И, возвращаясь снова туда, где протянулся небесный пояс, почему это Бык получил 32 ясные звезды у начала Зодиака, не считая той, что на кончике северного рога, и 11 других, называемых тусклыми? Да потому, что есть такой Юпитер, – о, горе мне! – который похитил дочь у Агенора, сестру у Кадма. Что это за Орел, завладевший на небесной тверди атриумом в 15 звезд по ту сторону Стрельца к полюсу? Увы! Есть такой Юпитер, что справляет там торжество похищения Ганимеда и своей победной пламенной любви.
Эта Медведица, эта Медведица, о, боги, почему она в самой лучшей, в самой красивой части неба, почему поставлена здесь, как бы на некоей высокой башне, как бы на самой открытой площади и для самого славного зрелища, какое может представиться во вселенной нашим очам? Неужели затем, чтобы не было очей, которые бы не видели, какой пожар охватил Отца богов после земного пожара из-за колесницы Фаэтона в тот самый миг, как я ходил, осматривая разрушительные следы огня, исправлял все, вызывая реки, с испуга разбежавшиеся по пещерам, когда я только что занялся своей любимой страной Аркадией, – вдруг другой огонь зажегся у меня в груди от блеска девичьего лица Нонакрины, вошел в меня через очи, сжал сердце, разгорячил кости и проник в самый мозг костей, так что ничем – ни водой, ни зельем – нельзя было помочь мне и охладить мой огонь. В этом огне была стрела, что пронзила мне сердце, цепь, что сковала мою душу, и коготь, что зацепил меня и отдал на добычу ее красоте. Я совершил безбожное насилие, я опозорил подругу Дианы и оскорбил мою преданнейшую супругу. Когда же она обратила ту, из-за которой в избытке своих чувств я нарушил верность, и представила мне ее в образе и под видом Медведицы, то я не только не почувствовал ужаса перед ее отвратительным видом, наоборот, это самое чудище показалось мне настолько красивым и даже так понравилось, что мне захотелось вознести на самое высокое и великолепное место небесного свода ее живое изображение; вознести этот грех, эту гадость, это ужасное пятно, которое из брезгливости страшится омыть вода Океана, которое Фетида не допускает до себя из боязни заразить свои воды, которому Диана запретила вход в свою пустынь, страшась, как бы не осквернить своей святой коллегии, и, по той же самой причине, не хотят принимать речные Нереиды и Нимфы. Я, несчастный грешник, исповедую свою вину, исповедую свою тягчайшую вину перед беспорочной, совершеннейшей справедливостью и каюсь, что до сих пор я очень много грешил и дурным своим примером еще и вам давал полное разрешение и право делать то же самое; вместе с тем исповедую, что достойно я вкупе с вами навлек на себя негодование судьбы, которая нас за все это не хочет уже признавать богами, а за то, что мы уступили небо разной земной сволочи, попустила разрушить наши храмы, изображения и статуи, какие были у нас на земле, да по заслугам изгнаны будут с неба те, что недостойно вознесли на небо все позорное и низкое.
Увы мне, боги, что делаем? Что думаем? Чего медлим? Мы согрешили, мы упорствуем в своих заблуждениях, и вот идет возмездие, идет, увеличиваясь вместе с заблуждением. Позаботимся же, позаботимся о нашем деле, ибо если судьба отказала нам в невозможности падать, то она же дала нам возможность подняться; если мы так легко сумели упасть, то так же легко снова встанем на ноги. От этого наказания, к коему привели нас наши грехи, и худшего, могущего постигнуть нас, мы можем без труда избавиться путем раскаяния, которое зависит от нас самих. Мы связаны узами прегрешений, но руки милосердия разрешат нас. Да поднимет нас наша серьезность оттуда, куда уронило нас наше легкомыслие. Вернемся к справедливости, ибо, отдалившись от нее, мы отдалились от самих себя, так что мы уже более не боги, мы не есть мы. Возвратимся же к ней, если хотим возвратиться к себе самим. Порядок и способ нашего исправления такой: прежде всего сбросим со своих плеч тяжелое бремя грехов – нашу обузу; откинем с очей наших завесу непредусмотрительности – нашу помеху; освободим сердце от самолюбивых чувств – нашей задержки; откинем от себя тщетные мысли – нашу тяготу; начнем ревностно разрушать орудие заблуждений и здания развратности, заслоняющие улицы и препятствующие пути; разобьем и уничтожим, насколько возможно, все триумфы и трофеи своих неблаговидных деяний, да ясно станет справедливому суду наше искреннее раскаяние в совершенных грехах. Горе! Горе! О боги, сбросим с неба эти маски, статуи, фигуры, изображения, картины, процессии и истории нашей жадности, страстности, похищений, злобы, обид и позора. Долой, долой эту темную и мрачную ночь наших заблуждений, ибо прекрасная заря нового дня справедливости зовет нас; приготовимся встретить восходящее солнце, да не застанет оно нас такими, каковы мы теперь. Надо очиститься и стать прекрасными, нужно омыться и очиститься не только нам самим, но и нашим домам и нашим кровлям; очистим и внутреннее наше, и внешнее. Очистим, говорю я, разберемся прежде всего на небе, которое мысленно внутри нас есть, а затем уже в этом чувственном мире, который телесно представляется нашим очам.
Сбросим прочь с неба нашей души Медведицу безобразия, Стрелу развлечения, Конька легкомыслия, Большого Пса ворчания, Малого Пса лести. Выгоним от нас Геркулеса насилия, Лиру заговора, Треугольник неблагочестия, Волопаса непостоянства, Цефея жестокости. Прочь от нас, Дракон зависти, Лебедь неблагоразумия, Кассиопея тщеславия, Андромеда тоски, Персей хлопотливости! Прогоним Змеебыка проклятия, Орла надменности, Дельфина распутства, Коня нетерпения, Гидру вожделения. Долой от нас, Кит жадности, Орион высокомерия, Река роскоши, Горгона невежества, Заяц напрасного страха! Вырвем навсегда из нашей груди Арго – корабль скупости, Чашу невоздержания, Весы неравенства, Реку попятного движения, Козерога обмана. Да не приблизятся к нам Скорпион лукавства, Центавр чувственности, Алтарь суеверия, Корона гордости, Рыба подлого молчания. С ними да скроются от нас Близнецы дурного родства, Бык низменных забот, Овен нерассудительности, Лев тирании, Водолей распущенности, Дева бесплодной беседы, Стрелец развлечения.
Если мы, о боги, очистим наше обиталище, если так мы обновим наше небо, то обновятся созвездия и влияния, обновятся внушения, обновятся судьбы, ибо от сего горнего мира зависит все, а противоположные причины производят противоположные действия. О, воистину блаженны мы, если сумеем устроить сожительство души нашей и мысли. Кто из вас недоволен настоящим положением, да возрадуется настоящему совету. Если хотим изменить положение, изменим обычаи. Если хотим улучшить и украсить жизнь нашу, да не будут обычаи теми же или еще хуже.
Очистим внутреннее чувство, зная, что от просветления внутреннего мира нетрудно пойти дальше к преобразованию чувственного и внешнего. Первое очищение, о боги, вижу – вы его делаете, вы его уже сделали, ваше решение я вижу, я увидел, оно уже принято, только что принято, ибо не успело подвергнуться противодействию времени.
Итак, скорее приступим ко второму очищению, к очищению внешнего, телесного, чувственного и ограниченного. Но приступим к нему с известной подготовкой, последовательностью и в порядке: выждем, согласуем одно с другим, сравним это основание с тем, прежде чем определять, так как о вещах телесных, протекающих во времени, и решение не может быть делом одного мига.
Вот вам трехдневный срок, в продолжение коего вам придется решать и определять между собой не то, должно ли быть это преобразование или нет, ибо волею судьбы, как только я внес вам свое предложение, вы вкупе все нашли его весьма пригодным, необходимым и превосходным; и я не по каким-либо внешним знакам, не по фигуре иль тени, но действительно и по истине вижу ваши чувства, как вы в свою очередь видите мои; и как только ваших ушей коснулось мое предложение, блеск вашего согласия достиг моих очей. Значит, вам остается подумать и обсудить меж собой лишь способ, каким надо приступить к обеспечению удаляемых с неба, как приготовить для них другие страны и места и, затем, как заполнить все эти седалища, чтоб небо не опустело, но заселилось и украсилось лучше прежнего. По истечении трех дней вы явитесь с предварительным подробным решением ко мне для того, чтоб, в случае спорных решений, мы четвертый день посвятили установлению и обнародованию формы новой колонии. Я сказал.
София. Так, о Саулин, отец Юпитер нагремел в уши, так воспламенил дух и тронул сердце Небесного Сената и народа, что, когда еще он говорил, по лицам и жестам сам мог ясно заметить, что в их уме было окончательно принято его предложение. Так что, когда великий патриарх богов произнес свое последнее заключительное слово и воцарилась тишина, все в один голос и в один тон сказали:
«Очень охотно, о Юпитер, согласны мы сделать то, что предложил ты и что поистине предопределила сама судьба».
Затем начался шум толпы: здесь – явные знаки радостного решения, там – охотного повиновения; тут – сомнения, там – мысли; где – рукоплескания, где – покачивание головой кого-то затронутого; в одном месте – одна точка зрения, там – другая, пока, вследствие того, что приспело время вечерять, каждый не отправился восвояси.
Саулин. Да, этакие дела не скоро делаются, о София!
Третья часть первого диалога
София. На четвертые сутки, ровно в полдень, собрались снова на всеобщий совет, где дозволено было присутствовать не только вышепоименованным божествам, более главным, но, кроме того, всем прочим, коим, как бы в силу естественного закона, предоставлено небо. В то время как божественный Сенат и народ уже были на местах, и после того, как, по установленному обряду, на трон из злата и сапфира взошел Юпитер в диадеме и мантии той формы, в коей он обычно появлялся в самых торжественных собраниях; когда все успокоилось и замерло, а внимание собрания чутко насторожилось, так что собравшиеся казались статуями или картинами, на средину выступил со своими полномочиями, знаками отличия и свитой Меркурий, доброе мое божество.
И, выступив перед лицом Великого Родителя, вкратце рассказал, истолковал и изложил все то, что вовсе не составляло тайны для всего совета, но что надо было возгласить, дабы соблюсти законную форму и обрядность, а именно: боги готовы и расположены без притворства и обмана, но свободно и добровольно принять и привести в исполнение все, что настоящий синод захотел бы решить, постановить и приказать. После таких слов Меркурий повернулся к стоящим окрест богам и попросил их поднятием рук открыто подтвердить все, что он от их имени только что изложил в присутствии Громовержца.
И так было сделано.
Затем отверз уста Великий Прародитель и изрек следующее:
2. – Если, о боги, славною была наша победа над гигантами, которые очень недолго боролись с нами и были чужды нам, были открытыми врагами, которые оспаривали у нас один только Олимп и не могли, да и не пытались сделать ничего другого, кроме как низринуть нас с неба, насколько же славнее и почетнее будет наша победа над самими собой – победителями гигантов? Насколько почтеннее и славнее, говорю я, победа над нашими страстями, что так долго торжествуют над нами и, будучи нашими домашними внутренними врагами, тиранят нас, всячески помыкая нами! Если, по-нашему, достоин празднества день, когда была одержана победа, плоды коей были мгновенны, то сколь торжественнее должен быть тот день, плодотворная слава которого пребудет вечною для грядущих веков.
Продолжайте же праздновать день победы, но пусть то, что говорят о победе над гигантами, скажут и о победе над богами, ибо в последнем случае мы победили самих себя.
Да установится же в сей день новое торжество – Очищение Неба – и да будет оно для нас большим торжеством, чем когда-то для египтян – переселение от них прокаженного народа, а для евреев – исход из вавилонского пленения.
Днесь болезнь, чума, проказа изгоняются с неба в пустыни, днесь обрывается цепь преступлений и отсекается доза прегрешений, грозившая нам вечным мучением. Итак, раз все вы добровольно приступаете к этому преобразованию и уже, как я полагаю, заранее обдумали способ, коим возможно и должно осуществить его, то дабы эти места не пустовали и дабы переселенцам были даны приличествующие каждому места, я начну высказывать свое мнение о каждом особо. Если оно покажется вам достойным одобрения – говорите; если покажется неудобным – объясните; если, по вашему мнению, можно сделать лучше – заявите; если что-нибудь и нужно отбросить – скажите ваше мнение; если что нужно прибавить – научите; у каждого – полная свобода высказать свое суждение, а молчание – знак согласия.
Тут почти все боги встали и этим знаком одобрили предложение.
3. – Итак, чтобы положить начало, – сказал Юпитер, – рассмотрим прежде всего тех, что на севере, столкуемся относительно их, а затем мало-помалу и в порядке станем двигаться вперед, вплоть до конца. За вами – слово: как смотрите и что рассуждаете о Медведице?
Боги, которым надлежало говорить первыми, стали принуждать Мома, чтобы тот ответил, и он сказал:
4. – Великий позор, о Юпитер, и тем больший, что, как ты и сам признал это, в самом знаменитом месте неба, там, где, по словам пифагорейцев (которые признают, что у мира есть руки, ноги, туловище и голова), находится самая высокая часть мира, коей противостоит другая крайняя, что зовется ими низшею областью; около того места, о котором поет один поэт этой секты:
«Здесь нам всегда – вершина вершин, но ее же зрит у себя под ногами Стикс страшный и адовы тени» там, откуда моряки просят себе совета в запутанных и неведомых морских путях; куда воздымают руки все путешественники, застигнутые бурей, куда стремились гиганты; куда гордый народ Бэлы воздвигал вавилонскую башню; где маги калибейского зеркала ищут прорицаний от Флерона, одного из великих князей северных духов; где – по словам каббалистов – Самуил хотел воздвигнуть престол, чтобы уподобиться изначальному громовержцу – там ты посадил этого грязного звереныша, повелев ему показывать не закрученным усом, не чем-либо вроде руки или ноги, или вообще какой-нибудь иной, менее позорной части тела, но хвостом (который наперекор медвежьей природе, по воле Юноны, отвис у него сзади), как будто это указатель, достойный такого места, – повелел показывать всем земным, морским и небесным зрителям великолепный полюс и главный пункт мира. Сколь, значит, плохо ты сделал, пригвоздив туда этого зверя, настолько же хорошо ты поступишь теперь, убрав его оттуда. Открой же нам, куда хочешь его послать и кем желаешь заместить?
5. – Пусть идет, – изрек Юпитер, – куда вам всем вздумается и угодно: к Орсам Англии или к Орсини – Чезарини тож – Рима, если хотите пристроить его в хорошем городе и у места.
6. – По-моему, запереть ее в бернские подземелья, – сказала Юнона.
7. – Не злобствуй так, жена моя, – возразил Юпитер. – Пусть идет, куда знает, лишь бы опростала и освободила место, на которое, так как тут самый прекрасный трон, желаю посадить Истину; ибо туда не достанут когти злословия, там не отравит свинец зависти, не потопят сумерки заблуждения. Там пребудет Истина стойкой и крепкой, в безопасности от наводнений и бурь, там она станет надежным поводырем тех, кто блуждает по бурному греховному морю, сияя оттуда, как ясное и чистое зеркало созерцания.
Отец Сатурн молвил:
8. – А как поступить с Большой Медведицей? Предложи, Мом.
А тот ответил:
9. – Пусть идет старушка к молодой – компаньонкой, только смотрите, не сделалась бы сводницей. Случись так, в наказание отдадим ее какому-нибудь нищему. Пусть ходит себе с ней да показывает, катает на ней ребятишек и за лечение лихорадок и других хворей зарабатывает для нее и для себя средства к жизни.
Спрашивает Марс:
10. – А как быть с нашим Драконом, о Юпитер?
11. – Пусть выскажется Мом, – возразил Отец.
12. – Это совсем бесполезный зверь. Он мертвый – лучше живого. Поэтому, если вы согласны, отправим его пастись в Испанию или на какой-нибудь из Оркадских островов. Только берегитесь, как бы он своим хвостом не наделал какой беды звездам и не уронил бы их в море.