Броненосный крейсер "Баян" (1897-1904) - Рафаил Мельников 18 стр.


В примечаниях к изданию книги А.П. Штера 2001 г. этот бой датирован 26 июня 1904 г. (сам автор даты не называл), но вероятнее, это было позднее. Рапорты командиров крейсеров появление “Ниссин” и “Кассуга” (“Документы”, изд. 3, кн. 1, вып. 5, с. 60–66) и бой с ними “Полтавы” не упоминают. Из них следовало, что попытки японских крейсеров сблизиться пресекались метким огнем 8дм и 6-дм пушек “Баяна” с расстояния 44 каб. Эти крейсера — “Итсукушима” и “Хашидате” — начали удаляться. Их снаряды ложились очень близко, но вреда не приносили.

С 13 ч 45 мин “Баян” возобновил обстрелы высоты “150”, в 14 ч 30 мин окончил стрельбу. Под проводкой тралящего каравана в 15 час корабли вернулись на внешний рейд. В 16 ч 30 мин “Баян” вошел в гавань. В 17 час на корабле из-за невнимания прислуги произошел взрыв 75-мм патрона в элеваторе. С возникшим пожаром справились. При входе на внутренний рейд левым бортом “Баян” коснулся грунта у мыса Тигровый хвост. При осмотре водолазами обнаружили, что была содрана лишь окраска.

Особо тревожными для “Баяна” были ночь и день 4/17 июля 1904 г., когда, пользуясь сильно осложнившим наблюдение за морем большим пожаром на берегу, корабль, занимавший на рейде сторожевую позицию, пыталась атаковать диверсионная группа мичмана Иокоо с японского броненосца “Фудзи”. Это был один из первых опытов применения торпеды с помощью боевых пловцов. Атаки торпедами с моторных катеров предлагали в русском флоте еще до войны капитан 2 ранга И.И. Казаров, (1861–1905), с началом войны капитан 1 ранга ВА. Лилье (1855-?). Свой проект подрыва “Микасы” с помощью буксируемой мины предлагал балтийский водолаз Туртанов, но “их превосходительства” в Петербурге эти инициативы не поддержали. Теперь же энтузиасты нестандартных методов ведения минной войны нашлись в японском флоте. По счастью для “Баяна”, пловцы, еще не имея легководолазного снаряжения, не справились с буксировкой торпеды от доставившей ее на рейд шлюпки. Державшийся поблизости, обеспечивавший минный катер, несмотря на усиление бдительности из-за пожара, был замечен с крейсера только с рассветом, когда атака была уже невозможна.

В “Боевой летописи русского флота” (М., 1948, с. 294) отмечалось, что 4/17 июля на “Баяне” отражали атаку будто бы прорвавшегося через боковое заграждение японского торпедного катера. Речь, понятно, могла идти только о минном катере, но и его атаку Р.Н. Вирен в служебной записке № 1154 от 5 июля не упоминает. В ней говорилось (эти сведения повторены и в труде МГШ, кн. 2, с. 267), что днем 4 июля “Баян” двумя выстрелами отогнал пытавшиеся тралить в бухте Тахэ японские суда, а вечером сделал один выстрел по остановившимся в 58–60 каб. на рейде двум большим японским миноносцам. Снаряд упал под носом одного из них и заставил их отойти к о. Кэп, откуда они пришли. Тем самым “Баян” позволил нашим миноносцам незаметно перейти в бухту Тахэ.

В этих и подобных эпизодах обращает на себя внимание какой-то лишь предупредительный характер стрельбы из 8-дм орудий. Причиной могли быть, видимо, экономия боеприпасов и невозможность залповой стрельбы, которая могла бы дать наибольший эффект. В этот же день наблюдалась какая-то странная суета, происходившая близ Ляотешаня (в 70–75 каб. от крейсера) среди непонятно маневрировавших там 9 разных типов японских миноносцев. Внимательно за ними наблюдавшие вахтенный начальник лейтенант В.И. Руднев (18791960, Париж) и два сигнальщика были убеждены, что один двухтрубный миноносец в результате суеты пропал. Предположений о подрыве миноносца на мине Р.Н. Вирен не высказывал, не говорится об этом и в труде МГШ, но возможно, что именно в этот день на минах когда-то поставленных “Амуром” под прикрытием “Баяна”, погиб миноносец.

13 июля “Баян” снова возглавил большой отряд поддержки правого фланга русской армии, также отгонял японские миноносцы, а при возвращении вступил в перестрелку с пытавшимися преследовать наши корабли японскими крейсерами. Удачным попаданием 8-дм снаряда в корму крейсера “Итсукушима” он заставил выйти его из строя, а остальные “собачки” — отступить (с. 285). В этот момент с “Баяна” был замечен подрыв на мине крейсера “Чиода”, который начал малым ходом уходить в Дальний. Командующего эскадрой просили послать “Баян”для истребления столпившихся у “Чиоды” “собачек”, но тот засомневался, не будучи уверен в расположении японских заграждений, которые следовало протралить.

14 июля “Баян” вновь возглавлял отряд, шедший за тралящим караваном в бухте Тахэ для обстрела наступавших по всему фронту японских войск. В отряд с 3 канонерскими лодками, 7 миноносцами включили “Ретвизан”, “Новик”, “Аскольд” и “Полтаву”. Оценив действенность их огня, японцы поспешили выдвинуть против нашего отряда крейсера “Ниссин” и “Кассуга”.

Тогда-то и состоялся один из самых, может быть, показательных моментов той войны. По какой-то странности или чьему-то умыслу описание этого дня оказалось в истории полным умолчанием. В труде МГШ (кн. 2 с. 288–293) подтверждается особый эффект стрельбы по горе Юпилаза, которую вел “Ретвизан”. (О нем В.И. Семенов писал в “Расплате”: около 11 часов утра, своим мощным ревом покрывая все звуки боя, заговорили 12-дюймовки “Ретвизана”. С какой любовью их слушали…”, с. 167). Отлично действовали и остальные корабли, заставив японцев очистить все горы и перевалы на линии фронта. В 1 ч 50 мин, быстро сблизившись, “Хашидате” и прикрываемые пятым боевым отрядом контр-адмирала Ямада “Ниссин” и “Кассуга” открыли огонь по “Ретвизану” с расстояния 62 каб. “Ретвизан” и отряд крейсеров снялись с якоря и пошли за тралом в Артур в следующем порядке: “Аскольд”, “Баян”, “Паллада”, “Ретвизан”, имея справа лодки. “Ретвизан” отвечал на огонь из 12-дм орудий”.

В 2 ч 03 мин перестрелка прекратилась. Японские снаряды перелетали через “Баян” и “Ретвизан”, и осколки попали в одну из труб “Аскольда”. но не причинили повреждений. “Баян” сделал попытку сблизиться на расстояние выстрела из 8-дм орудия, но японцы увеличивали все время расстояние, держась на расстоянии выстрела 10-дм орудия”. Авторы этих строк из труда МГШ, не признавая, что отряд был принужден к отходу воздействием от огня “Кассуга”, нашли возможность лишь пояснить, что сближению сил двух сторон мешали разделявшие их русские и японские заграждения.

Наиболее скупыми оказались почему-то сведения Р.Н. Вирена: ”В 1 ч 50 мин неприятельские броненосные крейсера приблизились к нам на расстояние 62 каб. Повернули на О и открыли огонь. Мы снялись с якоря и вслед за караваном пошли в Порт-Артур. Назывался и уже приводившийся выше порядок строя при отходе, и ответная стрельба “Ретвизана” из 12-дм орудий, но не упоминалось о собственной стрельбе и о других дистанциях боя, и причина отхода под огнем “Ниссин” и “Кассуга”.

В отличие от странной невнятности рапорта Р.Н. Вирена, гораздо более содержательны были рапорты начальника прибрежной обороны М.Ф. Лощинского. В первом № 173 от 14 июля, в частности, говорилось: ”в 2 ч, расстреляв все снаряды, прекратил стрельбу и пошел в Артур, тем более, что крейсера пошли обратно, и неприятельские снаряды с 90 каб. ложились близко, и большое число перелетало через суда. Мы и батареи не были в состоянии отвечать”. В рапорте № 176 уточнялось: ”…Продолжал обстреливание берега совместно с “Баяном” и “Ретвизаном” до 2 ч дня. Все время на горизонте держалась японская эскадра, состоящая из 32 миноносцев и крейсеров “Итсукушима”, “Хашидате”, “Акицусима” и броненосец ”Чин-Иен”.

Во 2-м часу показались еще “Матсусима”, “Ниссин” и “Кассуга”. Два последних судна стали лагом к нашим судам. Открыли огонь с расстояния от 70 до 90 кабельтовых (это было за пределами дальности стрельбы русских корабельных 8-дм и 12-дм артиллерийских установок — P.M.), причем снаряды ложились между нашими крейсерами и лодками, давая небольшой недолет, а большей частью перелеты.

К 2-м часам дня все 9-дм снаряды на лодке “Отважный” были расстреляны. Ввиду этого, а также и потому, что отряд крейсеров и “Ретвизан” после открытия огня неприятелем начали сниматься с якоря, приказал лодкам идти в кильватерной колонне, имея “Новик” головным, к Порт-Артуру (“Документы”, отд. 3, кн. 1, вып. 5, СПб, 1913, с. 156–161). Отход “Ретвизана” под огнем японских крейсеров подтверждал и его командир Э.Н. Шенснович (1852–1910).

После открытия огня по горе Юпилаза “Ретвизаном” и “Баяном” - одна из неприятельских миноносок, за ней другая устремились по направлению к Дальнему, и из-за острова Кэп появились “Ниссин” и “Кассуга” и открыли огонь с расстояния 100 каб. Снаряды неприятеля очень близко ложились около “Ретвизана” и даже перелетали “Ретвизан”. Такова была дальность стрельбы. Ответные снаряды с “Ретвизана” не долетали, хотя орудия были направлены на наибольший угол возвышения. Пользуясь килевой качкой, сделал несколько выстрелов на восходящем угле качания. Снаряды долетели до неприятеля, но, конечно, ни один из таких случайных выстрелов не дал никаких попаданий. Подняв якорь, неприятель стал удаляться, и мы возвратились в Артур (РГА ВМФ, ф. 763, оп. 1, д. 8, л. 69).

Сказанное позволяет предполагать, что весь рассказ А.П. Штера о встрече русского отряда с “Ниссин” и “Кассуга” относился не к “Полтаве”, а к “Ретвизану”. Здесь же, продолжив его рассказ, уместно привести и сделанный в нем вывод: “малая сравнительно дальность боя нашей артиллерии играла существенную роль во всей русско-японской войне; даже новейшего типа броненосцы, как “Цесаревич” и “Ретвизан”, не могли соперничать с некоторыми из японских судов” (с.43).

Особенно фатальную роль сыграли эти обстоятельства в судьбе “Баяна”. Во множестве случившихся с ним боевых эпизодов он не мог достичь большего эффекта при присущих ему недостатках вооружения: наличии одноорудийных башен, не позволявших применять эффект залпа, неоптимальной — только две пушки — численность 8-дм артиллерии, малом угле возвышения орудий.

И судьба, не дождавшись проявления “Баяном” боевой активности, послала ему подрыв на японской мине. Это произошло при возвращении после перестрелки с “Ниссин” и “Кассуга”, спустя три часа после того, как подорвалась и едва ли не затонула входившая в состав тралящего каравана грунтоотвозная шаланда № 14. Перед этим в гавань успели войти “Новик”, канонерские лодки и миноносцы, в 18 ч благополучно прошел “Аскольд”.

“Баян” же, идя, судя по описаниям, тем же курсом — посреди расстояния между буйками выставленного минного заграждения сухопутного ведомства и затопленным перед входом в гавань пароходом “Хайлар”, правым бортом задел мину. Через пробоину затопило первую кочегарку, две угольные ямы и правый бортовой коридор против первой группы котлов. При небольшом крене на правый борт дифферент дошел до 2,1 м. Справившись у штурмана — какой путь короче — в гавань шли до Белого Волка, командир, резко прибавив скорость, решил входить в гавань. В 18 ч 40 мин успели встать на бочку и корабль сел на грунт. По указанию старшего офицера и под руководством лейтенанта В.И. Руднева подвели два пластыря, часть переборок подкрепили под руководством трюмного механика Б.П. Кошелева. В помощь плохо державшим пластырям — пробоина длиной 9,75 м пришлась на боковой киль — для откачивания воды подошло портовое судно “Силач”. Пришлось экстренно тралить рейд, после чего только в 20 ч 40 мин в гавань смогли ввести “Ретвизан”. “Паллада” заняла на рейде место дежурного крейсера.

Взрыв “Баяна”, появление под Порт-Артуром почти всего японского флота и неспособность справиться с минами, которыми, по словам В.К. Витгефта, весь район был забросай “даже до бонов”, лишили командующего готовности поддерживать оборону подступов к Порт-Артуру. Войска отступили в крепость.

Авторы истории МГШ не дали объяснения причин появления мин, а в “Боевой летописи русского флота” (с. 294–295) день 14/28 июля 1904 г. оказался вовсе изъят. Слишком, видимо, несбалансированным получалось у советских историков изложение событий — за три дня до взрыва “Баяна” флот потерял бездарно погубленный единственный 30-уз миноносец “Лейтенант Бураков”, бывший незаменимым для прорыва блокады с депешами в Чифу. Его подорвал минный катер с броненосца “Миказа”, прокравшийся под берегом в бухту Тахэ. Таким же образом был подорван миноносец “Боевой”, и чудом избежал попадания торпеды “Грозовой”.

Повреждение подводного борта после подрыва на японской мине

Провал в судьбе “Баяна” на страницах “Боевой летописи” вот уже более 50 лет остается без объяснения, отсутствуют какие-либо упоминания о действиях корабля в море после отражения им 4/17 июля мифической атаки японского “торпедного катера”, отсутствие его в бою 28 июля в Желтом море. Корабль упоминался лишь участием его личного состава в обороне на сухопутном фронте. Недопустимым, видимо, считалось признание подавляющего превосходства противника в технике, тактике, искусстве применения минного оружия, одержанной японцами победы в минной войне, как и неспособности “пещерных адмиралов” развернуть необходимой мощности тральные силы. Нельзя не согласиться с правотой В.К. Витгефта, выразившего неодобрение поступка командира миноносца “Расторопный” лейтенанта В.И. Лепко (1867-?), который, не проявив выдержки, поспешил выпустить торпеду по проявившему непослушание и агрессивные намерения английскому пароходу. Пароход в случае обнаружения военной контрабанды мог быть конфискован и использован в качестве тральщика.

Результаты минной войны и судьба эскадры были бы, наверное, иными, если бы в составе тральных сил были применены все те пароходы (часть их непродуманно затопили на рейде для его защиты) все те плавучие средства, которыми располагал Порт-Артур и порт Дальний, а также весь флот из 16 пароходов, что были присланы японцами для закупорки входа в гавань 11 февраля, 14 марта и 20 апреля. Восстановить их не составляло большого труда, хотя ремонтное наследие адмирала Греве было столь плачевно, что решено было отказаться даже от ремонта заградителя “Амур”, незначительно повредившего днище о камни 3 июня 1904 г. Флот, оказывается, исчерпал запас мин, и заградитель, который мог бы послужить в качестве тральщика и сторожевого корабля, до конца осады оставался в бездействии. “Пещерным адмиралам” было выгоднее использовать экипаж корабля для отправки на боевые позиции. То же предстояло и “Баяну”.

Так приходилось расплачиваться за провалы в предвоенной подготовке, так были предопределены все те утраты, потери и неудачи, которые теперь должны были переживать корабли. Нельзя не вспомнить и о подводной лодке, которая могла резко понизить активность японского флота и о которой великому князю генерал-адмиралу в своем втором письме от 29 февраля 1904 г. написал лейтенант С.В. Шереметев.

Будь порт-артурская оборона насыщена всеми доступными тогда флоту средствами борьбы и ремонта кораблей, судьба “Баяна” мола бы не потеряться на страницах “Боевой летописи”. Эти ее недомолвки вполне устраняются выпущенной в 1913 г. и уже не раз упоминавшейся раоотой исторической комиссии МГШ. В ней (“Действие флота”, кн. 2, СПб, 1913, с. 294–295) говорилось: “Катастрофа с “Баяном” вывела его окончательно из строя; хотя он по выходе из дока и производил по временам перекидную стрельбу, на полную боевую силу.”

Этот лучший и единственный броненосный крейсер в Порт-Артуре так и не удалось восстановить. Причин к тому было несколько, по главной было желание “пещерных адмиралов” воспользоваться аварией корабля для его полного разоружения уже перед вводом в док. С корабля, “чтобы не надломился” (кн. 2, с. 304), сняли все 6-дм и 75-мм пушки. Они были переданы частью на сухопутный фронт, частью для восполнения ранее отданной на береговые укрепления артиллерии броненосцев “Победа”, “Пересвет”, “Ретвизан”, “Севастополь”, “Полтава” (“Документы”, С-Пб, 1913, отд. 3, кн. 1, вып. 6, с. 238). Две из 6-дм пушек, уже поданные к борту “Ретвизана” на барже, утонули с ней вместе при обстреле японской осадной артиллерией.

Разоружению своего корабля содействовал, как ни горько это признать, и его командир. Этот самый популярный из флотских офицеров, о котором, приводя похвальный отзыв лейтенанта С.З. Балка (1866–1913) — “таких людей немного” — и в столь же восторженных выражениях (это тот командир, “который дает своему крейсеру и ум и отвагу”) писал в своей книге художник Н. Кравченко (с. 160–161), успел, видимо, почувствовать утомленность от уже достигнутых с начала войны высших боевых отличий. Сложившееся у него мнение о дальнейшей роли флота в войне он с особой обстоятельностью высказал на совещании 11 командиров и флагманов, которое В.К. Витгефт созвал 15/28 июля 1904 г.

Назад Дальше