Просперо, против воли, залюбовался упитанной и румяной девицей, аппетитно уплетающей сочный бифштекс на рекламной фотографии, и только тогда вспомнил, что с утра ничего не ел. Кроме того, было ясно, что он вряд ли сегодня сможет соображать, если не выпьет прямо сейчас двойного кофе с коньяком или ликером.
В кабачке было спокойно и тихо. Бармен с отсутствующим видом сидел за стойкой, подперев тяжелую лысую голову своими здоровенными волосатыми ручищами, и дремал с открытыми глазами. В углу сонная официантка рассчитывалась с одиноким посетителем.
– Здорово, приятель, – сказал Просперо, подойдя к стойке.
Бармен чуть скосил на него глаза и что-то невнятно пробурчал.
– Кофе, – сказал Просперо. – Кофе с коньяком.
– Есть ликер.
– Ликер? Хорошо. Кофе с ликером.
– Девочка! – неожиданно громко гаркнул бармен. – Кофе с ликером посетителю.
– И бифштекс, – добавил Просперо, вспомнив рекламу.
Сонная официантка неторопливо отошла от посетителя и через минуту вернулась с подносом.
Ликер был и в самом деле хорош, под него неплохо думалось. Просперо почувствовал себя лучше.
Он попытался разобраться в происшедших событиях: редкие прохожие, облава…, арест…, человек по имени Бул, так напугавший лейтенанта…, старый знакомый из Объединенной Лиги…, участок в развалинах отеля…, недовольный чем-то капитан…, неожиданное освобождение…
Если облава, значит, кого-то ищут, подумал Просперо. Главное, это облавы… Или Объединенная Лига? Нет, главное – этот Бул. Им надо заняться в первую очередь.
– Эй, друг, – раздалось над самым ухом.
Просперо оглянулся и увидел, что одинокий посетитель покинул свой столик и стоит теперь, слегка покачиваясь, совсем рядом.
– Ты ведь Просперо? – спросил он сипло.
– Да. Я Просперо.
У Просперо была отличная память на лица, но он твердо помнил, что никогда раньше этого человека не встречал.
Незнакомец наклонился и негромко сказал:
– Я знаю, кто тебе может помочь. Тебе помогут пихармисты. Только они в состоянии тебе помочь…, – он икнул и, нетвердо ступая, пошел к выходу.
– Только они одни, – повторил он, остановившись на миг у двери.
Наскоро покончив с бифштексом, Просперо расплатился и вышел на улицу. Теперь он знал, что делать. К нему вернулась былая способность к анализу. Все стало простым и понятным.
Через полчаса впереди замаячили очертания 11 квартала. Просперо пригляделся и вздохнул с облегчением – нужный ему дом был еще цел. Быстро поднявшись на третий этаж, он увидел медную табличку, на которой было выгравировано – "Доктор фон Заусениц". Просперо позвонил два раза. Открыл дверь сам доктор.
– А -а, это ты? Не ждал… Давно тебя не было видно… Ну, что же ты, проходи.
Глава 3
Карта была старая, склеенная в нескольких местах. Муут осторожно разложил ее, пригладил ладонями и стал внимательно рассматривать ее, пытаясь отыскать Старую Мельницу. На карте было много непонятных и небрежно нанесенных пометок, чернильных и сальных пятен и потертостей. Особенно раздражали многочисленные тщательно вычерченные маршруты с указанием расстояний и углов азимута. Наконец, он нашел Старую Мельницу и задумался. Впрочем, и без долгих раздумий было ясно, что путь будет тяжелый.
Муут попробовал проложить примерный маршрут, получалось, что в пути придется быть не меньше двух дней. Если выйти в путь утречком, то к вечеру можно выйти из Городища. Там, в предместьях, придется заночевать. А за следующий день вполне можно добраться до Старой Мельницы.
Но самым трудным будет выйти из Городища, понял Муут.
Путь пролегал через кварталы пользующиеся дурной славой. Сам Муут там никогда не был, но говорили, например, что в 40 квартале в последнее время каждую ночь происходят ужасные оргии с участием самого Онг-Мбо, существа, судя по рассказам, беспощадного. Остальные сведения об этих районах были еще менее утешительны… Впрочем, все это слухи. Но одно Муут знал точно: все попытки дотянуть до предместий трамвайную линию проваливались – рельсы разбирались и бесследно исчезали.
Дальнейший путь был безопаснее, правда, эти поля и леса обычно упоминались в детских комиксах, как наиболее вероятное место обитания Чудо -Восьмикрыла, но об этом лучше было не думать. Сказки сказками… Да, лучше об этом не думать.
С первыми солнечными лучами Муут водрузил на плечи рюкзак с запасами пищи на три дня и вышел из дома. Утро было серое и тоскливое, от тишины закладывало уши. На пустынных улицах не было видно ни души, город спал, и Муут понял, что очень верно поступил, отправившись в путь так рано.
Довольно скоро он выбрался из 8 квартала, перебрался через сточную канаву и очутился в соседнем, девятом. Девятый квартал встретил Муута странным, нарастающим шумом. Он не успел еще сообразить в чем дело, как из -за поворота показалось толпа.
Манифестация, понял Муут.
Люди шли от тротуара до тротуара плотными, стройными рядами. Неожиданно кто-то в первом ряду вскинул вверх руки и громко закричал: "А -а -а!" И все немедленно подняли руки вверх и подхватили крик. На мгновение стало тихо, а затем все повторилось. Демонстранты несли чьи-то портреты, над головами пестрели многочисленные лозунги. Муут попытался прочесть их, но не смог, ветер трепал их, вырывал из рук и комкал.
Муут отошел в сторону, но едва толпа поравнялась с ним, кто-то схватил его под руки и потащил за собой. Муут оказался в самой гуще манифестантов и, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, время от времени вскидывал руки вверх и кричал вместе со всеми. На каком-то перекрестке к демонстрантам подскочили специально обученные люди и раздали какие-то листовки, после чего шествие возобновилось.
Так продолжалось часа два, потом без всякой команды толпа стала редеть, и Муут остался на улице один. Он развернул листовку и прочитал: "Здравствуй, дорогая мамочка!
Прошел уже второй месяц каникул. Здесь у нас очень весело и хорошая погода. Я подружилась с хорошими девочками, мы вместе играем. Но вот уже неделя, как мы не видимся, не гуляем даже во дворе. С тех пор, как загорелся соседний дом.
Мамочка! Почему ты мне не пишешь? Мне иногда становится очень грустно и страшно. Сижу и смотрю в окошко…
Мамочка! Забери меня обратно. Здесь стало не так, как было раньше, и я по тебе соскучилась. Все взрослые стали какие-то серьезные, что-то, наверное, случилось, а что – никто не говорит. Дядя Бул весь день бывает на работе, приходит усталый, хмурится.
Мамочка! Приезжай скорее. Я хочу домой, мне здесь плохо. Я тебя очень жду."
Муут отбросил листок, решив, что пропагандистская компания в последнее время приняла чересчур изощренный характер.
Когда вдалеке показались дома аристократического района, Муут вздохнул с облегчением – "это тебе не Трущобы!" И хоть от бомбежек пострадал он больше всех, и развалины эти, и груды щебня, но чувствуется здесь порядок. Однако и здесь было неспокойно – началась перестрелка.
Что за черт, подумал Муут. Теперь и здесь стреляют!
Перестрелка смолка так же неожиданно, как и началась. Теперь можно было идти спокойно – прохожие попрятались и не скоро теперь выйдут на улицы. Наскоро перекусив в пустом кабаке, Муут торопливо зашагал в сторону окраин. Так он шел долго и не встречал ни единого прохожего. Иногда вдалеке мелькали маленькие человеческие фигурки и исчезали, едва он подходил к ним поближе.
– Эй, парень, стой! – из подворотни ему махал руками какой-то бородатый человек. – Не ходи туда! Там воинствующие монахи! Иди сюда, скорее!
Муут сделал вид, что не заметил.
Ловушка, подумал он. Знаем.
Но когда ему навстречу вышли трое, он пожалел, что не свернул в подворотню. Впереди шел человек без лица с сумкой в руках. Он подходил к прохожим и вытаскивал из сумки какую-то бумагу.
Сбор подписей, догадался Муут.
Второй нес на вытянутых руках старинный грамофон с большой, ржавой трубой. Из трубы лилась грустная, заунывная мелодия. Третий тащил за собой огромный барабан, время от времени ударяя в него в такт музыке. Если прохожий отказывался подписаться, музыканты, крадучись, словно ведомые звуками, подходили сзади и начинали выкручивать руки.
Не желая испытывать судьбу, Муут не глядя на бумагу – наверное, это было какое-то воззвание – поставил подпись – первое имя, которое пришло в голову, и пошел дальше.
Было уже пять часов вечера, когда Муут заметил, что давно не встречает развалин. Путь его пролегал мимо грязных одноэтажных построек. Из мелких лавочек доносилась ругань, около третьесортных публичных домов торговали индульгенциями, тут и там мелькали огромные неоновые вывески над кабаками и кинотеатрами. К Мууту то и дело подходили небритые типы и предлагали гашиш, морфий и еще что-то, о чем Муут и не слышал. Он шел вперед и никак не мог отделаться от мысли, что здесь, на окраинах никто не слышал ни о бомбежках, ни о прочих неприятностях, и живут прежней безмятежной жизнью.
Но вот и эти районы остались позади, улицы совсем опустели – видимо, здесь уже никто не жил. Несколько домов горели, но никто не собирался их тушить – никому до них не было дела.
Муут остановился было, но ветер ударил в лицо пеплом и черным тошнотворным дымом. Отвернувшись, он побрел дальше.
Чуть поодаль, прислонившись к стене, стоял человек и тупо, не мигая, смотрел на огонь. Муут вспомнил, что сбился со счету и не знает, в каком квартале находится. Он подошел к человеку, но тотчас отпрянул – остекленевшее, лишенное эмоций и жизни лицо напугало его.
Когда Муут, наконец, добрался до предместий, было уже поздно. Он выбрал для ночлега одну из заброшенных дач, выломал дверь и, найдя некое подобие кровати, улегся, не раздеваясь. Тело ныло от усталости, но на душе было легко – полдела сделано. Городище со всеми своими страхами и противоречиями осталось позади. Через минуту он уже спал, как убитый.
Озорные лучи яркого солнца настойчиво били в глаза и не давали подремать еще хотя бы полчаса. Муут лениво потянулся и повернулся на бок. Но спать уже не хотелось – утро давно вступило в свои права, где-то неподалеку пели невесть откуда взявшиеся птицы, и Муут решил пора! Позавтракав на скорую руку, он вышел на улицу. Днем дача производила неприятное впечатление – казалось, она может рухнуть в любую минуту. Муут покачал головой, открыл калитку и бодро зашагал по заросшей травой, а кое где и кустарником дороге.
Приподнятое утреннее настроение постепенно улетучилось, Муут то и дело замечал на обочине оставленные кем-то телеги, в траве валялись ржавые колеса, мотки колючей проволоки, порой виднелись выжженные солнцем скелеты диковинных животных. Царкус не обманул – вскоре и в самом деле показался лес и, следуя совету старика, Муут пошел направо.
Наконец, когда солнце было уже в зените, Муут вышел к реке. Река эта сразу же ему не понравилась. В общем, река как река, и не широкая, и глубины, надо полагать, не большой, но что-то настораживало. То ли в мерном, успокаивающем ее шуме, то ли в странном, до неестественности голубом цвете – было что-то завораживающее и пугающее. И еще – дул ветер, но на поверхности не было даже легкой ряби, как будто вместо воды по руслу текла ртуть. Муут всмотрелся вдаль и ему на мгновение показалось, что он видит холм, похожий на медведя.
Дошел все-таки, обрадовался он.
Сознание своей пусть и не большой победы придало ему силы. Он стал обдумывать, как бы перебраться на другой берег.
В такую воду вброд лучше не соваться, решил он, заметив, что моста не видно. Пришлось рубить деревья и связывать их вместе. Когда плот был, наконец, готов, Муут столкнул его на воду и начал переправу. Неожиданно это оказалось непростым делом – каких -нибудь десять метров Муут с большим трудом преодолел за час – вода в реке оказалась очень плотной и вязкой. К тому же, плот заметно снесло вниз по течению.
Но вот и река осталась позади. Осмотревшись, Муут направился туда, где по его расчетам должны были быть холмы. Но холмов не было видно. Кругом росли яркие и высокие, по пояс, цветы. Раньше Муут таких цветов не видел. Ускорив шаг, он почти побежал, стараясь побыстрее выйти на какую -нибудь дорогу. Вскоре стемнело. Раскачиваемые ветром, цветы шумели, как вековой лес, навевая тревогу и неясные предчувствия. Давно уже скрылась из виду река, но холмов все еще не было видно. Муут решил не ложиться спать до тех пор, пока не отыщет Старую Мельницу.
На небо взошла луна. В ночном свете поле производило одновременно и великолепное и гнетущее впечатление – слабый желтый свет сверху, падая на землю и отражаясь от многоцветного фосфоресцирующего ковра, переливался всеми цветами радуги.
Пройдя еще часа четыре, Муут понял, что заблудился и окончательно сбился с пути. Он решил, что следует вернутся к реке, заночевать там, а утром со свежими силами и ясной головой продолжить поиски. И, повернувшись, он пошел обратно. Так шел он долго, но там, где рассчитывал, никакой реки не оказалось. Усталый, со слипающимися глазами и больной головой, он продолжал брести неизвестно куда.
Вдруг впереди что-то засветлело, и он с надеждой бросился туда. Но то, что он принял за возвышенности, оказалось небольшими облаками белого дыма или пара, нависшими кое -где над цветами. Не раздумывая, он прошел сквозь облако и в тот же миг почувствовал еле уловимый аромат. Тело наполнилось истомой, в голове слегка зашумело, Муут окончательно понял, что заблудился, но мыли были какие-то расплывчатые и далекие.
Вот еще одно облако, еще одно… Ноги стали ватными, голова клонилась набок.
Занимался рассвет, но полусонный и уставший Муут этого не замечал. Силы покидали его и скоро, будто пьяный он повалился на землю.
Желтые, фиолетовые, красные цветы сомкнулись над ним.
Глава 4
Горло у доктора было перевязано синим шерстяным шарфом, он хрипел и часто кашлял, мучительно бледнея при этом и смущенно посматривая на Просперо. Разговор не завязывался. Доктор старался быть гостеприимным, но это ему не удавалось. Просперо чувствовал, что пришел не вовремя.
В последний раз он был в этом кабинете два месяца назад – в разгар бомбежек. Казалось, с той поры здесь ничего не изменилось, разве что стало просторнее – видимо, доктор продал часть вещей.
А может и не продавал, а просто прибрался, подумал Просперо. Он вспомнил обычное пристрастие доктора к беспорядку и усмехнулся.
– Как добрался? – наконец, спросил доктор.
Просперо вопросительно посмотрел на него.
– Спасибо. Все обошлось, – ответил он, подумав.
Доктор несколько раз кивнул головой и закрыл глаза.
А он постарел, неожиданно отметил Просперо. Он вспомнил, что еще не сказано ни единого слова о том странном и непонятном задании доктора, которое он выполнял последние два месяца.
– Я сделал то, о чем вы меня просили, доктор, – сказал он. – Кстати, а для чего это вам понадобилось?
– Я благодарен тебе. Это все, что я могу сказать. Повторяю. Я благодарен. И не требуй от меня слишком многого. Это просто не моя тайна.
– Тайна? Почему тайна? Вы знаете, в последнее время я слишком часто сталкиваюсь с тайнами. И это мне совсем не нравится.
Доктор сочувственно развел руками.
– Я хочу понять, что происходит в Городище. И не могу – сплошной идиотизм. Мне надоело быть орудием в чьих-то, видимо, не слишком чистых руках. Так в чем дело?
– Это не моя тайна, – хмуро повторил доктор.
– Так это тайна?
– Вряд ли… Я не могу утверждать это. Но это предположение имеет под собой реальную почву. Опирается, так сказать, на трудно проверяемые факты. Корреляция! Слышал такое слово?
– Я вас не понимаю.
– А -а! Вот в чем твоя ошибка! Зачем тебе понимать меня? Так ли это необходимо. А может быть это вредно. Задавал ли ты себе такой вопрос? Вижу, не задавал. И напрасно. Этим ты значительно обездолил свой внутренний мир. Вот ты требуешь, чтобы я тебе прямо здесь сейчас объяснил, что происходит в Городище. А меня это совершенно не волнует, – он довольно засмеялся. – Да, да… Мало ли что… Все идет нормально – это единственное, что должен знать каждый. И тогда будет порядок. Каждый должен от рождения знать свое место и четко выполнять обязанности.