– Да, они тоже связаны с Артуром. – Берт коротко и резко рассмеялся. – Он едва не возглавил мой список, сэр.
– Потому что пытался шантажировать доктора Пелхама? – как бы невзначай спросил Джерико.
Ясные маленькие глазки тут же сверкнули в сторону Джерико.
– Сэр, откуда у вас появилась эта идея?
– Давайте договоримся, Берт, что она у меня просто появилась. А вас я искал потому, что, как мне казалось, вы сможете просветить меня в этих делах. Все говорят, что доктор Пелхам рассказывал вам такое, о чем он никогда даже не заикался в семье.
– У Капитана была чистая душа, сэр. Сейчас мертвая, но белая и чистая. Никто не мог иметь против него чего-либо. Но подстрелили именно его, а не какого-то шантажиста.
– Возможно, потому, что Старик угрожал изобличением этому шантажисту?
Берт устало покачал головой:
– Вы просто гадаете, чем я занимался целых десять лет.
– Это не совсем так.
Распухшие суставы рук Берта побелели.
– Вы занимаетесь догадками, сэр, но это ложный путь. В жизни Капитана не было ничего такого, за что его кто-то мог бы упрекнуть.
– Не уверен, что могу сказать то же самое даже о своем лучшем друге, – заметил Джерико.
– Вы еще не достаточно повзрослели, чтобы вот так, день за днем, на протяжении сорока лет наблюдать жизнь своего друга. Уж за эти-то годы можно было бы разглядеть в человеке что-то порочное.
– Расскажите мне, Берт, как получилось, что вы настолько сблизились со Стариком?
Берт достал из кармана сигарету и прикурил ее. Зажатая в одном из уголков его рта, она придавала Берту смешливое выражение, схожее с комиком в музыкальной комедии.
– Была война, сэр, – заговорил он, и сигарета каждый раз подпрыгивала в уголке рта. – Капитан и я всегда называли это «Войной». Возможно, для вас, молодых, которых призвали на вторую, это не имеет особого значения, но для нас та, первая, была «Войной» – с большой буквы. Этим летом будет пятидесятилетняя годовщина, когда мы повстречались с Капитаном. И если не считать первых трех лет, мы с ним больше не расставались. Можно сказать, что формально я был его слугой, но на самом деле мы являлись друзьями.
– Пятьдесят лет. Это получается одна тысяча девятьсот пятнадцатый год.
Берт кивнул:
– За рубеж он отправился с самой первой группой канадских военных. В Канаде его назначили капелланом. Оставался с ними до тех пор, пока американцы в 1917 году не разобрались с ситуацией. Мне был двадцать один год, когда мы повстречались с ним в реабилитационном госпитале в Хантингтоншире. У меня тогда удалили порядочно шрапнели из кишок, да и газа я тоже надышался. Капитан никогда не подчеркивал свою конфессиональную или национальную принадлежность. Все, кому была нужна помощь – будь ты белый или черный, – могли обращаться к нему. Я вспоминаю один вечер, когда он сидел с негром из Южной Африки, а у того была громадная рана в груди. Так он и просидел всю ночь, разговаривая с негром на его наречии. По-голландски, если мне не изменяет память. Капитан всегда имел склонность к языкам. Он мог «парле-ву» как настоящий лягушатник. Мог даже с вандалом каким-то переговорить, причем сделать так, что тот его поймет.
– Он был добрым человеком?
– Для большинства из нас он был воплощением Иисуса Христа, сэр. Однажды ночью скончался один негр – отошел умиротворенный, все время держась за руку Капитана. Он, Капитан, вообще был переполнен всевозможными шутками и хохмами, которые поддерживали тебя в минуты уныния. Когда я впервые познакомился с ним, меня не особо беспокоил вопрос, как обстоят дела в школе. Гораздо важнее для меня было то, что теперь я устроен до конца своих дней, а я считал, что их осталось не так уж и много. Капитан снова бросил меня в борьбу. У него был друг, хирург в канадской армии, и тот с его подачи заинтересовался мной. В гражданской жизни этот доктор был специалистом по желудочным болезням. Он так меня подтянул, что я при желании мог есть жареные гвозди. Я всем сердцем обязан Капитану за участие, помощь и поддержку. И найдутся еще тысячи, которые за все эти годы могли бы сказать: «Я обязан ему этим».
– Именно там, в больнице, вы и сдружились?
Берг кивнул:
– Да он никогда не знал, как позаботиться о себе. Мог целыми днями проходить в расстегнутом халате. Я стал приводить в порядок его одежду, заботиться о ней, смотреть за тем, чтобы она не развалилась на нем. Когда он решил переместиться к американцам в Лондоне, я подумал, что это конец нашим отношениям. Однако он пристроил меня к себе своим ординарцем. И я поехал с ним в Лондон, а затем в окопы, на передовую, где проходили самые жаркие бои.
Берт помолчал и опустил окурок своей сигареты в чашку с кофе.
– После перемирия мы с ним снова распрощались. Ему надо было возвращаться в церковь, которая ждала его. Я был уверен в том, что это конец, но тремя годами спустя он вернулся в Лондон, чтобы возглавить там кафедру одной из модных церквей. Первое, что он сделал, сохрани Господь его душу, это позаботился обо мне. Я тогда работал в пивной в Челси. У него уже была Мадам, беременная к тому же. Из-за неполадок со здоровьем – беременность протекала тяжело – ей пришлось на лето перебраться в Швейцарию, подальше от городской грязищи. Капитан последовал за ней, чтобы быть рядом, когда родится мисс Луиза. Пока он был одинок, я заправлял всем хозяйством в доме, но предполагал, что, когда вернется Мадам, она установит свои порядки. Но я готов был остаться с ними несмотря ни на что. – Берт нахмурился и прикурил очередную сигарету. – Временами мне приходилось работать нянькой у детей, и я занимался всем, что вы можете себе представить. И все это время Капитан говорил со мной как с братом – о детстве, об отце и матери, об учебе в школе и колледже, о своих запоях и о том, как он решил «завязать», борясь с этой заразой. Как потом стал священником. Он рассказывал мне о детях и связанных с ними проблемами, о своем разочаровании в тех парнях, которых девушки выбирают себе в мужья. Даже о холодности Мадам рассказывал. Лично я считаю, что она просто уродилась фригидной, тогда как сам он был полон силы и страсти. – Берт глубоко вздохнул. – В жизни Капитана не было ничего такого, чем бы он со мной не делился, сэр. И если бы кто-то вздумал его шантажировать, он обязательно сказал бы об этом мне. От меня он ничего не скрывал. Никакого шантажиста не было, сэр. Я уверяю вас в этом.
Джерико посмотрел на свою остывшую трубку, которая лежала на столе перед ним:
– Именно в те давние военные дни, Берт, Старик и познакомился с Марго Стэндиш.
На короткий момент он поднял глаза и увидел гнев, промелькнувший во взоре маленьких черных глаз Берта.
– Она – единственная, кто была участницей того скандала.
– Скандала? – воскликнул Берт. – Все это бред церковных дьяконов с их хитрыми и лукавыми подходами.
– Расскажите мне о Марго Стэндиш.
Лицо Берта смягчилось.
– Это была настоящая леди, сэр. Она и ее молодой муж, лорд Чиллингем, смотрелись просто идеально. Изящная пара.
– Она была красива?
– Сногсшибательно, – сказал Берт. – Впрочем, под стать ему.
– Лорду Чиллингему?
– Да, сэр.
– Старик в те годы, наверное, тоже неплохо выглядел?
– О, сэр, в нем было нечто особенное. Похожих на него я не встречал.
– Я слышал о них троих от Луизы, – сказал Джерико, – и она сказала, что узнала об их отношениях от вас.
– К сожалению, нет. Она все узнала, когда была еще ребенком. Ох уж эти церковные прихожане, – с горечью проговорил Берт. – Обсуждают всякие гнусные сплетни при детях. Кто-то из тех детишек и сказал Луизе правду.
– И в чем же она заключалась?
– В том, что никакой правды там не было. Все было выдумано людьми, сознание которых было затуманено страстью начать какой-нибудь скандал. Если вы считаете, что в дружбе Чиллингемов и Капитана было нечто, возможно, заинтересовавшее шантажиста, то вы глубоко заблуждаетесь.
– Берт, я снова и снова продолжаю возвращаться к тем временам, потому что это единственный фрагмент во всей истории, который может ее прояснить.
– Забудьте об этом, – сказал Берт. – Я был с Капитаном в тот самый день, когда он познакомился с Марго. Это было на станции метро, где люди прятались от возможного налета «цеппелина». Именно Капитан и Марго удерживали всех от паники. Они должны были подружиться. По чести скажу, мы все должны были подружиться. Ко мне она относилась превосходно. Я для нее был Бертом, и она настаивала на том, чтобы я обращался к ней по имени – Марго. Мы столько раз встречались друг с другом. Мы с Капитаном познакомились с Дэвидом – это был Дэвид Уорден, лорд Чиллингем. Он был одним из главных героев Британии – летчик. На Марго он женился только после окончания войны. Сказал, что не хочет, чтобы она сидела с инвалидом. Но через три дня после перемирия они поженились. Мы с Капитаном присутствовали при этом. Между Марго и Капитаном никогда не было ничего, кроме теплой дружбы. Я ведь был с ним днем и ночью, сэр. Уж я бы точно знал.
Джерико взял свою трубку и убрал в карман:
– Спасибо за ваш рассказ, Берт.
– А вы, сэр, все так же собираетесь искать шантажиста?
– Возможно.
– Я бы не стал этого делать. Прошлой ночью вас ясно предупредили, да и сегодня вы сами увидели, что этот снайпер не склонен шутить, держа в руках ружье.
Джерико встал и направился к дверям. Потом повернулся:
– Скажите, Берт, вы когда-нибудь видели что-нибудь из вещей Старика, похищенных из сейфа в день его смерти?
– Разумеется. Их было много. Это были военные фотоснимки, которые мы время от времени просматривали. На одном были засняты Капитан и лорд Китченер. Был еще снимок с сэром Дугласом Хейгом, потом другой, с принцем Уэльским, когда он в нашем обществе стоял на передовой. Там была масса снимков Марго, Дэвида и других людей, которых мы знали. Вырезки из старых газет тоже были. Письма от влиятельных людей вроде Ллойда Джорджа и президента Уилсона. Наконец, воспоминания, относящиеся к тому, что я называю вторым периодом его жизни – работе в школе. – Он несколько заколебался. – Были еще дневники, которых я не видел.
– Берт, у вас был код доступа к сейфу?
– Никогда. Только судья Бекет имел его. Лишь он и банк надзирали над имуществом поместья. Капитан сказал мне, что отдал им указания по своему усмотрению определить, какие документы можно придать огласке, а какие нет. Он не хотел привлекать меня к этому делу и заставлять разделять ответственность. Но при этом предупредил, что, если судья Бекет обратится ко мне с какими-то вопросами, я должен буду сказать ему всю правду, которую знаю.
– В ту ночь, когда он был убит, вы никого не видели поблизости от кабинета?
– Нет. – Берт как-то внезапно сник. – Никого не видел, сэр. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Ведь там была собака.
Атмосфера в «Мансе» была довольно напряженной. Создавалось впечатление, будто кто-то постепенно обвязывает всех стальным проводом – последовательно и все более того. Джерико иронично размышлял над тем, было это делом рук снайпера или полиции. Выйдя из кухни, он увидел Луизу, которая только что вышла из библиотеки, и сержанта Ригана. Вид у Луизы был бледный, смотрелась как-то неуверенно, хотя шла прямо, с гордо поднятой головой. Увидев Джерико, она, казалось, готова была разрыдаться. Она стремительно подбежала к нему и, вся дрожа, принялась безостановочно теребить за руку.
– Джонни, Джонни, мне так страшно, – прошептала она.
Он обнял ее, но почувствовал, как она отстранилась. Тим Бекет дал ему совершенно отчетливо понять, что за исключением того дня, когда Луиза была с ним, а снайпер нанес первый удар, она оставалась его главной подозреваемой. Он снова вспомнил Уитби. Потом обнял ее, но испытал ощущение, похожее на ожог.
– Ну, не надо расстраиваться, – сказал Джерико.
– Мы все внезапно оказались под подозрением, – сказала Луиза. – Нам даже не разрешено покидать дом. – Она обхватила руками его плечи. – И кем бы он ни был, Джонни, он один из нас. Из семьи.
Джерико поймал себя на мысли, что смотрит мимо нее на лестницу, ведущую на второй этаж.
– Вы хотите помочь, – сказала Луиза, – но вы ведь знаете, что каждое ваше слово может превратить вас в мишень. Почему Артур, Джонни? Ради Бога, почему Артур?
– А вы могли бы помочь, если бы вам не было страшно?
Глаза женщины расширились.
– Как же я могу помочь?
– Вам сейчас надо выпить, – сказал Джерико. – Пойдемте в столовую и посмотрим, что там есть.
– Джонни, я боюсь пить. Я не могу ни на минуту терять бдительность. Я не хочу умирать!
– Лучше бы вам прекратить это. У вас в голосе уже звучат истеричные нотки. Если вы не знаете чего-то такого, о чем не говорите нам, вы вне опасности.
– Джонни, я ничего не знаю! Уверяю вас!
– Ну тогда расслабьтесь, – жестким тоном проговорил он. – Если в доме не существует какого-то семейного заговора, полиция вас не тронет. Вы были со мной, когда снайпер впервые заявил себе.
– Но что мог знать Артур? – продолжала настаивать Луиза. – С ним никто не откровенничал, даже Джорджиана.
– У меня, Луиза, есть основания полагать, что Артур знал немало. Если в игровой комнате никого нет, давайте пройдем туда и поговорим.
Он аккуратно отстранил ее руки, обхватывавшие его плечи.
Они спустились вниз, в игровую комнату. Луиза продолжала держать его под руку. Открыв дверь, Джерико зажег свет. Над бильярдным столом вспыхнули два ярких круга света. Джерико посмотрел в пустующий за спиной зал и закрыл дверь. Луиза повернулась к нему лицом, опираясь на бильярдный стол.
– Джонни, что знал Артур?
Джерико заколебался. Если действительно существовал заговор, если они все были в нем замешаны, было весьма небезопасно рассказывать ей то малое, что он узнал. Но, возможно, если бы удалось развести их в разные стороны, где-нибудь вскрылось бы какое-то слабое место?
– Я не могу сказать вам, Луиза, как я узнал то, что знаю. Но поверьте мне на слово – десять лет назад Артур пытался шантажировать вашего отца.
– Шантажировать?! Но таким образом получается, что отцу было что скрывать!
– Возможно. Но он решил не прятать этот секрет слишком глубоко. Он сказал Артуру, что сам все расскажет.
– Но как вы обо всем этом узнали?
– Не важно как, самое главное, что так оно и есть. По моим данным, Артур не убивал вашего отца. Ваш отец наверняка сказал кому-то из членов семьи, что намерен обнародовать этот секрет. Но кто-то один из вас вознамерился воспрепятствовать этому и сделать так, чтобы секрет остался секретом.
– Джонни!
– То, что я узнал, сейчас уже звучит довольно неубедительно. Но одно я могу сказать вам вполне определенно: если бы вы не были рядом со мной в ту ночь, когда прозвучал первый выстрел, то оказались бы самой главной подозреваемой.
– Почему, Джонни?
– Не имею ни малейшего представления. Если бы я знал тот секрет, который намеревался открыть ваш отец, то я бы узнал и ответ.
– Но Джонни, Боже, я…
– Скажите, Луиза, есть в вашей жизни что-то такое, о чем знал ваш отец, но что вы хотели бы любой ценой скрыть от окружающих?
– Нет.
– Пожалуй, Луиза, нет никакого смысла просить вас подумать. Если вы виновны, то, разумеется, скажете «нет». Если не виновны, то наверняка скажете то же самое. Поэтому нет особого смысла раскручивать эту тему.
– Джонни, пожалуйста, выслушайте меня. – На бледных щеках Луизы проступил румянец. – Еще до нашего развода с Дрю у меня было несколько кратких и безуспешных романов с мужчинами, которых я уже успела забыть. Это было тайной местью Дрю за то, что он Дрю. Хотя это не отрицало того факта, что я вела себя по-дурацки.
– У вас есть привычка играть с огнем, – суховато проговорил Джерико. – А как с остальными? Можете вы представить, что кто-то из них пошел на убийство ради того, чтобы секрет остался секретом?
Луиза посмотрела на Джерико и облизнула губы.
– Джонни, я не могу отвечать за мать. Она всегда держала дистанцию. О, свой материнский долг она выполняла с честью. Заботилась о нас, когда мы болели, не наказывала за мелкие проступки в раннем возрасте. Строга была, но никогда жестока или неразумна. Но знаете, я никогда не слышала, чтобы она рассказывала о своем детстве, о моих предках, которых я никогда не видела. И о ее романе с отцом – тоже ни слова. Дети обычно расспрашивают про такие вещи. Нас же неизменно останавливали. Какая была у нее жизнь – это оставалось внутри нее. Но остальные…