Бартон вошел.
– Чем могу служить? – дружелюбно спросил молодой человек, сидевший за стойкой. – Хотите дать объявление? – Он вытащил блокнот. – А может, подписаться?
– Мне нужна информация, – ответил Бартон. – Хотелось бы взглянуть на старые комплекты – меня интересует июнь двадцать шестого года.
Молодой человек заморгал. Это был симпатичный толстячок в белой рубашке с расстегнутым воротником, отутюженных брюках и с аккуратно подстриженными ногтями.
– Двадцать шестого? Боюсь, что все…
– Все-таки проверьте! – скрипнул зубами Бартон. Он бросил на стойку десять долларов. – И побыстрее, если можно!
Молодой человек сглотнул слюну, мгновение поколебался, а потом метнулся куда-то, словно испуганная крыса.
Бартон сел за стол и закурил. Когда он прикуривал вторую сигарету, парень вернулся. Лицо его покраснело от натуги, он тащил массивный том.
– Есть, – сообщил он, с грохотом хлопнул подшивку на стол и с облегчением выпрямился. – Хотите еще чего-нибудь? Только…
– Спасибо, – фыркнул Бартон.
Трясущимися руками он принялся листать старые пожелтевшие страницы. 16 июня 1926 года, день его рождения. Он нашел его, отыскал колонку рождений и смертей и торопливо просмотрел ее.
Все оказалось на месте: черные буквы на пожелтевшей бумаге. Водя вдоль строк пальцем, он беззвучно шевелил губами. Имя его отца перепутали: Дональд, а не Джо. Адрес был иной: Фэйрмаунт-стрит, 1386, вместо Сосновая, 1724. Имя матери Сара, а не Рут. Однако главное там было. Теодор Бартон, 3050 граммов, окружной госпиталь. Впрочем, и тут напутали. Все было перепутано.
Закрыв том, Бартон отодвинул его.
– Я хотел бы еще один комплект. Принесите мне газеты за октябрь тридцать пятого года.
– Минуточку, – ответил парень, вышел и вскоре вернулся.
Октябрь 1935 года, когда его семья продала дом и уехала вместе с ним в Ричмонд. Бартон снова уселся за стол и начал медленно перелистывать страницы. В номере за 9 октября он нашел свою фамилию, быстро пробежал взглядом страницу, и сердце его замерло. Да что там сердце – само время остановилось!
Новая вспышка скарлатины
Умер еще один ребенок. Водоем в высохшем речном русле закрыт представителем федеральной службы здоровья. Теодор Бартон, 9 лет, сын Дональда и Сары Бартон, живущих на Фэйрмаунт-стрит, 1386, умер сегодня в семь утра. Это уже шестая жертва скарлатины на протяжении…
Бартон машинально встал. Он даже не помнил, как вышел из редакции, и пришел в себя, лишь оказавшись на улице, залитой ослепительным солнцем. Не глядя по сторонам, он повернул за угол и пошел мимо незнакомых магазинов. Споткнувшись, он едва не сбил с ног какого-то мужчину, механически извинился и пошел дальше.
Очнулся он перед своим «паккардом». Из тумана, застившего все вокруг, вынырнула Пег и крикнула с огромным облегчением:
– Тэд! – Она подбежала к нему, груди ее прыгали под мокрой от пота блузкой. – Боже мой, что за свинство – оставить меня здесь и уйти! Я чуть со страху не умерла!
Бартон тупо сел в машину, молча повернул ключ зажигания и завел двигатель. Пег уселась рядом.
– Тэд, что случилось? Ты такой бледный. Тебе плохо?
Он выехал на улицу, не видя ни людей, ни машин вокруг. «Паккард» быстро набрал скорость… слишком быстро. По обе стороны мелькали туманные фигуры.
– Куда мы едем? – спросила Пег. – Мы уезжаем отсюда?
– Да. – Он кивнул. – Уезжаем.
Пег облегченно откинулась на сиденье.
– Слава богу. Я просто счастлива, что мы возвращаемся к цивилизации. – Она с беспокойством коснулась его руки. – Может, я поведу? Лучше бы тебе отдохнуть – ты так плохо выглядишь. Скажи, наконец, что случилось?
Бартон молчал. Он даже не слышал ее. Заголовок заметки по-прежнему стоял у него перед глазами: черные буквы на пожелтевшей бумаге:
Новая вспышка скарлатины
Умер еще один ребенок…
Этим ребенком был Тэд Бартон. Он не уехал из Миллгейта 9 октября 1935 года, а умер от скарлатины. Но это невозможно, ведь он жив! Это же он сидит в своем «паккарде» рядом с грязной, потной женой.
А может, он вовсе не Тэд Бартон?
Фальшивые воспоминания – даже фамилия и прочее, все содержимое его мозга кем-то подделано. В отчаянии он крепко стиснул руль. Но если он не Тэд Бартон, то кто же?
Он потянулся за своим компасом-талисманом, но даже он исчез. Хотя нет, в кармане что-то было.
Бартон вынул из кармана небольшой кусочек черствого хлеба. Сухарь вместо серебряного компаса.
Глава 3
Питер Триллинг присел на корточки и взял в руки глину, оставленную Мэри. Быстро превратив корову в бесформенную массу, он начал лепить снова.
Ноакс, Дейв и Уолтер смотрели на него с недоумением и возмущением.
– Кто тебя принял в игру? – гневно спросил Дейв.
– Это мой двор, – спокойно ответил Питер.
Его фигурка была почти готова. Мальчик поставил ее на землю рядом с овцой Дейва и топорной собакой Уолтера. Ноакс не обращал внимания на Питера и его фигурку, он все играл со своим самолетом.
– Что это? – со злостью бросил Уолтер. – Это ни на что не похоже.
– Это человек.
– Человек? Это, что ли, человек?!
– Иди-ка ты отсюда, – насмешливо сказал Дейв. – Ты слишком мал, чтобы с нами играть. Вали домой и попроси у мамочки леденец.
Питер ничего не ответил, взгляд его огромных карих глаз был сосредоточен на глиняном человечке. Он замер, наклонясь вперед, и лишь едва заметно шевелил губами.
Какое-то время ничего не менялось, но вдруг…
Дейв вскрикнул и отскочил в сторону, Уолтер громко ругнулся и побледнел, Ноакс перестал играть своим самолетом. Открыв рот, он замер неподвижно.
Маленький глиняный человечек шевельнулся, сначала едва заметно, потом энергичнее: дернул одной ногой, потом второй, согнул руки, ощупал и осмотрел свое тело, а затем вдруг побежал прочь.
Питер пронзительно засмеялся, пружинисто изогнулся и схватил удирающую глиняную фигурку. Маленький человечек яростно боролся, пока мальчик тащил его к себе.
– Ой-ой-ой… – прошептал Дейв.
Питер энергично раскатал ладонями глиняную фигурку, превратил ее в бесформенный комок, а затем разделил его на две части. Быстро, уверенно он слепил две похожие фигурки, двух маленьких глиняных человечков, вполовину меньших, чем первый. Поставив обе фигурки на землю, он молча выпрямился и стал ждать.
Сначала шевельнулся один, потом второй. Они встали, осмотрели свои руки и ноги и тоже бросились бежать. Один побежал в одну сторону, другой заколебался и дернулся было за ним, но тут же сменил направление и, миновав Ноакса, помчался к улице.
– Хватайте его! – крикнул Питер, поймав первую фигурку. Быстро вскочив, он побежал за второй, удиравшей к фургончику доктора Мида.
Фургон уже тронулся, когда глиняный человечек отчаянно прыгнул, размахивая руками и пытаясь уцепиться за сверкающий бампер. Однако фургон отъехал, оставив позади эту маленькую фигурку, которая по-прежнему размахивала руками, пытаясь ухватиться за машину, которой уже не было.
Питер нагнал человечка, наступил ногой и превратил в бесформенную кучку мокрой глины.
Уолтер, Дейв и Ноакс медленно подошли к нему.
– Поймал? – хрипло спросил Ноакс.
– Конечно, – ответил Питер, соскребая глину с ботинка. Лицо его было спокойно. – Ясно, поймал. Ведь он мой, верно?
Мальчики молчали, и Питер видел, что они испуганы. Это его удивило: чего тут бояться? Он начал что-то говорить, но тут подъехал и со скрипом затормозил запыленный желтый «паккард». Забыв о глиняных фигурках, Питер переключил внимание на него.
Двигатель смолк, открылась дверца, и из машины вылез какой-то мужчина. Он был красив, довольно молод, со взъерошенными волосами, густыми бровями и белыми зубами. Его двубортный пиджак был измят и попачкан, ботинки запылились, а галстук съехал на сторону. Припухшие слезящиеся глаза выдавали усталость. Медленно подойдя к мальчикам и с трудом остановив на них взгляд, он сказал:
– Это пансионат?
Никто не ответил. Все в городе знали пансионат миссис Триллинг, так что этот человек явно был нездешним. Говорил он с чужим лающим акцентом.
Питер наконец шевельнулся.
– Что вы хотите?
– Я ищу комнату.
Незнакомец сунул руку в карман, достал пачку сигарет и зажигалку, трясущимися руками прикурил, едва не выронив при этом сигарету. Мальчики спокойно наблюдали за ним.
– Пойду скажу маме, – сказал наконец Питер.
Он повернулся спиной к незнакомцу и не оглядываясь пошел к веранде. Вошел в холодный, погруженный в полумрак дом и направился на кухню, где миссис Триллинг мыла посуду.
Она раздраженно посмотрела на сына.
– Чего тебе? Не вздумай лезть в холодильник. До обеда ничего не получишь!
– Там во дворе какой-то тип, – сказал Питер. – Он хочет снять комнату.
Мэйбл Триллинг оживилась и торопливо вытерла руки.
– Не стой тут! – сказала она сыну. – Иди и пригласи его. Он один?
– Вроде бы.
Мэйбл Триллинг поспешила следом за сыном на веранду, а потом спустилась по лестнице. Слава богу, незнакомец еще не ушел. Люди перестали посещать Миллгейт, и пансионат был заселен лишь наполовину: в нем жили несколько стариков, городской библиотекарь, какой-то чиновник с семьей.
– Чем могу служить? – спросила женщина.
– Мне нужна комната, – устало произнес Бартон. – Только комната. Не имеет значения, как она выглядит и сколько стоит.
– Вы будете есть вместе с нами? Это обойдется вам вполовину дешевле того, что с вас возьмут в кафе; кроме того, мои блюда куда лучше того, что там подают, особенно приезжим. Вы из Нью-Йорка?
На лице незнакомца появилось выражение муки, но он быстро взял себя в руки.
– Да, из Нью-Йорка.
– Надеюсь, Миллгейт вам понравится, – сказала миссис Триллинг и направилась в дом, вытирая руки о фартук. – Это тихий, милый, спокойный город. Здесь не случается ничего плохого. Вы здесь по делу, мистер…
– Тэд Бартон.
– Вы здесь по делу, мистер Бартон? Мне кажется, вы приехали сюда отдохнуть. Многие ньюйоркцы летом покидают свои квартиры. Думаю, в это время там неинтересно. Вы мне расскажете, что вас сюда привело? Вы один? С вами никого нет? – Она взяла его за рукав. – Идемте, я покажу вам комнату. Долго вы собираетесь здесь прожить?
Бартон поднялся за ней на веранду.
– Еще не знаю. Может быть, день, а может, и подольше.
– Вы один?
– Возможно, моя жена подъедет позднее, если я задержусь. Она осталась в Мартинсвилле.
– А чем вы занимаетесь? – спросила миссис Триллинг, поднимаясь по покрытым потертым ковром ступеням на второй этаж.
– Страховками.
– Вот ваша комната. Окна выходят на холмы, так что у вас будет прелестный вид. – Она раздвинула простые белые занавески. – Видели вы когда-нибудь такие красивые склоны?
– Да, – ответил Бартон, – они прекрасны. – Он прошелся по комнате, разглядывая старую железную кровать, белый буфет и картинку на стене. – Все в порядке. Сколько это стоит?
Она хитро посмотрела на него.
– Конечно, вы будете питаться вместе с нами. Два раза в день – ленч и обед. – Она облизала губы. – Сорок долларов.
Бартон полез за бумажником, он явно не собирался торговаться. Вынув несколько бумажек, он молча вручил их женщине.
– Спасибо. – Миссис Триллинг облегченно вздохнула и быстро вышла из комнаты. – Обед в семь. Ленч уже был, но если хотите…
– Нет, спасибо, – покачал головой Бартон. – Это все. Есть я не хочу.
Он повернулся к ней спиной и уставился в окно.
Когда ее шаги стихли, Бартон закурил. Чувствовал он себя неважно: от долгой езды болели живот и голова. Оставив Пег в отеле в Мартинсвилле, он сразу же вернулся сюда. Если потребуется, он останется здесь на несколько лет. Нужно узнать, кто же он такой, а Миллгейт – единственное место, где это можно сделать.
Бартон невесело усмехнулся. Вряд ли даже здесь у него есть шансы. Какой-то мальчик умер от скарлатины восемнадцать лет назад. Никто уже этого не помнил – так, мелкое происшествие. Умирали сотни детей, люди рождались и уходили. Одна из множества смертей…
Дверь со скрипом отворилась.
Бартон быстро повернулся и увидел невысокого мальчика с огромными карими глазами. Он узнал его – сын хозяйки пансионата.
– Что тебе нужно, парень? – спросил он.
Мальчик закрыл за собой дверь, мгновение поколебался, потом вдруг спросил:
– Кто вы такой?
Бартон замер.
– Бартон. Тэд Бартон.
Паренька это, похоже, удовлетворило. Он обошел нового постояльца, внимательно его разглядывая.
– Как вы прошли? – спросил он. – Это редко кому удается. Должна быть какая-то причина…
– Прошел? – удивленно спросил Бартон. – Через что?
– Через барьер.
Мальчик вдруг отступил на шаг, его сверкающие глаза словно погасли. Бартон понял, что тот проговорился о чем-то, сказал такое, чего не хотел.
– Какой барьер? Где?
Мальчик пожал плечами:
– В горах. Это далеко. Кроме того, дорога в плохом состоянии. Зачем вы сюда приехали? Что хотите делать?
Было ли то обычное детское любопытство или что-то большее? Мальчик выглядел странно: он был худой, костлявый, с большими глазами, необычно высокий лоб закрывала прядь каштановых волос. Вообще он казался слишком впечатлительным для мальчика из небольшого провинциального городка на юге Виргинии.
– Ну, – медленно произнес Бартон, – у меня есть свои причины.
Реакция последовала мгновенно. Тело мальчика напряглось, глаза вновь нервно заблестели. Он отступил еще на шаг.
– Правда? – буркнул он. – А каким способом? Наверное, проскользнули через слабое место?
– Я ехал по дороге. По главной.
Огромные карие глаза засверкали.
– Иногда там нет барьера. Похоже, вы проехали, когда его не было.
Бартон почувствовал себя неловко. Он сблефовал, и блеф удался. Мальчик знал о каком-то барьере, Бартон о нем понятия не имел. Его охватил страх, он вдруг понял, что не видел, чтобы машины въезжали или выезжали из Миллгейта. Единственная ведущая в город дорога была разбита и не годилась для езды. Она вся заросла травой, высохла и потрескалась. Никто по ней не ездил. Вокруг только холмы, поля и покосившиеся изгороди. Может, что-то удастся узнать от этого мальчика.
– С каких пор ты знаешь о барьере? – с интересом спросил он.
Мальчик пожал плечами:
– Как это «с каких пор»? Я всегда о нем знал.
– А еще кто-нибудь о нем знает?
Мальчик рассмеялся:
– Конечно нет. Если бы они знали… – Он умолк.
Его огромные карие глаза вновь утратили блеск. Бартон смутился: мальчик брал над ним верх, отвечая на вопросы, вместо того чтобы их задавать. Он знал больше Бартона, и оба отлично понимали это.
– Ты умный парень, – сказал Бартон. – Сколько тебе лет?
– Десять.
– А как тебя зовут?
– Питер.
– Ты живешь здесь, в Миллгейте, с самого рождения?
– Конечно. А где бы еще я мог жить?
Бартон заколебался.
– Ты бывал когда-нибудь за городом, по ту сторону барьера?
Мальчик нахмурился. По его лицу было видно, что он не знает, как ответить, и Бартон понял, что наткнулся на нечто значительное. Питер беспокойно зашагал по комнате, держа руки в карманах потертых джинсов.
– Ясно, – сказал он. – Много раз.
– А как ты проходишь?
– Да есть способы.
– Сравним их? – торопливо предложил Бартон.
Однако ему не за что было уцепиться, и его гамбит отвергли.
– Покажите ваши часы, – попросил мальчик. – Сколько в них камней?
Бартон осторожно снял часы с руки и подал мальчику.
– Двадцать один, – ответил он.
– Красивые. – Питер повернул их вверх ногами, потом взглянул на заднюю крышку. Проведя чуткими пальцами по их стеклу, он отдал часы Бартону. – В Нью-Йорке все носят такие часы?
– Только те, кто что-то из себя представляет.
Помолчав, Питер произнес:
– Я могу остановить время. Ненадолго… всего на несколько часов, но когда-нибудь дойду до целого дня. Что вы на это скажете?