Индикатор замигал, и из динамика послышался хриплый приглушенный голос:
— Операция переносится на шестнадцать ноль-ноль…
Инспектор уголовной полиции Луис Мортон, вот уже третий день прослушивавший эту телефонную линию, вскочил, едва не опрокинув стул, кинулся к магнитофону. "Наконец-то гангстеры заговорили, наконец-то будет чем порадовать начальство!"
— Что случилось? — спросил другой, испуганный, нервный голос.
— За мной следят.
— Примени маскировку.
— Применял. Берту разве проведешь?
— Что буде-ет?!
— Порядок будет. Только попозже, в четыре.
— На старом месте?
— Где же еще?
— Условия?
— Захвати там по дороге.
— Я прошлый раз приносил.
— Черт с тобой, принесу. А ты обеспечь закуску…
Мортон выругался и выключил магнитофон. Опять эти алкоголики договариваются. И ведь так темнят, сволочи, будто банк накрыть собираются.
Он прошелся по комнате, остановился у окна. Тень от угла дома, наискось перечеркнув улицу, подобралась к подъезду на противоположной стороне. Это значило, что день перевалил за половину и пришло время сбегать к папаше Цимке перекусить.
Мортон оглянулся на дверь и подумал, что пора бы явиться этому лентяю Роланду и сменить его у магнитофона. И едва он оглянулся, как дверь приоткрылась и в проеме показалась удивленная физиономия посыльного Форреста, которого все в участке звали просто Фо.
— Шеф вызывает, — сказал Фо, оглядывая комнату так, будто никогда ее не видел.
— Я же на линии.
— Мое дело — передать.
— А ну посиди тут. Услышишь разговор, нажми вот эту кнопку. Понял?
Фо пожал плечами, отчего тонкие погончики на его плечах быстро вскинулись и опали, словно крылышки.
Шеф был зол. Он кинул на стол лист бумаги, ткнул в него пальцем.
— Полюбуйся.
Мортон наклонился и прочитал:
"Готовится ограбление музея… этого месяца будет украдена…"
— Какого музея? — спросил он.
— У этого балбеса Форреста надо спросить, — взорвался шеф. — Вскрывал конверт и, видите ли, ненарочно отхватил ножницами чуть не половину письма.
— Так приложить срез…
— Нету среза. Он видите ли, сжег его. Мало ему зажигалки, вздумал от бумажки прикурить.
— Что он, кретин?
— А ты сомневался?! Дождется, выгоню я его…
Шеф не первый раз грозился это сделать, да все откладывал: больно уж безотказен был этот Форрест. Когда все валились с ног после очередной гонки за гангстерами, один Фо безропотно оставался дежурить и вторую и даже третью смену. Да и неплох он был при выездах, бывало, шел на выстрелы как заговоренный.
— Ясно же, музей искусств. — Мортон вынул из кармана газету, неторопливо принялся читать: <…Одна только мраморная богиня, выставленная в новой экспозиции, оценивается в два миллиона…> — Столько пишут о стоимости, что эту выставку просто не могут не ограбить.
— Сам знаю, что музей искусств, — сказал шеф. — Это не первое предупреждение. Вот почитай.
Он кинул через стол другую бумагу.
— "Газеты пишут, что богиню в два миллиона невозможно украсть, вслух прочел Мортон. — Заявляю: это ерунда. В доказательство я ее украду. Это теперь дело моей чести…"
— Каково? — воскликнул шеф. — Украсть — дело чести!
— Если «убить» может быть делом чести, то почему не может «украсть»?
Шеф поднял голову, в упор посмотрел на Мортона.
— А у тебя что?
— Пока ничего.
— Почему же ты ушел из аппаратной?
— Вы велели…
— Я велел прийти, когда что-нибудь будет.
— Фо сказал…
— Опять Фо?! — взревел начальник. — Гони его к черту!
Мортон кинулся в аппаратную. Фо, развалившись, сидел на стуле, включив динамик на полную громкость, слушал какого-то слезливого сопляка, жалостливо объясняющегося по телефону в любви особе с томным голосом.
— Иди, тебя шеф зовет, — мстительно сказал Мортон Форресту.
— Зачем?
— Мое дело передать…
Он выключил этот любовный треп, но тут же спохватился: разговор шел по каналу, который они прослушивали, и надо было терпеть.
— Я все для тебя сделаю, — молил слезливый голос.
— Все? — заинтересованно спросила она.
— Хочешь, из окна выпрыгну?
— Это ты не мне, а себе сделаешь.
— Хочешь… на городскую башню залезу?
— Зачем?
— Не знаю.
— Ну и не предлагай.
— А что тебе предложить?
— Миллион.
— Где я его возьму?.. Не бросай трубку, не бросай трубку! — завопил он, хотя его собеседница, похоже, и не собиралась этого делать.
— Газеты надо читать. Там все написано.
Мортон заинтересованно подвинул стул и подвернул на магнитофоне рукоятку громкости записи.
— Даже то, как достать миллион?
— Как достать — твое дело.
— А где?
— Мраморная богиня в музее искусств два миллиона стоит.
— Надо подумать.
— Продумаешь. Говорят, сегодня ночью ее украдут.
— Значит, не украдут, раз говорят.
— Значит, украдут, — упрямо повторила она. — Не могут не украсть. Чтобы два миллиона просто так лежали на глазах у всех?
Мортон вспомнил, как сам только что говорил то же самое, и подумал о слухах, как о стихии. Так, наверное, обрушиваются лавины. Что такое крохотный камешек, соскользнувший с вершины горы? Но он толкает другой, третий, вместе они сталкивают камень покрупнее, и, наконец, сдвигаются с места глыбы, какие не качаются даже при землетрясениях. Сколько людей видели ту скульптуру, сколько глядели на нее не с умилением, а с вожделением! Тут и провидцем не надо быть, чтобы догадаться: плод созрел и не сегодня-завтра кто-то его сорвет.
Когда насмешливо-равнодушный женский и умоляющий мужской голоса затихли в динамике прослушивающего устройства, Мортон, оставив магнитофон включенным, побежал к шефу. Думал удивить новостью, но шеф скучно посмотрел на него и, как тогда, кинул через стол письмо. Это была официальная просьба управляющего музеем искусств направить в музей двух-трех детективов, поскольку, по его точным сведениям, ожидается налет на главный экспозиционный зал.
— На этот раз письмо не срезано? — спросил Мортон и сам устыдился ненужности вопроса. При чем тут срезано не срезано, когда такие вести.
— Фо даже не видел письма. Я сам вскрыл конверт, — сказал шеф.
— Разве оно пришло не по почте?
— Управляющий принес.
— Лично?!
— Именно… Хитрит он что-то.
— Чего уж хитрить. Все ясно. Не удивлюсь, если сегодня возле музея соберется толпа.
— Из толпы легче наблюдать.
— Прошу прощенья, шеф, но следует сторожить внутри. Надо брать с поличным.
— А снаружи с поличным не взять?
— Слишком много слухов связано с этим музеем. Нечисто там…
— Ты веришь в нечистую силу?
— Такая служба — всему приходится верить.
— Всему верить — ночей не спать.
— Эту ночь кому-то придется не поспать.
— Желаю успеха. Ты и Роланд справитесь?
Мортон пожал плечами. Сначала он пожалел, что выскочил с этим разговором, потом подумал о куше, который наверняка можно будет сорвать с управляющего, и успокоился. Это если обойдется без стрельбы. Иначе от скульптур останутся одни мраморные крошки.
— А ведь, пожалуй, управляющий не позволит сторожить внутри, — сказал он.
— Сам решай. Сдай прослушивание этому негодяю Форресту, забирай Роланда и действуй…
За Роландом числились два недостатка: он был слишком длинным и совсем не умел стрелять. В тире все пули у него оказывались кривыми. Но недостатки компенсировались достоинствами. Он, как гончая, мог догнать кого угодно. И хватка у него была, как у гончей: сразу за горло. В азарте мог и придушить, и за ним приходилось присматривать, поскольку газетчики и без того писали про полицию, что она поставляет в суд больше трупов, чем живых преступников.
Но даже Мортон не знал всех недостатков Роланда. Оказалось, что он уже несколько раз побывал в музее. Не в качестве детектива, а как любитель искусств. Это уж было черт знает что: эстет в полиции! Мортон не ждал ничего хорошего от этого своего открытия. Но перерешать с помощником было уже некогда, и он всю дорогу, пока шли до музея, терпеливо слушал восторженные восклицания Роланда. И удивлялся многоликости жизни: если верить Роланду, в тех скульптурах помимо их ненормальной стоимости было еще что-то.
— Искусство! — восклицал Роланд.
Это было понятно: телевизор тоже искусство, и те бестселлеры, которые Мортону приходилось читать на дежурствах, и головокружительные сальто-мортале автомобильных гонок, и мало ли еще всякого будоражащего. Но все стоило денег, все делало деньги, и ясно было, что чем больше денег, тем выше искусство. И за скульптурами он признавал немало достоинств, если уж дохленькая богиня оценивалась в два миллиона. Не понимал только, чего на нее смотреть часами, когда точно известна стоимость? Но ведь смотрят. Теряют время и деньги. Сам видел очереди возле музея. Не может же быть, чтобы так много было сумасшедших в одном городе.
— А та богиня что, как настоящая? — допытывался Мортон, и сам морщился от такого сравнения: за два миллиона он мог бы купить целый батальон живых богинь.
— Она сама красота! — вдохновенно говорил Роланд.
— Лучше манекенщицы Бетти?
— Это же искусство! — снова как заклинание повторял Роланд. И Мортону начинало казаться, что все так называемые "любители искусства" похожи на говорящих попугаев: только повторяют слова, считая их высшей мудростью, и не понимают смысла.
— Ладно, сам увижу, — сказал Мортон.
Улица перед музеем искусств была полна народа. Огромные рекламные щиты, вывешенные на фасаде серого здания, с нагловатостью опытных зазывал расхваливали достоинства экспонатов, собранных, как сообщалось, со всего света. Были тут драгоценности фараонов, короны самых расточительных монархов, редчайшие скульптуры не отличающихся целомудрием храмов Востока и отличающихся бесцеремонностью храмов Запада. А главный экспонат мраморное изваяние голой богини, стоившее два миллиона, — был изображен на таком большом щите, что становилось не по себе: ну как упадет!..
Управляющий музеем, невысокий лысеющий господин с холодными глазами и тренированно-гостеприимными жестами, не понравился Мортону. Про таких он говорил, что они брали уроки у сатаны, встречающего грешников в аду. Но полицейскому не приходится выбирать клиентов. Мортон постарался изобразить на лице такую же приветливо-гадливую улыбку и сразу попытался "взять быка за рога", потребовав объяснений. Но управляющий объяснять ничего не стал, сказал только, что эту ночь им всем придется провести в музее: им в засаде, ему в своем кабинете, — и предложил пока пройтись по залу, посмотреть экспозицию.
— Сберечь ценнейшие экспонаты — дело нашей чести, — высокопарно сказал он. — Ваши старания не останутся незамеченными.
— И неоплаченными, — подсказал Мортон, любивший ясность в таких делах.
— Разумеется.
— Тогда о'кэй! Пошли, Роланд.
В зале было не протолкнуться. Скульптуры находились в глубоких нишах и очень эффектно вырисовывались на фоне черного бархата. Свет на них падал из каких-то незаметных щелей, но света совсем не было видно, и казалось, что скульптуры светятся сами по себе. Но что больше всего поразило Мортона, так это отсутствие охраны. Даже возле зваменитой богини не стояли полицейские. Мортон долго смотрел на богиню, заходя с той и с другой стороны, и никак не мог понять, что в ней такого драгоценного? Вся в пятнах от старости и небольшая — по колено нормальному полицейскому, — она не производила на Мортона никакого впечатления. Попадись такая игрушка где-нибудь при обыске, отбросил бы, даже не поинтересовавшись. Давно замечал Мортон, что люди, которые с жиру бесятся, нарочно выдумывают ценности и, может, оттого не беднеют. И теперь, снова удостоверившись в этой истине, он подумал, что не так живет. Вот бы разрекламировать какие-нибудь старые ботинки, заявить, будто в них первый гангстер Боб Дай совершил свое последнее преступление. Главное, погромче кричать, убедить, и тогда ботинкам цены не будет. Только какие же нужны деньги, чтобы переорать всех лжецов, желающих разбогатеть?
— Ты чего?
— Чего?
— Чего, говорю, рот разинул? Не заглядывайся, тут у них особая система охраны. Сунешься, а тебя лучом лазерным по башке…
Длинный Роланд стоял перед Мортоном, на голову возвышаясь над ним, и говорил громко, чтобы, все вокруг слышали, чтобы не мечтали зазря. И все стоявшие рядом заинтересованно повернулись к нему.
— Вот если выключить лазер, тогда другое дело. Но где выключатель? Это самая главная их тайна…
— Нету его, — сказал стоявший рядом сухощавый человек с быстро бегающими глазками.
— Чего нету?
— Выключателя. И лазера тоже. Ничего нету.
— Может, и скульптур нету? — сыронизировал Роланд.
Говоривший посмотрел на скульптуру в нише, подумал, пожевав губами.
— Я знаю только, что тут нечисто.
— А кто ты такой?
— Никто. Чую просто. Я всегда чую.
— Ну и что же ты чуешь? — заинтересованно спросил Роланд.
Человек осмотрел его с ног до головы.
— Чую, что не зря вы тут слоняетесь.
— Тебе бы репортером работать.
— А я и есть репортер.
Роланд захохотал, подергал носом.
— Раз газета заинтересовалась искусством, значит, и верно, чем-то пахнет.
— Точно, — сразу ответил репортер. — Раз полиция заинтересовалась искусством, значит, чем-то пахнет.
Толпа все прибывала, возбужденно гудела. Слышались голоса: «газетчики», «полиция»… Слова эти действовали на людей, как позывные телевизора. Мортон понял, что если они еще немного так «побеседуют» в толпе, то любопытные до утра не разойдутся и ночное бдение в музее будет пустой тратой времени. Дернув Роланда за рукав, он демонстративно пошел к выходу.
Пришлось обогнуть целый квартал, чтобы выйти к музею с другой стороны.
— Вот уж верно: дурная голова ногам покоя не дает, — ворчал Мортон.
— Зато мы кое-что узнали, — оправдывался Роланд.
— Что мы узнали?
— Что тут газетчики крутятся.
— Они везде крутятся.
— Просто искусство слишком скучно для них. Нужна изрядная доля перца, чтобы они сбежались.
— Сбежались потому, что кто-то пустил слух об ограблении.
— Только слух? Чего ж тогда мы тут?
— Мы для того, чтобы охранять священный принцип частной собственности, — по-школьному продекламировал Мортон.
— Не-ет! — Роланд уверенно покачал головой. — Что-то назревает. Все чего-то ждут.
— Это называется — массовый психоз.
— Не-ет. Все что-то знают.
— И мы знаем.
— И мы знаем, — повторил Роланд. — Когда все знают — это уже реклама. А на рекламу кто-то должен был потратиться.
— Ты подозреваешь?..
— Никого я не подозреваю. Знаю только, что кому-то это надо. Твой "массовый психоз" выгоден не гангстерам. Может, газетчикам?
В глухом переулке они разыскали служебный вход музея, вошли в маленькую дверь. Сторож, сидевший за дверью, без слов пропустил их, словно знал в лицо.
— Сегодня что, всех пускают? — не удержался Роланд.
— Кого надо, того пускают, — угрюмо ответил сторож.
— А кого надо?
— Это наше дело.
— Смотри, как бы это не стало нашим делом.
— Ваше дело маленькое: стой, где велят, беги, куда велят, лови, кого велят…
— Не слишком ли ты разговорчив для сторожа?..
Узкий гулкий коридор вывел их в коридор пошире, где справа и слева были двери. На одной висела табличка: "Управляющий музеем". Они вошли и увидели газетчика, с которым недавно спорили в экспозиционном зале. Он сидел сбоку у большого стола и потягивал что-то из высокого черного стакана.
— Не хотите ли для бодрости? — предложил он, доставая из-под стола бутылку. — Ночь длинна. Кто знает, сколько придется ждать?
Мортон и Роланд переглянулись.
— Ты собираешься просидеть тут всю ночь?
— Не один я, придут и другие.
— Что же вы собираетесь ждать?
— Все, что будет.
— А что будет?
— Вот это я и хочу узнать.
— Ты уверен, что узнаешь именно сегодня?
— Не то чтобы уверен, скорей предчувствую.
— Что тебе известно? — резко спросил Мортон.
— Такой вопрос! — рассмеялся репортер. — У прессы свои тайны.
— Но ведь что-то известно?
— Ничего особенного. Слово чести.
— Что-то подозрительно много сегодня говорят о чести. — Мортон похлопал Роланда по руке. — Пошли. Если бы он что-то знал, об этом было бы в газетах.