Вот так начался путь вспять. Появился доктор Том Коннорс. Если он и испытывал какую-либо неловкость за то, что увел у Питера его девушку десять лет назад, то он ничем этого не проявил. Он играл роль старого друга и опытного специалиста. Попросил Питера показать ему ногу. Питер упрямился. Он хотел, чтобы Лиз вышла из комнаты, но она осталась. В конце концов, весь обливаясь потом от застенчивости, он обнажил свою культю.
– Эти ребята в Беннингтоне хорошо сделали свою работу, – сказал Коннорс. – Тебе повезло. Когда у тебя будет протез, твое колено будет полностью функционировать. Ты научишься ходить так, что никто ничего не заметит.
Коннорс договорился, что Питер явится в его клинику на следующее утро. Питер согласился, в душе не собираясь этого делать. Но утром явилась Лиз, чтобы отвезти его на своей машине. Вот так она и распоряжалась им все последующие три месяца. Она никогда не сообщала заранее о своем очередном визите, но каким-то образом ухитрялась появляться как раз в тот момент, когда Питер полностью падал духом. Искусственная нога и ступня были изготовлены Коннорсом дней через десять. Под надзором Лиз Питер начал испытывать ее дома. Сначала это было очень болезненно, и он не стал бы пользоваться протезом, если бы не настояния Лиз. Оставаясь один, он возвращался к костылям. Однажды, во время визита Лиз, он пошел в спальню снять протез. Костыли он оставил в гостиной и крикнул ей, чтобы она принесла их ему. Она не ответила. Он подскакал к двери на одной ноге. Лиз исчезла. А вместе с ней пропали и костыли. Вместо них он обнаружил толстую трость с резиновым наконечником.
Итак, он начал ходить с протезом, сначала с палкой, а потом и без нее. Спустя десять дней, во время которых он не виделся ни с кем, кроме Лиз, с наступлением темноты он рискнул выходить на прогулки в Грэмерси-парк, присаживаясь на скамейку, когда уставал. Теперь он воочию убедился, что никто не обращает на него ни малейшего внимания.
Как-то вечером он решил самостоятельно отправиться в театр. Все прошло без инцидентов. Неожиданно он почувствовал себя заключенным, выпущенным из тюрьмы. Ему потребовалась вся его смелость, чтобы решиться заглянуть в клуб «Плейерс». Гардеробщик сказал, что очень рад его возвращению. Он одолел винтовую лестницу, спускающуюся в бар.
– Вам как обычно? – спросил бармен Эдди.
Это означало сухой мартини. Какой-то приятель помахал ему рукой, стоя около бильярда. Другой подошел выпить вместе с Питером и сказал, что ему не хватает его статей в еженедельнике. Ни один не взглянул на его ногу и не сделал ни единого замечания по этому поводу. Ему не пришло в голову, что его друзья могли быть подготовлены Лиз и доктором Томом Коннорсом. Он ничего не заподозрил и в том, что по странному совпадению он оказался у стойки бара наедине с Джеком Мерривитером, великолепным английским актером.
– Коннорс – настоящий гений, – небрежно обронил Мерривитер.
Питер почувствовал, как его щеки запылали.
– Не думаю, что найдется хоть дюжина человек, которые знают, что последние восемь лет я появляюсь на сцене только благодаря Коннорсу.
Питер удивленно воззрился на него:
– Вы?!
– Представьте, у меня, как и у вас, нет ноги ниже колена, – сказал Мерривитер.
– Но я помню, что пару лет назад видел вас танцующим в мюзикле!
– Неплохо было, верно? – улыбнулся Мерривитер. – А вчера на Уинджид-Фут я сделал восемьдесят два очка! Мне это помогло совершенствоваться в гольфе, потому что я мог поворачиваться только в одну сторону, так что я не экспериментировал. Вам повезло больше, чем мне на первых порах.
– Как так?
– Чтобы работать писателем, вам не нужна нога, – сказал Мерривитер. – Да, вот так-то. – И он поставил на стойку опустевший стакан.
Днем Питер позвонил Фрэнку Девери, своему редактору, и сразу же получил срочное задание освещать визит маршала Тито в Организацию Объединенных Наций.
В тот же вечер около девяти в дверь позвонила Лиз. Том уехал в Балтимор консультировать какого-то пациента в клинике Джона Хопкинса. Питер с восторгом рассказал ей о проведенном им дне, не подозревая, что Лиз уже получила отчет от Мерривитера и Девери. Она понимала, что борьба почти выиграна. И впервые об этом же говорил и сам Питер.
– Я все время думаю, как сказать тебе об этом, Лиз. Не знаю, что случилось бы со мной, если бы не ты. Я не мог просить о помощи. Я никогда бы не попросил ее. Ты просто оказала мне ее. Иногда я удивляюсь, почему ты это сделала.
– Потому что люблю тебя, – тихо сказала она.
– Приятно это слышать, – сказал он, не воспринимая всерьез ее откровение.
– Не так уж много осталось, что я могу сделать для тебя, Питер, – сказала она. – Только одно.
– Не могу себе представить, о чем ты, – сказал он. – Ты и так сделала слишком много.
– Я хотела бы, чтобы ты занялся со мной любовью, – сказала она.
Он изумленно уставился на нее, полагая, что неправильно ее расслышал.
– Люди думают, что женщина, если она счастлива в браке и имеет семью, автоматически не замечает других привлекательных мужчин. Это миф. Почему-то считается вполне нормальным, если женатый мужчина обращает внимание на красивых женщин, но всех возмущает, если замужняя женщина позволит себе увлечься кем-то другим. Но это происходит с ними, Питер. Ты можешь иметь меня сейчас или в любое время, когда захочешь.
У него пересохло в горле, а сердце гулко забилось о ребра. Он отчаянно желал ее, но у него отложилось в мозгу, что ни одна женщина теперь не захочет его, разве только из жалости или как результат сексуального извращения.
– Тебе не нужно говорить мне, что тебя беспокоит, – сказала Лиз. – Ты думаешь, я предлагаю себя, потому что жалею тебя. Нет, я просто хочу тебя, Питер.
Он подошел к ней – не сознавая, что совершенно забыл о том, что ему трудно передвигаться. Обнял Лиз и поцеловал. Это не был поцелуй брата или любовника.
– Ты самая прелестная женщина из всех, кого я знаю, – сказал он, мягко отстраняя ее. – Я отвечу «нет», но не потому, что не желаю тебя. А потому, что я хочу, чтобы ты и Том оставались со мной всю мою жизнь и чтобы я не испытывал вины. – Он улыбнулся ей. – Ты пыталась сказать мне, что эта сторона жизни не закрыта для меня, верно?
– Она не закрыта для тебя, Питер, и никогда не будет закрытой. Только ты должен сказать себе, что хочешь меня или любую другую женщину.
– Иди домой, милая моя Элизабет, – сказал он. – И когда выйдешь на улицу и станешь удаляться отсюда, помни одну вещь – я тоже тебя люблю.
Она подняла руку и коснулась его щеки прохладными пальцами.
– Наслаждайся жизнью, Питер, – сказала она.
Потом она ушла.
Глава 3
Меня зовут Джим Трэнтер. Я был вторым жильцом номера двести пять. Макс Лэндберг все рассказал мне о Питере Стайлсе, когда просил меня пожить с ним в одном номере. Я нисколько не возражал. В «Логове» вообще было принято помещать в одном номере разных людей. Мне было интересно встретиться с Питером. Я был знаком с его статьями, которые давно уже мне нравились.
В то время я работал младшим составителем объявлений в одном рекламном агентстве. Мое агентство занималось и рекламой отдыха в «Дарлбруке», поэтому меня направили сюда подготовить буклет на следующий сезон. Это было поистине приятным занятием, и я не очень торопился с работой, предпочитая учиться катанию с гор на лыжах.
В тот день около десяти вечера я находился у себя в номере, просматривая свои заметки, когда молодой Рич Лэндберг ввалился с сумкой Питера.
– Приехал ваш сосед, – сказал он, – и да поможет вам Бог!
Он ретировался, и чуть позже в комнату вошел, прихрамывая, Питер. Он выглядел поразительно мрачным.
– Я Питер Стайлс, – сказал он. – Полагаю, вам придется делить со мной номер.
Я встал из-за стола, за которым работал, и представился. Мне понравилось его крепкое рукопожатие.
– Рад видеть вас на борту, – сказал я. – Должен признаться, я всегда вам завидовал.
– Завидовали мне?! – Он удивленно поднял темные брови.
– Вашим литературным способностям, – пояснил я. – Сам-то я всего-навсего литературный поденщик.
– Благодарю, – сказал он, снял парку и шапку и повесил их в стенной шкаф. Затем посмотрел на меня и угрюмо усмехнулся. – Думаю, вас уже успели посвятить в мою историю.
Я не удержался и взглянул на его ногу:
– Вы здорово научились ею владеть.
Под паркой на нем оказался костюм из серой фланели. Он снял пиджак и повесил его на плечики в тот же шкаф. Затем сел на кровать и стал стаскивать с себя брюки.
– Можете взглянуть на протез и давайте покончим со всякой неловкостью на этот счет.
Культя его искалеченной ноги была укреплена во впадине пластмассового протеза. Она удерживалась на месте своего рода ременной упряжью, стянутой ниже и выше колена. Я пробормотал что-то насчет того, как здорово все это сделано.
Он вынул из своей сумки брюки и твидовый пиджак и надел их.
– Возвращение в «Дарлбрук» – это последний шаг в моей психологической реабилитации, – сказал он. – До сих пор я не очень-то справлялся с собой. Сейчас вдруг наорал на сына Лэндберга. Оказывается, мне все еще трудновато переносить шуточки насчет моего несчастья.
– Могу вас понять, – сказал я.
– Мне нужно извиниться перед мальчуганом, а потом я намерен крепко выпить. Не хотите пойти со мной?
– Меня устраивает любой предлог для выпивки, – сказал я.
Мы вышли из номера и спустились в вестибюль. Питер сразу направился к стойке, из-за которой молодой Лэндберг мрачно наблюдал за его приближением. Питер остановился у стойки и закурил, после чего мягко улыбнулся парню.
– Что-то я подзабыл, как тебя зовут, – сказал он.
– Ричард, – сказал юноша.
– Тебя называют Дик?
– Большинство называют меня Ричем… сэр.
– Я должен извиниться перед тобой, Рич. – Питер глубоко затянулся сигаретой. – Оттого, что мне приходится ковылять на этой проклятой искусственной ноге, я иногда становлюсь ворчливым идиотом. К тому же я здорово устал да еще чуть не поскользнулся и не рухнул в сугроб перед самым входом.
Могу сказать, что он заставлял себя говорить небрежно о своей ноге. Это было похоже на упражнение в самодисциплине.
– Мы можем с тобой забыть об этом инциденте и начать наше знакомство с чистого листа?
– Конечно! – с посветлевшим лицом сказал Рич. – Могу я что-нибудь сделать для вас, сэр?
– Можешь называть меня просто Питер. А твоя мать здесь? Я еще не поздоровался с ней.
– Сегодня она себя неважно чувствует, сэр… то есть, Питер. И ушла к себе сразу после обеда.
– Передай ей привет и скажи, что буду рад увидеться с ней завтра утром, – сказал Питер. – Ты участвуешь в завтрашнем соревновании по прыжкам с трамплина?
– Мне пока за ними не угнаться, – смущенно признался Рич. – Ведь сюда съехались лучшие спортсмены со всей страны.
– А я никогда и не был особенным специалистом по прыжкам, – сказал Питер. – Даже когда еще не обзавелся этим превосходным механизмом. – Он небрежно хлопнул себя по правому бедру. Затем обернулся ко мне: – Пойдем, Джим, посмотрим, можно ли пить виски в этом баре.
– Вы можете получить все, что пожелаете, Питер, – сказал с радостной улыбкой Рич, но я видел, что он все же был немного не в себе. – Пожалуй, я тоже должен извиниться перед вами. Я должен был сделать то, о чем вы просили.
– Хотя ты этого и не поймешь, Рич, но я в долгу перед тобой.
Мы двинулись к бару.
– Я действительно очень ему обязан, – сказал мне Питер. – Каждый раз, когда я принуждаю себя шутливо говорить об этом, мне становится легче.
Мы пробрались через заполненный шумной веселой толпой гриль-зал к бару и заказали себе по бурбону. В углу кто-то лихо барабанил на пианино зажигательный южноамериканский танец. Несколько пар в ярких красочных нарядах увлеченно отплясывали, время от времени оглашая зал восторженными криками.
Откуда-то возник Макс со своей неизменной радушной улыбкой.
– Я вижу, вы уже сошлись, – сказал он. – Тебе понравилась комната, Питер?
– Очень, – сказал Питер. – И я имел удовольствие извиниться перед Ричем за то, что поступил как последний кретин. Так что теперь чувствую себя превосходно. Я хотел бы тебя угостить, Макс.
– Нет-нет! Первая выпивка за счет заведения, – сказал Макс и кивнул бармену.
Мы повернулись спиной к бару и стали рассматривать танцующую молодежь.
– Весьма красочная публика, просто приятно смотреть, – сказал Питер.
Макс усмехнулся:
– Большинство сказали бы, что причина успеха «Дарлбрука» заключается в наших неизменно благоприятных условиях для катания.
– Но ведь здесь не обходится и без твоего личного ноу-хау, которое и сделало тебя таким неотразимым хозяином «Логова», – сказал Питер.
– Я бы не исключал и другой причины популярности нашего курорта, – сказал Макс. – В частности, изобретения брюк из эластичной ткани. Лыжи вполне могли бы остаться спортом, к которому все, за исключением горстки энтузиастов, относились бы с пренебрежением, если бы для женщин не придумали этих облегающих брюк. То, что они сделали с женской фигурой и возбуждением мужского либидо, превратило лыжный спорт в самый популярный вид.
И как будто нарочно в этот момент к нам приблизилась исключительно привлекательная девушка в эластичных брюках и облегающем свитере бледно-зеленого цвета. Раньше я ее не видел. Видимо, она появилась здесь только сегодня. Она была юной и невероятно оживленной. Я почувствовал радостное возбуждение. Но, увы, ее заинтересовал не я!
– Я ужасно бессовестная, Макс, – сказала она, не сводя смеющихся глаз с Питера. – Мой парень уже отправился спать, поскольку завтра ему принимать участие в соревнованиях, а он здесь известный фаворит в прыжках с трамплина. А моя подружка захватила всех свободных мужчин в гостинице, пока вы не привели сюда этих очаровательных незнакомцев. – Она взглянула на меня, учтиво включая в разговор мою скромную персону, и кивком указала в сторону, где в окружении нескольких поклонников стояла темноволосая девушка в черных облегающих брюках и алой блузке, тоже привлекающая внимание своей точеной фигуркой. – Так что, – сказала наша рыжеволосая красавица, – пожалуйста, представьте меня своим новым гостям.
– Питер Стайлс, Джим Трэнтер – Джейн Причард, – сказал Макс.
– Не может быть, чтобы это был тот самый Питер Стайлс! – живо откликнулась девушка.
– Я знаю единственного Питера Стайлса, который и стоит сейчас перед вами, – торжественно заверил ее Макс.
– Как же тесен мир! – сказала Джейн Причард. – Волей-неволей приходится прибегнуть к штампу. Ведь я работаю в журнале, который печатает большинство ваших статей, Питер. Я помощник помощника вашего друга Фрэнка Девери. Мне даже доводилось редактировать некоторые ваши статьи. Они всегда так захватывают и заставляют думать! А ваша последняя статья о Тито вообще произвела впечатление разорвавшейся бомбы!
– Благодарю вас, – сказал Питер. – Оказывается, мир действительно очень тесен.
Она склонила голову набок, одарив его озорной улыбкой.
– Вы уже научились танцевать с этим вашим протезом? – спросила она.
Я видел, как его пальцы крепко стиснули стакан.
– Я не пробовал.
– Должна же я как-то стереть эту улыбку Чеширского кота с лица Марты, – с шутливым задором сказала она. – Пожалуйста, давайте сейчас же и попробуем!
Я был уверен, что Питер откажется, но он поставил свой стакан и усмехнулся ей.
– Предупреждаю вас, я запросто могу рухнуть на пол, – сказал он, – а тогда вам не видать триумфа!
– Зато я могу служить вам надежной опорой, – возразила Джейн, с забавной решительностью подхватив его под руку.
Позже он рассказал мне, как все проходило.
Они приблизились к свободному пространству, где танцевали несколько десятков пар. Джейн положила ему на плечо свою легкую руку и подняла к нему лицо, оказавшись очень близко. Питер чувствовал рядом с собой ее гибкое теплое тело и ощутил тонкий приятный аромат ее духов.