Вера в единую заповедь в том, что Бог живет в нас и проявляется в нас любовью.
Богопочитание же веры в единую заповедь, как и во всех верах, в том, чтобы делать то, что велит вера, и не делать того, что она запрещает. Но разница в том, что тогда как богопочитания всех вер, а также и церковной, требуют для угождения Богу исполнения очень многих дел и воздержания от еще больших, богопочитание единой веры требует исполнения только одного дела, а также и воздержания только от одного дела.
Церковная вера для угождения Богу требует совершения таинств: крещения, миропомазания, исповеди, причастия, брака, требует признания непогрешимости известных писаний и лиц, требует посещения храмов, произнесения известных молитв в известное время и исполнения еще многих других положительных заповедей. Отрицательных же церковных заповедей еще гораздо больше. Наравне с требованиями воздержания от убийства, воровства, блуда, требуется воздержание от поклонения другим богам, от употребления запрещенной пищи в известное время, требуется же более всего воздержание от оскорбления предметов, почитаемых священными. Предметов же таких огромное количество.
Богопочитание же единой заповеди требует от каждого человека только одного, любви: любви к Богу в себе и к тому, который живет во всех других людях. Любить Бога в себе значит стремиться к высшему совершенству любви, и любить Бога в других людях значит признавать в каждом человеке того же Бога, который живет во мне, и потому делать каждому человеку не то, чего сам хочешь, а чего хочет Бог, живущий во всех людях. В этом вся заповедь того, что должен делать человек но вере в единую заповедь. Также только в одном запрещении того, чего не должен делать человек по этой вере. Запрещение все в одном: в том, чтобы не нарушать благоговении к Богу, живущему во мне и в каждом человеке. Не нарушать благоговения к Богу в себе значит то, чтобы помнить о присутствии в себе Бога, исправлять, уничтожать в себе все то, что несовместимо с Его присутствием в душе человека; не нарушать же благоговения к Богу, живущему в других людях, значит то, чтобы не только не вредить ближнему, не оскорблять, не унижать никакого человека, какой бы он ни был, уважать, почитать его, как самый священный предмет, который только есть на свете.
В сущности же, как положительные, так и отрицательные заповеди веры в любовь сходятся в одном: в признании того, что Бог живет в человеке, и что поэтому нужно почитать и не оскорблять Его ни в себе, ни в каком бы то ни было человеке.
Богопочитание это много раз было выражаемо во всех религиозно-нравственных учениях человечества в положительном смысле в том, чтобы любить Бога в себе и в людях, и в отрицательном в том, чтобы не оскорблять Его в себе и в людях.
VII.
Основа всякой государственной религии есть насилие, основа христианства — любовь. Государство — это принуждение, христианство — убеждение. Меч и посох пастуха противоположны и не могут быть союзниками.
Кунингам Гейкей.
Нельзя ни взвесить, ни измерить того вреда, который производила и производит ложная вера. Вера есть установление отношения человека к Богу и миру и вытекающее из этого отношения определение своего назначения. Какова же должна быть жизнь человека, если это отношение и вытекающее из него определение назначения ложны.
Недостаточно откинуть ложную веру, т.-е. ложное отношение к миру. Нужно еще установить истинное.
Несчастье и зло людей происходят не столько оттого, что люди не знают своих обязанностей, сколько оттого, что они признают своими обязанностями не то, что есть их обязанность.
Любовь к людям дает истинное внутреннее неотъемлемое благо, потому что любовь соединяет человека и с другими и с Богом.
Несмышленому мальчику натолковали, что он не сын своей честной, доброй, любящей, выкормившей его и теперь кормящей и одевающей его матери, а сын какой-то удивительно прекрасной, могущественной, совершающей всякого рода чудеса волшебницы, могущей дать ему всякие великие блага, если он будет почитать и преклоняться перед ней. И мальчик поверил и отшатнулся от матери, не слушается ее, не пользуется тем добром, которое она дает ему, а ждет великих и необыкновенных благ от воображаемой волшебницы. Он не только верит рассказам про все те необыкновенные чудеса, которые будто бы делает волшебница, но даже сам выдумывает такие чудеса и верит в них, хотя никогда не видал никаких чудес. И что дальше, то все больше и больше он верит в волшебницу, потому что раз уж он отшатнулся от матери, вся надежда его на волшебницу. И он все молится и просит о чудесах, хотя никогда не видал их. Но проходит время, чудес нет, и он начинает сомневаться в волшебнице. Но раз уж он отшатнулся от своей матери, забыл ее, он все-таки не возвращается к любви ее, а напротив, вместо того, чтобы угождать своей матери, делает ей противное.
То же самое с огромным большинством людей, с людьми, верующими в чудеса какого-то личного Бога Творца, которого никто никогда не видал («Бога не видал никто никогда». Евангелие Иоанна I, 18). Так же и эти люди ждут от этого воображаемого Бога великих, богатых милостей, молятся Ему, придумывают за Него речи, приказания и, главное, чудеса самые странные, удивительные и ни на что не нужные. И так же, как тот несмышленый мальчик, люди эти не знают, не хотят знать свою простую, доступную им, всегда живущую с ними мать, не переставая любящую их и могущую дать им не воображаемое, но истинное благо, только бы они признали ее. Мать эта тот Бог любовь, который дал и дает нам жизнь и один может дать нам благо, истинное, ничем ненарушимое благо. И для того, чтобы верить в эту мать, — в этого единственно-доступного человеку Бога-любовь, не нужно никаких чудес, и для того, чтобы получить от Него благо, не нужно никаких прошений и молитв, нужно только одно: как тому мальчику не верить в пустяки, в обманы, а верить в свою мать, так и людям нужно только верить в то, что действительно есть и что одно может дать нам благо, в то, во что нельзя не верить, в Бога-любовь, живущего в душе каждого человека. А верь человек в этого Бога-любовь, и то благо, к которому свойственно стремиться всякому человеку, откроется ему и никакими средствами не может быть отнято от него. Не может быть отнято от него потому, что и получается-то это благо никак не через чью-то внешнюю силу, а только черев свою собственную деятельность. Только отдайся человек Богу-любви, и он наверно получит то благо, которое свойственно душе его.
VIII.
Ничто не препятствует так сильно распространению истины, как упорство в удержании древнего, освященного временем предания.
Неуважение к преданию не сделало 1/1000 того зла, которое производит это уважение к обычаям, законам, учреждениям, не имеющим в наше время никакого разумного оправдания.
Нет ничего более недостойного разумного существа, как то, чтобы плакаться на то, что то, что наши отцы считали истиной, оказалось ложью. Не лучше ли искать новых основ единения, которые заменят прежние.
Мартино.
Есть люди, которые берут на себя право решать за других их отношение к Богу и к миру, и есть люди, огромное большинство людей, которые отдают это право другим и слепо верят тому, что говорят им.
Часто удивляешься на то, как это люди верят в такие странные, глупые, нелепые предания Адама, Эвы, Каина, Авеля и еще более глупые и не нужные чудеса: насыщение хлебами, вознесение, воскресение, исцеления, совершаемые иконами, искупление грехов верою в таинства, и такие же нелепые предания Индусские, Буддийские и др. Удивительнее всего то, что верят во все это часто люди вполне разумные, делают величайшие усилия ума для того, чтобы оправдать, объяснить все эти явно ненужные и невозможные предположения.
Отчего это? А от того, что люди потеряли веру — (потеряли потому, что им были внушены ложные веры) — естественную, понятную, необходимую, даже не веру, а сознание своей духовной связи с Богом любви. А потеряв это сознание, им нужно было то, что могло бы заменить его. И вот для того, чтобы заменить это утерянное сознание связи с бесконечным, они были неизбежно приведены к выдумыванию Бога такого, существованием которого они могли бы объяснить свою связь с миром. Для того же, чтобы заставить себя и людей верить такому странному Богу, несогласному с главным понятием о Боге, как о чем-то внепространственном, вневременном, неопределимом умом и словом, для того, чтобы верить в такого личного Бога, надо было представлять Его особенным, превыше всех людей, делающим дела, недоступные людям — чудеса. И чем больше было чудес, тем, казалось, крепче должна была быть вера. И мало того, что при отсутствии того несомненного сознания связи с началом всего, которое дает вера в любовь, нужны были чудеса, творимые этим Богом; для укрепления веры в этого Бога, творящего чудеса, нужны были угрозы, наказания от Бога за неверие в чудеса.
Для того чтобы верить в такого Бога, нужно было верить в творимые Им чудеса; для того чтобы верить в творимые Им чудеса, надо было верить в Бога, повелевающего верить в чудеса. Ложный круг этот не мог долго держаться. Все больше и больше разрушалась вера и в личного Бога и в чудеса, творимые Им. А по мере разрушения веры в личного Бога и в чудеса Его, все больше и больше выяснялся тот единственный свойственный людям предмет веры: любовь, которая звала и зовет к себе людей так же, как любящая мать не переставая призывает к себе отшатнувшегося от нее ребенка.
IX.
Различие религий — какое странное выражение! Конечно, могут быть различные веры в исторические события, употреблявшиеся не в религии, а в истории, для укрепления религии, и относящиеся к области учености средства и точно так же могут быть различные религиозные книги (Зендавеста, Веды, Коран и т. д.). Но может быть только одна действительная для всех времен религия. Все же различные веры не могут содержать в себе ничего иного, как только вспомогательное средство для религии, которое является случайно и может быть различным, смотря по различию времени и места.
Кант
Религия не потому истинна, что ее проповедывали апостолы, а апостолы проповедывали ее потому, что она — истина.
Лессинг.
Нельзя не верить такому духовному учению, приложение которого осуществляет самое простое практическое благо всех. Нет большей поверки истинности учения. И таково христианское учение.
И стоит только человеку, познавшему заповедь любви, отрешиться хоть на время от той с детства воспитанной слепой веры в личного Бога Творца мира, мздовоздаятеля и установители различных по месту и времени заповедей, для того чтобы вера в единого для всего мира Бога любви и единую не данную, а непрестанно даваемую Им одну и ту же всем людям заповедь любви представилась бы одной возможной, естественной, необходимой и несомненной.
Только ясно пойми человек, кто он такой, пойми ясно, что ему искать Бога и Его закон можно и должно только в себе, и с каким недоумением и удивлением будет вспоминать такой человек о всех тех странных предметах и сказаниях, в которые он говорил, что верил, и, как ему казалось, как будто бы и в самом деле верил. Такой человек кроме удивления тому, что он мог верить таким странным, противным требованиям разума и чувства предметам веры, испытает еще особенно радостное чувство успокоения и твердости, в роде того, которое испытывает человек, с трудом и напряжением ходивший на нетвердых, выскальзывающих из-под ног и из рук ходулях, когда он сойдет с них и станет на твердую землю и пойдет по ней своими ногами.
В сущности, оно и не может быть иначе.
В Бога Творца, карателя, наградителя и установителя многих разнообразных и различных по исповеданиям заповедей, совершающего в разных местах разнообразные и удивительные чудеса, верят люди, несмотря на явные возражения разума, на еще более сильные возражения чувства, не могущего примириться с понятием Бога, делающего дела, противные любви только потому, что верят освященному древностью преданию, верят только людям, а не Богу, и потому не знают Его. В Бога же не Творца, не карателя, а всегда благотворящего людям, не учредителя многих, различных по народам заповедей, а установившего не на словах, а на деле единую для всех времен и народов заповедь любви и не совершающего для убеждения людей в своем существовании разные странные чудеса, а непрестанно совершающего одно только удивительнейшее и благодетельнейшее чудо проявления Себя в душе каждого человека, в такого Бога нельзя не верить.
X.
Истинное благо всегда в наших руках. Оно как тень следует за доброй жизнью.
Настоящих благ немного. То только истинное благо и добро, что благо и добро для всех. Поэтому, чтобы не уклоняться от избранной цели, надо, чтобы эта цель была добро, согласное с общим благом. Кто направит свою деятельность на такую цель, приобретет себе благо.
Марк Аврелий.
Сын Кеза из Таломо пришел к Будде и стал жаловаться.
— Учитель, сказал он, всякий священник и монах хвалит свою веру, говорит, что она одна истинная, и проклинает чужую веру, называет ее ложною. Сомнения мучают меня, и я но знаю, чьих слов надо слушаться.
Будда отвечал:
— Твои сомнения основательны, сын Кеза. Выслушай мое наставление. Ничему не верь по слухам, не верь преданиям, потому что они прошли через много поколений, прежде чем дошли до нас. Ничему не верь на основании слухов или потому, что люди много говорят об этом. Не верь только потому, что тебе покажут свидетельства какого-нибудь древнего мудреца. Не верь ничему потому, что тебе выгодно, или потому, что давнишняя привычка вовлекает тебя в признание этого правдой. Не верь ничему на основании только авторитета твоих учителей или духовенства.
— Только то, что сходится с твоим опытом и по твоему собственному исследованию согласное разумом и ведет к благу и счастью твоему и всех живых существ, только это принимай за правду и живи в нем.
Anquttara Nikayo.
Да, только верь люди так же, как они верят теперь в многие считающиеся божескими заповеди: в Троицу, Христа Бога искупителя, Богородицу, в Кришну, Моисея, Будду, в книги, считающиеся священными и потому содержащие будто бы непререкаемые истины, в чудеса, которых никто не видал, и в таинства и молитвы, действия которых никто не знает и не может знать, только верь люди хоть приблизительно так же в ту одну заповедь, которая дана Богом всем людям и записана в сердце каждого человека, и в то одно всегдашнее, неперестающее чудо присутствия Бога в душе человека и исполняй только люди богопочитание, вытекающее из этой веры, исполняй хоть приблизительно так же, как они исполняют теперь богопочитание церковное — таинств, обрядов, молитв, отдельных и общественных, и как скоро забыли бы люди про все те ужасы, которые они совершают теперь друг над другом, и как сама собой, без внешних потрясений, сложилась бы для людей и в особенности людей христианского мира та свойственная людям нашего времени и справедливая жизнь, которой хотят теперь достигнуть люди своими самыми противными любви делами насилия и жестокости.
— Но разве это возможно?
Спросите лучше: возможно ли, чтобы этого но было? Возможно ли, чтобы было то, что теперь? Возможно ли, чтобы люди, большинство людей, признавая высшим божеским законом веру в Бога любви, сознавая в своем сердце неперестающее проявление этого Бога, продолжали бы иповедывать самое странное собрание ни на что ненужных мнимых откровений Бога и вместо единственного, вытекающего из воры в Бога любви богопочитания, состоящего в деятельной любви к Богу и ближнему, продолжали бы очевидно тщетные попытки улучшить свое положение тем самым, что одно сделало его таким, каким оно есть?