705. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
15-16 июля 1877. Петербург
15 июля/77.
Милый друг мой Аня, завтра, 16 июля, хочу выехать из Петербурга, вечером с курьерским поездом. С самого 8-го июля, когда получил от тебя письмо из Киева, от 6-го июля, не получал от тебя до сих пор ни одной строчки! Что с вами сталось, что сделалось, понять не могу! Неужели письмо пропало на почте? Почему же ни одно твое письмо, ни к дворнику, ни к Коле, ни к Марье Николавне, за всё лето, не пропадало? Как мне не думать и не сомневаться? Вот уже трое суток хожу как пришибленный. Ночью сплю часа по 4 не больше, и всё вижу кошмары. Удивительная задалась мне поездка: приехал хлопоты, неудачи и сейчас припадок. Тут в болезненном состоянии выпуск №, и вот только чуть-чуть освежилась голова - муки об вас, об тебе и об детках! Дальше выносить не могу и завтра выезжаю. Завтра подожду до 2-х часов: если не придет от тебя письмо, то телеграфирую с нарочным (если только примут телеграмму в Мирополье или в Суджу, с доставкою в Малый Прикол). В телеграмме буду просить тебя телеграфировать мне немедленно (а для того попросить послать для этого нарочно Гордея в Суджу) к Елене Павловне в Москву, на Знаменке, дом Кузнецова, у которой нарочно для этого остановлюсь. В воскресение, 17 июля, я буду в Москве и прожду в Москве телеграммы до понедельника до 2-х часов. Если не получу от тебя ответной телеграммы, то уже не поеду в Даровое, взглянуть на места моего детства, а отправлюсь прямо к вам в Прикол. Что делать, Аня, тяжело мне теперь в эту минуту. Сегодня с вечера началось сердцебиение и не проходит. Всё думаю, думаю, и бог знает что приходит в голову. Мне всё представляется, что дорогою из Киева который-нибудь из них, Федя или Лиля, попал под вагон и ты (1) в отчаянии.
Таким образом, это письмо придет, может быть, вместе со мною, а потому о подробностях по выпуску № и проч. писать здесь не буду, тем более, что во всяком случае скоро увидимся. Что-то будет, как-то свидимся!
Сегодня перед вечером ездил к Марье Николавне, отвозил ей №№. Она мне сообщила, что ты ей еще очень недавно писала, что намерена съездить в Киев и в Харьков. Это меня заставило задуматься: очень может быть, что ты поехала и в Харьков, тем более, что тебе, помнится мне, этого желалось. Таким образом, и особенно с детьми, ты спешила и рвала; устала, устали и дети, письма мне из Харькова писать не хотела, домой, в Прикол, воротилась поздно, а тут еще, пожалуй, Гордей пьян напился, - и вот письмо ко мне пошло вместо обещанной субботы - в понедельник или во вторник. Только и тут ведь надо было бы ему уже прийти. Подожду до завтра. В Москве буду ровно столько времени ждать твоей телеграммы, пока нужнейшие дела покончу, то есть буду в понедельник у Салаева и куплю себе 8 бутылок ессентуки (по настоянию Михаила Николаевича Сниткина). Если же получу в Москве телеграмму, то проеду на сутки в Даровое.
Если ты была в Харькове, то в этом одно только дурное: то, что ты сделала это, по обыкновению твоему, скрытно от меня. Да, Аня, ты во все 10 лет нашей жизни была ко мне недоверчива, и не знаю, виноват ли я в этом? Думаю, что нет, а недоверчивость в твоем характере. Насчет же поездки в Харьков ведь ты знаешь, что я бы не воспротивился. Всё что ты делаешь - то хорошо. Твоему уму и расчету я (2) давно во многом доверяюсь, но ты мне не доверяешься, а если б доверилась, то написала бы мне, не ожидая возвращения в Прикол, из Харькова, и я не сидел бы в такой муке, как теперь. Не знаю почему, но мне очень хочется поверить толкованию Марьи Николавны, что ты была в Харькове. Потому что иначе приходится думать о несчастье, о смерти кого-нибудь из детей. (3)
Об делах, повторяю, при свидании. Да и мало их было, денег получил немного, (4) а истратил много. NB. Рудин внес (очень недавно) 150 р. Печаткину, но хозяину не заплатил. Я не видал его.
Завтра упаковка и хлопоты, равно как и телеграмма. Завтра, 16-го, рождение Феди: целую его и благословляю, равно Лилю и Лешу, поздравляю их всех, а тебя особенно. Милый ангел мой, Аня: становлюсь на колени, молюсь тебе и целую твои ноги. Влюбленный в тебя муж твой! Друг ты мой, целые 10 лет я был в тебя влюблен и всё crescendo и хоть и ссорился с тобой иногда, а всё любил до смерти. Теперь всё думаю, как тебя увижу и обниму. А думаешь ли ты обо мне сколько-нибудь? Ну, до свидания, до близкого! В Троицкую лавру, если б и получил телеграмму, не поехал бы, так хочется поскорее с вами увидаться. А в Даровое, если получу телеграмму, хотелось бы съездить всего только дня на 1 1/2: иначе я эти места никогда уже не увижу более!
Обнимаю вас всех еще раз.
Твой весь Ф. Достоевский.
Суббота 16 июля. 2 часа пополудни.
Прождал письма до 2-х часов (киевское письмо тогда пришло ко мне в полдень). Не получил ничего, а теперь в сомнении и решил сегодня не выезжать, а выехать завтра - единственно потому, что, как мне кажется, пускать теперь телеграмму поздно. Пойдет она в 3 часа. Пока дойдет в Суджу, пока пошлют из Суджи нарочного - и приедет он в Прикол, пожалуй, в полночь, тебя разбудит, ты не выспишься, на меня рассердишься. Лучше пошлю завтра, в воскресение, 17-го, часов в 9 утра, и дойдет она к вам еще засветло. Если в понедельник (18-го) отправите Гордея в Суджу подать ответную телеграмму, то он даже в полдень поспеет подать ее, ну в 2 часа, и все-таки я к вечеру в понедельник могу получить ее у Елены Павловны. Я же, выехав завтра в Москву, поспею в Москву в понедельник утром. В понедельник будний день, и я всё успею сделать: и у Салаева буду и ессентуки куплю и даже, пожалуй, увижусь с Аксаковым. Затем, если не получу телеграммы, то выеду, если не успею в понедельник же вечером, то во вторник утром (всё судя по поезду), и в среду буду у вас. Если же получу телеграмму и у вас благополучно, то съезжу в Даровое. Милый друг мой, сегодня ровно 8 дней, как я не получал от тебя известия, и ровно 10 дней, как ты мне писала из Киева. Срок тяжелый, нельзя не задумываться. Не только одно, но и 2 письма могли бы уже прийти! До свидания, ангел мой, храни вас всех бог. Буду опять сегодня мучиться. Но авось придет еще письмо в продолжение дня или завтра. Целую тебя и детей, а тебя крепко-крепко.
Твой весь Ф. Достоевский.
Федю поздравляю.
Адресс Елены Павловны: Москва, на Знаменке, дом Кузнецова, Елене Павловне Ивановой. (5)
(1) далее было начато: не знаешь
(2) далее было: во всем
(3) далее зачеркнуто несколько слов
(4) было начато: всего ли<шь>
(5) далее было: г-ну Достоевскому.
706. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
17 июля 1877. Петербург
<Черновой текст телеграммы>
Курской губернии в город Мирополье, с доставкою в Малый Прикол.
Г-же Достоевской
(1) От тебя (2) совсем не получал писем. (3) Живы ли? Сегодня выезжаю. (4) Телеграфируй (5) немедленно (6) в Москву, (7) на Знаменке, дом Кузнецова, Елене Павловне. (8) С передачею мне. (9) Поздравляю Федю.
Ф. Достоевский.
Петербург. 17 июля.
(1) далее было: Кроме Киевского, ни одного письма от тебя не получил. (2) далее было: нет
(3) далее было: мучаюсь
(4) далее было начато: из Петерб<урга>
(5) было начато: С получениzем> телеграфируй
(6) далее было: мне
(7) далее было: а. Елене Павловне Ива<новой> б. мне
(8) далее было: Ивановой с передачей мне.
(9) далее было: а. немедленно б. Буду ждать до понедельника.
707. И. Г. СНИТКИНУ
17 июля 1877. Петербург
<Черновой текст телеграммы>
В город Суджу с нарочным в Малый Прикол Сниткину.
Кроме из Киева ни одного письма. Живы ли? Мучаюсь. Сегодня выезжаю в Москву. Немедленно телеграфируйте в Москву, на Знаменке, дом Кузнецова (1) Елене Павловне Ивановой. Для меня.
Ф. Достоевский.
(1) далее было: Г-же
708. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
17 июля 1877. Петербург
Воскресение. 17-го июля/77 Петербург.
4 часа пополудни.
Бесценная, миллион раз милая Анютка, целую твои ножки, сейчас только получил твое письмо от четверга (14-го), а телеграмму уже послал в 10-м часу. Что делать, дорогая моя, такова судьба. Я уже писал тебе вчера. Кроме киевского, ни одного твоего письма до сегодня я не получил. От субботы письмо пропало. Я мог рассчитывать, что одно письмо могло пропасть, и не тревожиться очень. Но вот уже 9-й день, как я без письма, а в этот срок могло прийти и другое. По уговору нашему ты хотела писать каждые три дня. Следов<ательно>, если написала в субботу, то должна была написать во вторник. My в среду, так как в среду ездят от Ив<ана> Григорьевича в Мирополье. Рассчитывая единственно на эту среду, я не послал телеграммы вчера, считая, что от среды придет в субботу, ну в воскресение утром. Но вчера в субботу не пришло ничего, и ту ночь, которую я провел вчера, буду помнить всю мою жизнь. Мучило, главное, соображение, что 2 письма не могли оба пропасть. Следственно, что-нибудь случилось, или с тобой или с детьми. Аня, последние три дня я провел здесь ужасно. Особенно ночи. Не спится. Думаю, перебираю шансы, хожу по комнате, мерещутся дети, думаю о тебе, сердце бьется (у меня в эти три дня началось сердцебиение, чего никогда не было). Наконец начинает рассветать, а я рыдаю, хожу по комнате и плачу, с каким-то сотрясением (сам не понимаю, никогда этого не бывало) и только стараюсь, чтоб старуха не услыхала. А старуха поминутно по ночам кричит, что довершает картину. Наконец, солнце, жара (здесь нестерпимо жарко), бросаюсь на постель часов в 5 утра и сплю всего часа четыре, и всё страшные кошмары. Ну да довольно описывать. Я только для того, чтоб ты не сердилась очень за телеграмму. Не мог выдержать. Стоила телеграмма 6 руб. Вся причина, что посылала письма на имя дворника Василия Ивановича. Не говоря уже о том, что мне стыдно получать письма через Василия Ивановича, заходить к нему 15 раз справляться, молить и просить его, чтоб не потерял как-нибудь - я не понимаю, почему нельзя было прислать прямо на мое имя, на которое пришло в последний год 400 писем? Не понимаю. А про письмо я уверен, что оно на дворе затерялось.
Но довольно. Спешу, боюсь опоздать. Сегодня выезжаю. Ответной телеграммы от тебя, может быть, и не дождусь в Москве. Проеду сейчас же почти в Даровое и поскорей к Вам, ибо смертельно хочется обнять детей, а главное тебя, жестокая и холодная Анька, холодная женка! Если б горячо любила - не дотянула бы до четверга с письмом. Если б горячо тоже любила, написала бы (по-прежнему), что видишь меня во сне. Значит, или не видишь меня во сне, или видишь кого другого. Анька, жестокая, зацелую тебя всю, всю до последнего местечка и, выцеловав всё твое тело, буду молиться на тебя как на божество. Проклятая поездка в Даровую! Как бы я желал не ехать! Но невозможно: если отказывать себе в этих впечатлениях, то как же после того и об чем писать писателю! Но довольно, обо всём переговорим. А все-таки знай, в ту минутку, когда это читаешь, что я покрываю всё тельцо твое тысячами самых страстных поцелуев, а на тебя молюсь как на образ. Целуй детей бессчетно. Вчера Федино рождение, какой грустный день я вынес. Господи, да выносил ли когда что мучительнее.
Про какие тетрадки, розовую и зеленую, ты пишешь? Ничего подобного не нашел нигде. Из столов же взял всё по твоему приказанию и везу к тебе.
Твой вечный и весь нераздельный муж
Ф. Достоевский.
Люби меня, Анька!
Детей целую без счету.
Если будет окладной дождь или просто очень худая погода, то не поеду в Даровое.
Пришел Коля и подал совет опустить письмо в кружку в Москве. Действительно, по расчету скорее дойдет, так и сделаю.
709. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
Конец августа 1877. Малый Прикол
Малый Прикол (Мирополье, Курской губернии).
Многоуважаемый Михаил Александрович,
Посылаю Вам часть "Дневника" на июль - август. (25 полулистов, (1) из каких выйдет, по моему счету, наших печатных один лист и 4 стран<ицы>). Начинайте без объявления в начале, а как прежде бывало, прямо с текста, а все объявления по-прежнему в конце.
Выезжаю в Петербург 2-го сентября, значит, 5-го или 6-го буду в Петербурге наверно. Выйдем, как рассчитываю, между 10-м и 15-м сентября, но не позже (в двойном числе листов, то есть в 3-х). Но, однако, всё же получше поторопиться набирать, чтоб поскорее отпечатать первый лист.
Если приготовите раньше меня и будете посылать к цензору, то уж к Ратынскому. Если же на случай его еще нет в Петербурге, то к Лебедеву, так как его тогда формально назначили. Бумага Вам уже, конечно, доставлена в типографию. Мы об ней отсюда им писали.
Пожалуйста, попросите корректоршу о правильной корректуре! Следующую высылку отправлю Вам, вероятно, накануне отъезда отсюда, то есть 1-го сентября. Итак, до близкого свидания.
Ваш весь Ф. Достоевский.
На обороте: Михаилу Александровичу Александрову.
(1) далее было: будет всего
710. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
1 сентября 1877. Малый Прикол
1 сентября/77. Малый Прикол (Курской губер<нии>, Мирополье).
Любезнейший и многоуважаемый Михаил Александрович,
Вот Вам продолжение "Дневника" "Глава вторая", 18 полулистков. Вслед за сим еду в Петербург сам и, может быть, как и в прошлый раз, опережу эту посылку. С собой везу и всё остальное, уже написанное. Но выйдет всего 3 1/2 наших печатных листа. Желал бы застать корректуру первого листа. Обо всём остальном переговорим уже лично. Итак, до ближайшего свидания. А теперь
весь Ваш Ф. Достоевский.
На обороте: Михаилу Александровичу Александрову.
711. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
Начало сентября 1877. Петербург
Если 3 листа, то тем лучше. Чем меньше, тем лучше. В 1/2 6-го буду сам, а сверстку не подписываю.
Ф. Достоевский.
712. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
15 сентября 1876 или 1877. Петербург
15 сентября
Любезный брат Коля, что с тобой происходит? Болен ли ты или на нас за что-нибудь рассердился? Мы о тебе каждый день поминали и всё удивлялись, что ты не идешь. Сделай дружбу, или сам приди или уведомь о себе письменно.
Твой весь Ф. Достоевский.
Жена кланяется и говорит тебе то же, что и я.