Когда усердствующий Торвальд принялся за изъятие заложников, барон поспешил к Вольфу. Он сказал:
— Если вы позволите арестовать Нордаля Йенсена, то я перестану вам служить. Случись с ним что-нибудь — расплачиваться придется мне.
— Иногда вы умеете быть логичным, — холодно сказал Вольф. — Дальше!
— У меня есть все основания предполагать, что не сегодня-завтра я буду знать, где скрывается русский.
На этот раз барон не лгал. Он был убежден, что рано или поздно Нордаль, если он останется на свободе, должен будет войти в соприкосновение с русским. А по его следам доберется до беглеца и сам барон.
— Я приведу его к вам, как бычка на веревочке.
— Тысяча крон? — усмехнулся Вольф.
— Ну, нет, — сказал барон, — тут тысячей не обойтись. Я больной человек, господин Вольф. Мне необходимо серьезное лечение. А лечение требует денег. Больших денег, господин Вольф!
Вольф с презрением пожал плечами.
— Кажется, я даром хлеба не ем, — обиженно проговорил барон. — То, что я собирался вам предложить… — Он умолк, ожидая, что Вольф задаст вопрос. Но тот продолжал равнодушно рассматривать свои ногти. Барону пришлось закончить: — У меня есть план насчет Адмирала и пастора. Кажется, они сидят у вас бельмом на глазу.
— Короче.
— Если мне удастся провести к вам русского так, что никто не будет об этом знать, сможете вы сделать вид, будто он не найден?
Вольф недоуменно поднял бровь.
— Зачем?
— Это даст вам возможность расстрелять заложников: пастора и старого Глана.
— Положительно, сегодня вы превзошли самого себя. Прикажите выдать вам… сто крон!
— Моя мысль вам нравится? О, очень скоро я предложу вам кое-что совсем интересное. Просто удивительно интересное.
— Здесь не театр…
— Но, увы, и не больница. А я уже сказал вам: мне нужно лечить мое бедное сердце. Врач сказал, что оно может остановиться в любой момент. От простого нервного шока…
— Испуг труса вы называете шоком? — усмехнулся Вольф.
— От испуга или даже от радости. От любого потрясения… — Барон сделал жалостливую мину. — Вы смеетесь надо мной, а если бы вы знали, что значит больное сердце… Когда-нибудь вам скажут: ваш лучший друг барон скоропостижно…
— Мой друг?.. — Вольф поморщился.
— Гордость погубит вас, господин Вольф… — Но, заметив, как хмурится его собеседник, барон поспешил перебить самого себя. — Еще что-нибудь?
— Пока все. Можете идти.
Выйдя от Вольфа, барон решил забежать в пивную. Первое лицо, которое он там увидел, был Оле Хуль. Причетник сидел, понурившись, у пустого столика в ожидании собутыльника. Ему было отчего приуныть: обескураживающую новость сообщил ему только что Свэн Торвальд: наци решили не пускать на остров другого пастора взамен нынешнего. Значит, напрасно Хуль надоумил арестовать Сольнеса. Вот глупо-то получилось! Он сам подставил под нож курицу, которая несла ему золотые яйца. Прощай, доходы! Что же остаётся?
Попытаться заработать тысячу крон на голове русского?.. С тысячей крон старый бакалейщик возьмет его пайщиком в лавку. С Торвальдом не пропадешь: этот умеет ладить с гуннами. Что ж, дело, значит, за тысячею?
Оле оживился при виде входящего приятеля. На этот раз рыжий барон не только угощал, но и усиленно угощался сам. Прошло немного времени, и приятели оказались в одинаково приподнятом настроении. Может быть, поэтому обычная настороженность оставила барона. Он не заметил, как в пивную вошел Тэдди и уселся за соседний столик.
То, что Тэдди услышал, заставило его навострить уши. Рыжий говорил причетнику:
— Хочешь сделать у «капитана» настоящую карьеру, на всю жизнь? Приобрести его расположение и тысячу крон?
— Что ты сказал? — встрепенулся причетник. Как будто даже хмель мгновенно соскочил с него. — Тысячу крон?
— Наличными, без расписок и прочей волокиты.
— За это можно продать самого Саваофа!
— Иди к Вольфу и скажи ему про девчонку.
— Ты совсем зарапортовался, Вилли! Почем я знаю, где у тебя припрятана девчонка?
— Дочка старого Глана, Элли — красотка первый сорт. Вольф может увезти ее в Германию.
— Кто же пойдет на это? Мне вовсе не хочется, чтобы старый Глан свернул мне шею, когда выберется из тюрьмы.
— Фью! Старому Адмиралу крышка. Через сутки он пойдет на корм рыбам…
Если бы барон не был так пьян, он сразу заметил бы, как побледнел при этих словах юнга с «Марты», как судорожно сжались его кулаки и с каким трудом он сдерживал себя, чтобы не броситься на рыжего.
— Так, значит, ты боишься? Эх ты, трус! Ну и черт с тобой! Я сам получу эту тысячу… — сказал барон.
Оле не отвечал. Барон расплатился. Стараясь как можно тверже держаться на непослушных ногах, он вышел из трактира. Тэдди швырнул на стол деньги и последовал за бароном. Он нагнал его за первым же углом.
— Эй, Вилли!
Барон остановился.
— А, это ты, Тэдди? Здорово, сынок. Ну что скажешь?
— Я должен поговорить с тобой наедине.
— Некогда мне, мальчик. Спешу по важному делу.
— У меня тоже важное дело. Кстати, ты можешь на нем хорошо заработать. Я хочу сказать тебе, где русский.
Барон испуганно огляделся.
— Тс-с-с… Этого не должен знать никто! Пойдем куда-нибудь в уголок…
— Я проведу тебя к русскому.
Барон схватился за сердце. Ему показалось, что оно сейчас выскочит из груди. Вот, вот она, эта опасная радость, которая может убить! Рыжий закрыл глаза, прислушиваясь к учащенным ударам своего сердца, и наконец проговорил:
— Тэдди, мальчик мой, ты даже не понимаешь, как радуешь своего старого друга Вилли. Если я о ком-нибудь и забочусь, то это только о нашем милом старом Адмирале. Говори же скорей, где русский!
— Пойдем к нему, — настойчиво повторял Тэдди. — Это в двух шагах.
— Ты не врешь? — Барон схватил Тэдди за плечо. От радости у него кружилась голова: русский у него в руках?! Вот это здорово! И, главное, ни одна живая душа не будет знать о том, что он отвел его к Вольфу. Этот мальчишка? Дело небольшое — его можно будет ликвидировать в тот самый час, когда русский окажется в руках Вилли. Один удар ножа в спину. И пикнуть не успеет щенок!..
Такие перспективы окончательно развеселили барона.
— Веди меня, показывай, где спрятался русский.
Тэдди молча пошел вперед. Так они вышли за границу поселка.
— Хорошее дело, в двух шагах! — рассердился барон. — У тебя длинные ноги, малыш. Далеко еще тащиться?
— О нет! — воскликнул Тэдди. — Мы пришли!
Барон удивленно огляделся. Вокруг не было никакого жилья, где мог бы прятаться русский.
— Ты смеешься надо мной, дрянной мальчишка! — крикнул рыжий. И тут же пожалел об этом крике: так больно стало сердцу. Положительно, такого с ним не бывало еще никогда.
— Смеюсь? Ну нет, мне не до смеха.
Тэдди сунул руку в карман. Щелкнула пружина складного ножа. Широкое лезвие блеснуло перед глазами барона. Он с хрипением повалился наземь еще прежде, чем Тэдди нанес ему удар.
Несколько мгновений юноша в недоумении стоял над телом барона. Он не верил тому, что люди могут умирать от испуга. Но убедившись в том, что сердце барона действительно перестало биться, Тэдди спрятал нож и побежал прочь.
Он еще не мог понять, рад ли тому, что все так случилось, или жалеет, что ему так и не удалось отомстить этой рыжей шкуре за сестру.
Зверь бежит на ловца
Хуль медленно брел по пустынной улице поселка. На всех столбах были расклеены объявления о премии за поимку русского. Над текстом поместили фотографию беглеца. То и дело она попадалась на глаза Хулю. Хуль остановился. Слово за словом прочел объявление. Тысяча крон! Пречистая Дева, как здорово это звучит: тысяча крон за одну голову!
Хуль не заметил, как очутился перед лавкой Торвальда. Толкнул дверь. Боже правый! За какую-то тысячу крон он мог бы вот так же сидеть за прилавком в одном жилете и важно курить трубку с утра до вечера! Ловко это получается у Торвальда. Неужели Хуль никогда не добьется такого счастья?
Стараясь держаться как можно уверенней, он заговорил о покупке пая.
— Уж не разнюхал ли ты, где прячется этот русский? — подмигнул понятливый бакалейщик.
Но Хуля не так-то легко было поймать.
— Если бы так! — вздохнул он. — Без Вилли я, как без рук.
— Смерть рыжего — их работа, — уверенно сказал Торвальд, — тех, кто скрывает русского!.. — И хотя в лавке никого, кроме них, не было, он понизил голос: — Уж не повинен ли во всех этих делах Йенсен? А? Как ты думаешь, Оле?
Хуль испуганно замахал руками:
— Господь с тобой, Свэн! Я за Нордаля голову прозакладываю.
Торвальд рассмеялся, оскалив крупные, как у волка, желтые зубы.
— Дешевенько же ты ценишь свою голову, Оле! Возьмись-ка лучше за Нордаля. Вот кого я советую пощупать. А когда что-нибудь узнаешь, беги ко мне. Мы тут же совершим сделку на твой пай в моей лавке. — Он жестом обвел вокруг себя. — Дело на ходу, Оле. Стоит подумать, а?
— Да, стоит подумать, Свэн.
Торвальд открыл конторку и вынул листок объявления.
— Возьми-ка, пусть карточка всегда будет с тобой. Это бесплатно, — заключил он и рассмеялся, снова обнажив свои крепкие зубы.
Оле еще раз вгляделся в лицо на листке. Да, овчинка стоит выделки!.. Может быть, действительно наведаться к Нордалю? Боже правый, до чего запутано все на свете!..
Оле со вздохом спрятал листок в карман и устало побрел прочь.
Где можно в этот час застать Нордаля? Негде ему быть, кроме как в тайном штабе союза патриотов — в овощной лавке тетушки Вики. Но, наверное, Нордаль в овощной не один. С ним его молодцы. Они давно уже косятся на Хуля. Не дай бог, если кто-нибудь из них пронюхает об истинных намерениях причетника. Ребята в штабе один к одному…
Хуль провел рукой по лицу, нервно передернул плечами и решительно направился к лавке тетушки Вики.
Нордаль был там, и действительно оказался не один. Его окружало несколько здоровенных парней — члены боевого отряда.
— Здравствуй, Оле! — крикнул Нордаль, как только Хуль появился на пороге.
— Храни тебя Бог, Нордаль! — смущенно ответил Хуль, поеживаясь под пристальными взглядами боевиков. — Нужно потолковать с тобой один на один.
— Выйдите, ребята, — без стеснения приказал Нордаль своим товарищам.
Парни один за другим не спеша поднимались и покидали комнату.
— Завтра гунны объявят, что дают сутки на отыскание русского, — сказал Хуль.
— Им не получить его! — воскликнул Нордаль.
— Через день они расстреляют заложников…
Нордаль вскочил и гневно уставился на Хуля, словно тот сам собирался расстреливать заложников.
— Не посмеют!
Хуль покачал головой.
— Как будто ты их еще мало узнал.
— Против них поднимутся камни — не только люди! — Тяжелый кулак Нордаля с треском опустился на стол. — Ладно! Расскажи подробней: что ты знаешь о намерениях гуннов?
Хуль принялся врать первое, что приходило в голову, лишь бы выглядело пострашней. Он надеялся, что удастся напугать Нордаля кровожадностью гитлеровцев. Но, к удивлению Хуля, его усилия привели к совершенно обратному результату.
— Ну что ж, — сдвинув брови, сказал Нордаль, — придется нам вступиться за своих, несмотря на неравенство сил. Нужно выручить пастора, Адмирала и других заложников. А русского мы запрячем так, что ни одному гунну и в голову не придет.
Хуль замер от радости: Нордаль впервые открыто признался в том, что принимает участие в судьбе русского. Еще одно усилие и…
— Думаешь, на острове есть такие уголки, куда гунны еще не совали нос? — осторожно спросил он.
— Мы спрячем его там, куда дверь открыта всякому желающему. И знаешь кто поможет нам в этом? — Нордаль на мгновение умолк, испытующе глядя в глаза Хулю. Тот старался, не моргнув, выдержать взгляд. — Знаешь, кто спрячет русского?.. Ты, Оле.
— Я?!
— Да, да. Через час я приведу его в церковь. Ты оставишь дверь отпертой. Сделай вид, будто занят уборкой. Чтобы никому и в голову не могло прийти, что там кого-то прячут… Понял?
Оле не мог произнести ни слова. Горло его пересохло от волнения. Как сквозь сон, слышал он слова Нордаля.
— А утром я приду чинить замки и скажу тебе, что делать дальше.
— Понял, — едва слышно прошептал Хуль.
— Иди же, приготовь все.
С трудом заставляя ноги повиноваться, Хуль встал и побрел к двери. По-видимому, Нордаль заметил его волнение.
— Ты что, боишься, что ли? — спросил он.
Щелкнув зубами, как испуганный пес, причетник визгливо крикнул:
— Боюсь?! С чего ты взял?
Он поспешно выскочил из комнаты и побежал прочь от овощной лавки.
Смерть предателю!
Пока Житков сидел в домике пастора, Элли то и дело убегала. То нужно было наладить ремонт бака, то пополнить запас горючего. Наконец, она появилась — усталая, но со сверкающими торжеством глазами.
— Все готово! — воскликнула она. — Сегодня ночью мы снова выйдем в море!
— Увы, я не могу этого сделать!
Элли с удивлением посмотрела на него. Житков объяснил: он не считает себя вправе бежать с острова, пока жизнь заложников, взятых за него немцами, в опасности. Ведь в числе заложников и старый Глан!
При упоминании об отце лицо девушки омрачилось, на глазах показались слезы. Но она мужественно преодолела волнение.
— Вам пора в церковь, но… Но мне не хотелось бы вести вас туда. Лучше поискать другое убежище.
— Нет. Мы так условились с Нордалем. Он пришлет мне надежную охрану.
Когда они подошли к церкви, тяжелая дубовая дверь была приотворена. Внутри царила полутьма. Причетник возился с уборкой.
— Не лучше ли запереть дверь? — спросила Элли, когда они отвели Житкова в укромный уголок за органом.
Хуль испуганно пробормотал:
— Нет, нет!.. Нордаль велел держать ее отворенной, чтобы никому и в голову не пришло, будто здесь что-то неладно.
— Я боюсь, — тихо сказала девушка.
На колокольне глухо прозвенели удары часов. Их звон целый день преследовал причетника. Он с досадой сказал Элли:
— Уходи же!
Житков прислушивался из своего угла, как замирают на каменных плитах ее шаги. Хуль прекратил работу. Житкову казалось, что он слышит тяжелое дыхание причетника. Беспокойные мысли настойчиво лезли в голову. Осторожно выглянув из-за органа, Житков увидел то, что показалось ему странным: опасливо оглядываясь, причетник вытащил из-под алтаря связку веревок, оттуда же извлек большой мешок…
Житков снял ботинки и, неслышно ступая, юркнул в боковой притвор. Он видел, как Хуль осторожно выглянул из церкви и тихонько свистнул. Снаружи ему ответил такой же свист. В дверях появилось несколько крадущихся фигур.
В одной из них Житков узнал лавочника Торвальда. Как только они вошли в церковь и направились к органу, Житков бросился к двери. Ему оставалось сделать всего несколько шагов, когда за спиной раздался выстрел, гулко прокатившийся под церковными сводами. В то же мгновение еще два или три человека показались на паперти. Они преградили Житкову путь. Завязалась борьба. Но силы были слишком неравны. Житков упал и тотчас почувствовал на себе петли веревки. Он успел еще заметить, как из-за угла церкви показалась худенькая фигурка Элли. Выстрел «гвардейца» повалил девушку на землю…
Больше Житков ничего не видел. На голову ему накинули мешок. Его подняли и понесли. Потом снова загремели выстрелы. Послышались крики, брань, топот тяжелых сапог.
Когда шум свалки затих в отдалении, Житкова унесли.
* * *
При появлении патриотов «синие куртки» без большого сопротивления уступили поле боя. Они заботились лишь о том, чтобы прикрыть отступление тех, кто уносил связанного Житкова. Приверженцы Нордаля, ворвавшись в церковь, нашли Хуля на каменном полу. Он скорчился от страха. Будь у парней больше опыта в такого рода делах, им ничего не стоило бы добиться от Хуля признания. Но при всей своей силе и отваге эти люди были простодушными рыбаками. Зато Оле знал, с кем имеет дело. Поняв, что рыбаки не убьют его в порыве первого гнева, Хуль стал искать выхода. Взгляд его упал на распростертое у церкви тело Элли.