Гольцов. Какие деньги? Ха-ха-ха! Триста рублей.
Оброшенов. Что?
Гольцов. Триста рублей.
Анна Павловна. Молчите! Что вы! Завтра я вам, может быть, денег достану; а теперь ступайте домой!
Гольцов. Завтра! Значит, правда, что у вас есть деньги. Завтра! Нет, это дудки!
Анна Павловна. Перестаньте! Ступайте домой!
Гольцов. Оставьте, пожалуйста, я с вами не разговариваю.
Анна Павловна. Папенька, что с ним сделалось?
Оброшенов. Саша! Саша! Не надо, не надо! Всякие шутки прочь! Ты еще молод, молод, любезный!
Гольцов. Да-с, обмануть хотели. Он влюблен… без денег возьмет, а у вас денег много… Пожалуйте денег, а не то…
Оброшенов. А то что? Ну, что? говори.
Гольцов. Не надо ничего… вот и все…
Оброшенов. А кто плакал вот здесь, на этом месте, руки мои целовал, чтоб я Верочку отдал? А теперь не надо?
Анна Павловна. Папенька, потише; а то Верочка услышит.
Оброшенов. Что я тебе говорил? Что я тебе говорил? Что ты молод, не умеешь на свете жить. Вот так оно и вышло. Еще ничего не видя, ты пьяный в дом лезешь да шумишь тут! Что же это ты делаешь с своей головой?
Гольцов. Что вы с моей головой делаете? Мне теперь либо повеситься, либо… другую невесту искать с деньгами.
Верочка сходит с крыльца.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Оброшенов, Анна Павловна, Гольцов и Верочка.
Оброшенов. Хорошо, Саша, хорошо! Ну, бог с тобой! Нам, брат, денег взять больше негде.
Гольцов. Павел Прохорыч, дайте денег, не скупитесь… а то смотрите: мне сватают.
Верочка. Я сама не пойду за него ни за что на свете! Папаша, я с тобой останусь, я ни за кого не пойду.
Гольцов. А давеча-то что?
Верочка. Папаша, прогони его.
Гольцов. Кого это? Меня-то?
Верочка. Папаша, он меня давеча здесь целовал, обнимал, говорил, что всю жизнь так любить будет. Что же он теперь делает?
Оброшенов. Как же ты, мальчишка…
Верочка. Я его так полюбила…
Оброшенов. Слышишь ты, полюбила.
Верочка. Папаша, я сама виновата. Зачем я такая глупенькая девочка, что меня можно обманывать! Теперь уж я никому не буду верить. И ты, папаша, не верь! А то и тебя будут обманывать.
Оброшенов. Слышишь ты, слышишь?
Анна Павловна. И вам ее не жалко!
Гольцов. А ему разве нас с Верочкой жалко? Деньги есть, а не хочет дать.
Оброшенов. Как ты смеешь…
Гольцов. Кабы не было денег! А то есть, и не дает. А я так люблю, так люблю.
Оброшенов. Молчи, молчи! Видим мы, как ты любишь-то! Поди отсюда!
Гольцов. Что ж это такое? Вы меня гоните, и вы меня гоните? Вам не жалко меня, что я совсем погибаю. Я ведь погибаю!
Верочка. Нет, мне вас жалко. Папаша, не гони его. Он сам сейчас уйдет.
Гольцов. Зачем же я уйду?
Верочка. Вам очень стыдно станет, что вы нас обманули.
Анна Павловна. Вы только вспомните, что вы наговорили.
Гольцов. Боже мой! Что же это со мной сделали? (Стоит молча.) Простите меня. Прощайте! (Уходит.)
Оброшенов. Вот поди, узнай человека-то! Эка беда-то! Где ж бы мне теперь тебе жениха-то поискать?
Верочка. Я, папаша, не пойду ни за кого, кроме него! (Бросается на грудь отцу.) А за него тоже не пойду… он не стоит.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА:
Оброшенов.
Гольцов.
Недоносков.
Недоростков.
Шилохвостов, лавочник в короткой люстриновой сибирке, сапоги бутылками.
Важная особа, в шинели нараспашку, на шее орден, тугой белый галстук и очень высокие воротнички.
Солидный человек, низенький, толстый; на шее толстая золотая цепь, на руках перстни, палка с золотым набалдашником.
Маменька, в темном шелковом салопе, покрыта темным платком.
Дочка, одетая по моде, в маленькой соломенной шляпке.
Девушка, в бурнусе, покрыта платочком, с картоном.
Молодой человек.
Чиновник 1-й.
Чиновник 2-й.
Салопница, в руках завернутое свидетельство о бедности.
Шарманка.
Певица.
Лакей в ливрее.
Лица разных наций, званий и пола: военные, чиновники, купцы, приказчики, мальчики, разносчики, татары, армяне, евреи, барыни, купчихи, мастерички, торговки.
Ворота, где торгуют картинками.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Разные лица стоят группами, некоторые приходят, некоторые уходят, многие под зонтиками. Солидный человек на видном месте. Входят первый и второй чиновники.
Первый чиновник. Так женился Пыжиков-то?
Второй чиновник. Женился.
Первый чиновник. Так это верно?
Второй чиновник. Верно.
Первый чиновник. Да неужто так, как говорили? За пару платья только?
Второй чиновник. Да, за пару платья. Что ж делать-то! Не в чем было в суд ходить; а теща сшила ему все.
Первый чиновник. И больше ничего?
Второй чиновник. Больше ничего.
Первый чиновник. А как износит?
Второй чиновник. Ну уж тогда как хочешь.
Отходят в толпу. Входят девушка, покрытая платочком, с картоном, и молодой человек.
Девушка. Вы отстанете от меня или нет?
Молодой человек. Да за что вы сердитесь?
Девушка. Вы видите, что не хотят с вами говорить, а вы все пристаете! Это должно к стыду к вашему относиться.
Солидный человек. Именно к стыду. Нынче в молодых людях нравственности не ищи, пристают ко всем без разбору. Вы, милая, станьте сюда, поближе.
Девушка. Покорно вас благодарю. (Переходит к солидному человеку.)
Молодой человек за ней. Входит Шилохвостов, снимает и отряхивает картуз.
Шилохвостов (обращаясь ко всем). Дождик-с… Ничего не поделаешь! До лобного дошел – ничего-с, а там стало так понуждать, что заячьей рысью действовать пришлось… Одеяние легкое-с! Этого струменту (показывая на зонтик) с собой не захватил; ну, значит, и удирай до первых ворот.
Входят маменька с дочкой.
Наше почтение-с!
Маменька. Здравствуй, батюшка!
Дочка. Кто такой, маменька?
Маменька. А кто его знает.
Шилохвостов. Пожалуйте, вот здесь к сторонке-с! Покупки изволили сделать?
Маменька. Да, батюшка. (Дочери тихо.) Не гляди ты по сторонам, говорю я тебе!
Шилохвостов. Из каких предметов, из шерстяных или из шелковых-с?
Маменька. Шерстяное, батюшка! (Дочери.) Чтой-то ты, страмница, все головой-то вертишь!
Шилохвостов. Позвольте полюбопытствовать-с! Мы сами кругом этого товару ходим-с.
Маменька. Уж ты нам, батюшка, и цену скажи, настоящую.
Шилохвостов (развертывает и разглядывает). Оченно во вкусе-с. Гривенок на шесть-с?
Маменька. Что ты, батюшка! по три четвертака платила!
Шилохвостов. Не дорого-с. Дешевле копейки взять нельзя-с. Позвольте, заверну-с. (Завертывает с ловкостью и отдает.)
Девушка (молодому человеку). Я вам сказала, чтоб вы отстали от меня. Чего ж вам еще нужно?
Молодой человек отворачивается, как будто не ему говорят, и начинает переглядываться с дочкой.
Солидный человек. Вам лучше бы уйти отсюда. И я бы… пошел.
Шилохвостов (девушке). В мастеричках изволите жить?
Девушка. А вам какое дело?
Шилохвостов. А вы не будьте так довольно горды! В вашем звании оно нейдет-с.
Девушка. А вы почем знаете мое звание? Может быть, вы оченно ошибаетесь?
Шилохвостов. По мундиру-то по вашему оно сейчас видно-с.
Все смеются. Девушка уходит. Солидный человек за ней. Молодой человек подвигается к дочке, вынимает бумажку и пишет карандашом записку.
Маменька (дочке). Перестанешь ты вертеться али нет?
Шилохвостов. Это от малодушества-с.
Маменька. Какое малодушество! Как она себе шею-то не свернет!
Шилохвостов (подходя к татарину). Что это, мыло у тебя?
Татарин. Сама настоящя, казанскя. Хорош товар, купи для вечера.
Шилохвостов. Сами, брат, этим товаром торгуем.
Входит важная особа с лакеем.
Лакей. Посторонитесь, господа, посторонитесь!
Важная особа (чуйке). Посторонись же, любезный!
Шилохвостов. Пожалуйте, ваше превосходительство! Вот здесь просторно-с!
Важная особа становится и все время стоит неподвижно, поднявши голову. Дочка роняет платок; молодой человек поднимает и вместе с запиской отдает ей.
Дочка. Мерси-с!
Маменька. Ну уж, дай ты мне только домой прийти! Вот ты тогда увидишь!
Дочка. На учтивость обнакновенно надобно учтивостью ответить. Нешто вы что понимаете!
Маменька. Ну, ладно!
Входят Оброшенов и Гольцов.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, Оброшенов и Гольцов.
Гольцов. Мне, право, совестно и глядеть-то на вас.
Оброшенов. Ну ничего, ничего! (Гладит его по плечу.) Ишь ты вымочил сертучок-то!
Гольцов. Они мне приказали прийти к ним, сказали, что денег дадут. Вот я от вас и зашел; они завтракают сидят. Налили мне стакан шампанского. Вы знаете, я не пью.
Оброшенов. И не пей, Саша, не пей!
Гольцов. Я и отказывался, да насильно заставили, в рот влили; хотели облить всего. Я бы и ушел, да они все останавливали, обещали сейчас денег дать. Потом другой таким же манером заставили выпить, а уж третий, должно быть, я и не отказывался. Тут, уж как я захмелел-то, они и стали мне говорить: «Мы бы тебе и дали денег, да зачем тебе у чужих занимать, после отдавать надо будет; ты попроси у нареченного тестя». Я говорю, что у вас денег нет, что вы все на дом истратили. «Он, говорят, тебя обманывает, у него денег много награблено: это всем известно; он сам сказывал».
Оброшенов. Ах, разбойники! Ах, разбойники!
Гольцов. «Вот, говорят, ты теперь выпил для храбрости и ступай к нему. Припугни его хорошенько, он тебе сейчас и даст денег непременно. А не даст, так и не надо; у нас, говорят, есть невеста и лучше, и денег больше». (Махнув рукой.) И говорить-то совестно.
Оброшенов. Ничего, говори, говори!
Гольцов. Что у вас делал, сами знаете. Провалиться сквозь землю легче. Как ушел я от вас, повезли они меня к невесте. Привезли меня куда-то в дом, стали еще потчевать, народу сошлось много, вывели невесту. Только как я ни был пьян, а сейчас заметил, что это горничная переряженная. Так мне стыдно и обидно стало! А что ж делать! Сам виноват. Схватил шляпу, да бежать без оглядки. А они мне вслед кричат: «Ну, Саша, потешил ты нас сегодня!» Потешил я их… А каково мне!… Как я к вам глаза покажу!…
Оброшенов. Ну ничего, ничего. Ты почем это сукно-то брал?
Гольцов. Да что сукно! Не утешайте вы меня, Павел Прохорыч! Не стою я этого. Какими глазами мне теперь смотреть на Веру Павловну!
Оброшенов. Велика птица Вера Павловна! С кем греха не бывает! Ну, виноват, да и конец! Не век же будет помнить!
Гольцов. Как сказать-то, что виноват? Кажется, от стыда слова не выговоришь. Они могут подумать, что со мной это часто случается.
Оброшенов. Могут подумать! Ничего она не подумает, она и думать-то еще ничего не умеет. Ты ведь ее любишь? Будешь беречь? Ведь это ребенок, Саша! Ангельская душка!
Гольцов. Уж поверьте, Павел Прохормч, жизни своей не пожалею для Веры Павловны! Это только случай со мной несчастный, за который я всю жизнь буду казниться.
Оброшенов. Ну и хорошо, Саша, хорошо! Я тебе верю. Ты уж не бойся, я вас помирю; я тебе это дело устрою. Ах, Саша, Саша! А ты сокрушаться вздумал, что об тебе девчонка подумает! Хе-хе-хе! Право, девчонка: так, дрянь какая-то! У нас есть дела поважнее, есть о чем думать, кроме этого. Тебе на что деньги-то нужны, ты мне скажи!
Гольцов. И не спрашивайте, Павел Прохорыч!
Оброшенов. Как не спрашивать! Как не спрашивать! Коли нужно, так поискать надо будет, похлопотать.
Гольцов. Вот как нужно, Павел Прохорыч, хоть в петлю полезай.
Оброшенов. Да скажи, чудак-человек!
Гольцов. Я чужие деньги затратил.
Оброшенов. Что ты! Господь с тобой!
Гольцов. Крайность заставила, Павел Прохорыч. Делал я кое-какие делишки одному помещику, исправлял поручения, в Совет деньги вносил.
Оброшенов. Ну, ну!
Гольцов. Вот он и прислал мне денег в Совет внести за имение: триста рублей. Тут у меня матушка умерла, на похороны было взять негде: за квартиру нужно было за четыре месяца отдавать… я больше половины денег-то и истратил.
Оброшенов. Да ведь уж это, никак, с полгода?
Гольцов. Больше полугоду-с. Я думал, что из жалованья я пополню; а тут начали за чин вычитать. Думал, награду дадут к празднику, не дали… Теперь последний срок приходит. Ну, как имение-то в опись назначат или вдруг сам приедет. Пожалуется председателю, ведь из суда выгонят. Да стыд-то какой! Боже мой!
Оброшенов. Что ж ты мне прежде не сказал?
Гольцов. Совестно было.
Оброшенов. Что ж ты это, Саша, наделал! Как теперь быть-то? Где денег-то взять? Вот беда-то! Ну уж не ожидал я от тебя, не ожидал!
Гольцов. Как хотите, так меня и судите, Павел Прохорыч!
Оброшенов. Да я тебя не виню, не виню. Полно ты! Какая тут вина, коли крайность. Только вот что, Саша, обидно, что между нас, бедных людей, не найдешь ты ни одного человека, у которого бы какой-нибудь беды не было. Ах ты, грех какой! Ума не приложу.
Гольцов. Да что вам беспокоиться, Павел Прохорыч! У вас своей заботы много. Ищите себе другого жениха, а меня оставьте. Выпутаюсь – хорошо, не выпутаюсь – туда мне и дорога.
Оброшенов. Нет, Саша, как можно, чтоб я тебя оставил! Нет, я попытаюсь, побегаю. Что мне значит побегать! Богатых людей много знакомых; знаешь, этак, дурачком, дурачком, паясом; может, и достану тебе денег. Ты очень-то не горюй!
Гольцов. Выручите, Павел Прохорыч! Спасите меня!
Оброшенов. Бог милостив, Саша, бог милостив! Отчаяваться не надо.
Шилохвостов. Однако ко щам начинает поталкивать. Нечего и на Спасских смотреть, и без того знаю, что время.
Важная особа. Сегодня никто так не заслужил своего обеда, как я.
Шилохвостов. Тэк-с!
Салопница подходит и шепчет что-то на ухо.
Чего-с? Я в Ирбитской плачу-с.
Салопница. Как изволили сказать?
Шилохвостов. Я всегда вам всем в Ирбитской ярмарке плачу. Пора вам знать.
Все смеются. Салопница шепчет что-то.
Что же вы ко мне пристаете! Я сказал, что в Ирбитской! А то можно и Лютова позвать. Да, никак, это он идет; да, Лютов и есть.
Все смеются. Салопница быстро скрывается.
Важная особа. Кто такой Лютов?
Шилохвостов. Чего-с?
Важная особа. Кто такой Лютов? я тебя спрашиваю.
Шилохвостов. Ундер, ваше превосходительство! Эти просящие особенный страх к нему имеют.