновения проходили в периоды резкого ослабления царской империи (1905–1907, 1911–1913, 1916–1917 гг.). Средняя Азия, Кавказ, Приднестровье, Прибалтика уже стали ареной разного рода конфликтов и даже военных действий на этнической основе, а в центрах «культурной России», как грибы после дождя, нарастали шовинистически-националистические организации, импульсы которым были заданы как «демократами первой волны», так и самими теоретиками ЦК КПСС, поднявшими вопрос «об эксплуатации России союзными республиками» и даже – «об отделении России от СССР». Продвинутая московская журналистика периода гласности называла народных депутатов СССР, собравшихся на Первый съезд в 1989 г., не иначе как «тюбетейками». Историки, занимавшиеся исследованием периода предреволюционной России, могут найти огромное число фактов и ситуаций, удивительно напоминавших новейшую российскую политическую сцену периода конца 80-х – начала 90-х гг., включая поведение элитарных слоев общества, как бы потерявших способности к мыслительной деятельности.
Одновременно происходило интенсивное нарастание процессов сепаратизма (в республиках России) и регионализации (в областях и краях). Эти процессы по большей части развиваются «сверху вниз», от партийно-административной бюрократии, которая боится потерять власть. Руководители краев, областей и автономий России в те времена даже бравируют тем, что они «России не подчиняются». (Это относилось ко всем без исключения республикам Северного Кавказа, Татарии и Башкирии.)
Политический кризис, таким образом, охватил и Российскую Федерацию, во многом благодаря деятельности союзных органов власти. Трудно сказать, что это было сделано по глупости. Например, Закон «О субъектах СССР», по которому автономные республики выступают субъектами СССР (субъектами союзного государства), – с юридической точки зрения это ущербный закон: нельзя рядом ставить целое и часть целого; налицо юридический казус (коллизия права). Но даже не это главное – главное то, что этот закон стимулировал борьбу российских автономий за право их выхода из Российской Федерации. Вместо системной политической философии союзные власти ограничивались предложением паллиативных мер – такой подход диктовался, скорее всего, от сознания бессилия силы, воплощенной в центральном руководстве, в правительственном сегменте СССР.
В тот период мировое сообщество с интересом и тревогой наблюдало за маневрами руководящих кругов СССР, оно видело, как стремительно слабели позиции второй мировой державы. Запад, однако, стремился к расширению деловых отношений, сотрудничеству. Внешнеполитическая деятельность правительства СССР была, однако, все еще крайне архаичная, не учитывала идущие процессы глобализации и новый уровень интернационализации финансово-хозяйственных процессов мировой экономики, что усиливало связи и взаимозависимости стран и регионов. Премьер Павлов громогласно заявил, что, дескать, международные банкиры готовили заговор против Горбачева. И… разом отпугнул от Союза весь деловой мир, в то время как стране требовались инвестиции и капиталы, деловые и управленческие услуги Запада.
Приход к власти в России команды Ельцина – Хасбулатова
Демократические изменения, осуществленные Горбачевым, в том числе новый избирательный закон 1989 г., позволили прийти к власти в Российской Федерации в 1990 г. новым политикам. В ходе избирательной кампании в Российской Федерации в конце 1989-го – начале 1990 г. я был избран народным депутатом России от Грозненского городского избирательного округа. Моими соперниками были высокопоставленные должностные лица в Чечено-Ингушской автономной республике: второй секретарь республиканского комитета КПСС, министр по телевидению и радиовещанию, генеральный директор крупнейшего в регионе машиностроительного завода «Серп и Молот» (до февраля 1944 г. этот завод возглавлял мой отец) и еще несколько кандидатов. В Москве народным депутатом СССР был избран Борис Ельцин; он же был избран его избирателями в Свердловске народным депутатом России.
В мае 1990 г. вновь избранные народные депутаты России собрались на свой Первый съезд народных депутатов в Кремлевском дворце съездов. Напомню, в соответствии с фундаментальными конституционными изменениями по инициативе Горбачева отныне вся власть в Российской Федерации принадлежала съезду народных депутатов, а депутаты, как я упоминал ранее, избирались исключительно избирателями в ходе острой конкурентной борьбы между многими соперниками. Это важно отметить, поскольку в период, когда ельцинский Кремль объявил войну Верховному Совету в 1992 г., проельцинские пропагандисты пустили в оборот термин «брежневская конституция», которую якобы «защищает Верховный Совет», а также подлую идею о «недемократичности выборов российских парламентариев», которую охотно подхватили на Западе. Но от этой «брежневской конституции» уже к началу нашей деятельности в 1990 г., по существу, ничего не осталось: она была заменена на «горбачевскую конституцию».