Единственным слоем, представляющим для меня положительный интерес, являются только испытуемые, среди которых несомненно должны существовать полноценные индивидуумы. Что касается арийских вождей, то это были мои злейшие враги, со стороны которых мне постоянно грозила опасность. Младшие вожди представляли собой нечто вроде полицейского аппарата в руках руководящего эвена иерархии. Самцы и самки, превратившиеся в производителей, по–видимому, не способны даже на самозащиту. Рабы являются физическими и духовными калеками, от которых, конечно, я не мог ждать ни малейшей поддержки. Исходя из этого, я твердо решил сблизиться с некоторыми испытуемыми. Первый шаг в этом направлении уже был мною сделан, так как мне удалось установить дружественные отношения с Угольфом, который от меня, видимо, чего–то ждет.
Не одну ночь я провел в мучительном раздумьи, перебирая возможности спасения. Неожиданно я вспомнил о радиостате, который, как будто, уцелел после катастрофы;
так, по крайней мере, мне показалось, когда я его видел в руках Зигфрида, лежа скованным в моей пещерной тюрьме. Если он действительно уцелел, и я мог бы в течение нескольких минут им распоряжаться, проблема, вероятно, была бы разрешена. Я мог бы дать радиограмму, которая была бы принята всеми станциями мира. В моей памяти запечатлелась табличка водителя стратоплана с указанием долготы и широты места, на котором находился стратоплан за секунду до катастрофы. Я понимал в то же время, что не должен проявлять ни малейшего интереса к этому аппарату: если эти варвары до сих пор его не уничтожили, то, узнав, что он мне нужен, они несомненно поспешили бы это сделать. Мне нужно было, таким образом, вооружиться терпением и выдержкой. Я вспомнил о своем последнем разговоре с Зигфридом и решил ждать его дальнейших шагов.
Прошло несколько дней. Я буквально изнемогал от тоски. Однажды, когда я сидел у входа в пещеру, по тропинке быстрыми шагами опустился Зигфрид. Он почти бежал, что мало соответствовало его почтенному возрасту и обычной величественной манере держать себя. Старик схватил меня за плечо, втащил в пещеру и увлек в самый отдаленный угол. Заставив меня сесть на шкуру, он взволнованно заговорил шепотом:
— Слушай, чужеземец, скоро придут дни тяжелого испытания. Некоторые вожди хотят тебе отрубить голову. Они говорят, что ты слишком много бродишь по нашему великому острову. Когда младшие вожди секли одного мальчишку, он все время кричал: «Чужеземец зам покажет».
Я почувствовал, что у меня к голове прилила кровь; с одной стороны, меня обрадовало впечатление, произведенное мною на испытуемых, с другой стороны, однако, я видел, что Зигфрид не преувеличивает и что мне угрожает большая опасность. Он продолжал:
— Слушай, чужеземец. Пока жив вождь вождей, я никого не боюсь, но он плох, и не сегодня–завтра умрет. Он не может ни говорить, ни двигаться, я и два вождя никого не впускаем в его пещеру, но наши враги скоро соберут великий совет расы, и тогда они придут посмотреть на вождя вождей. Либо он сам умрет, либо они его добьют, и тогда наступит тяжелое время.
— Что же, — спросил я, — после смерти вождя вождей немедленно будет избран новый?
— Нет, — ответил Зигфрид. — Закон расы говорит, что вождь вождей должен быть избран через сорок дней после смерти своего предшественника, так как последнему нужно именно столько времени, чтобы добраться до Валгаллы. До тех пор, пока он не постучится у ворот этого чертога, он считается нашим повелителем.
— Кто же будет его замещать?
— Я, — ответил Зигфрид, — как хранитель закона. За это время надо что–нибудь придумать. Я должен доказать вождям, что достоин быть вождем именно я, а не Гюнтер.
Мне пришло в голову, что теперь следует попытаться получить доступ к радиостату. Поэтому я спросил Зигфрида, решил ли он что–либо сделать с предметами, уцелевшими при падении стратоплана; я берусь научить его пользоваться ими. Зигфрид с ужасом закрыл мне рот:
— Ты потерял разум и стал Альфредом. Ведь закон расы говорит, что всякий, у кого в руках будет найдена вещь, о которой не знали наши отцы и деды, должен быть убит. Если Герман узнает, что я спрятал эти предметы в храме, он потребует моей головы. Но довольно. Я сам должен думать, что нужно сделать.
Из слов Зигфрида я понял, что все сохранившиеся приборы спрятаны им в храме, и решил воспользоваться его благодушным настроением, чтобы попросить его показать мне эту святыню арийцев.
Зигфрид сначала заколебался, но потом сказал:
— Хорошо, мы туда пойдем завтра, но ты будешь идти за мной в качестве раба и будешь нести ношу.
Я с нетерпением ждал наступления утра, так как связывал с посещением храма кое–какие расчеты. Проснувшись, я напомнил Зигфриду об его обещании. Он ничего не ответил, однако, через час, приказав взять с собой несколько толстых сухих веток, велел следовать за ним. Дорога была знакомая. Неприятно лишь было то, что приходилось идти через «долину смерти». Жутко было смотреть на столбы, где висели трупы и скелеты.
Я заметил, что на двух столбах висели новые тела: одно из них, по–видимому, принадлежало рабу, другое подростку. Указав на столбы, я спросил Зигфрида, почему казнили этих людей.
Тот ответил:
— Испытуемый ударил палкой одного из будущих вождей, раб же дважды украл мясо, принадлежавшее его хозяину.
У меня сразу испортилось настроение и ослабел интерес к храму; я вспомнил, что на этом острове жизнь состоит из беспрерывных преступлений, истязаний и жестокостей. Раздумывая на эту тему, я плелся за Зигфридом.
Мы подошли к скале, и к нам навстречу поспешил младший вождь, охранявший храм. Он приветствовал Зигфрида поднятым мечом, тот протянув руку и трижды произнес «хайль». После того, как эта церемония была закончена, Зигфрид сказал:
— Я пришел в храм, дабы бросить несколько веток на алтарь наших великих арийских богов. Я привел с собой своего раба.
Двери открылись, и Зигфрид, подозвав меня жестом, величественно направился в храм, я же смиренно следовал за ним, таща на плечах свою ношу. Вначале я почти ничего не мог разобрать, так как в храме было совершенно темно. Зигфрид, однако, вскоре зажег факел и осветил внутренность большой пещеры, высеченной в скале. Она представляла собой подобие призмы, расстояние от центра которой до грани составляло около пятнадцати шагов. Напротив входа у стены я увидел нечто вроде очага, в котором горел огонь. К очагу или, правильно, алтарю, вело несколько ступенек.
Над алтарем на невысоком пьедестале возвышалась грубо высеченная из камня статуя. Она изображала человека, одетого в кольчугу и державшего в руках обоюдоострый меч. Лицо этого божества поражало своей бессмысленной жестокостью, а также длиной опущенных вниз усов; голова завершалась чем–то вроде шлема с двумя крыльями по бокам. Подойдя ближе и подняв факел, я увидел надпись, выбитую в камне. С большим трудам я ее разобрал.
Надпись гласила: «Хайль, бог арийцев Вотан, хайль». Под ней я заметил еще одну строку, в которой было сказано: «Ты требуешь крови, ты ее получишь».
Рассмотрев статую, я заметил с обеих сторон пьедестала два изображения, смысл которых сначала не понял, но в дальнейшем я уяснил себе, что они являлись символами фаллического культа. Одновременно я вспомнил, что такой же характер носили некоторые из знаков свастики. Придя к этому выводу, я с удовольствием констатировал, что хорошо ориентируюсь в истории примитивных культур.
В этот момент Зигфрид стал на колени, взял у меня несколько веток и поднялся по ступенькам, ведшим к алтарю. Затем он бросил сучья в огонь, который вспыхнул ярче и осветил внутренность пещеры; при этом старик пробормотал несколько слов, которых я не разобрал. Закончив этот ритуал, он дал мне в руки факел и сказал:
— Ну, смотри.
Я в течение получаса осматривал предметы, находившиеся в храме, и, признаться, был чрезвычайно изумлен виденным. В первую очередь мне бросился в глаза большой якорь, покрытый ржавчиной и толстым слоем пыли. Освободив часть якоря от осевшей на него пыли, я с трудом прочел обрывок слова « ланд».
Недалеко от якоря были расставлены предметы, которые я сперва не узнал, но потом вспомнил, что они назывались пулеметами и широко применялись в эпоху войн и революций. Далее, я, к своему удивлению, увидел несколько пробитых и смятых предметов, в которых я узнал ночную посуду. На стене было прибито более двух десятков винтовок и револьверов, подобные которым я видел в музее в Берлине. Все эти предметы с трудом можно было узнать, так как они очень заржавели.
Случайно я заметил на земле несколько небольших предметов яйцевидной формы. Я настолько основательно изучил все, что уцелело от великой, но суровой эпохи, что сразу узнал в них ручные гранаты. Совершенно машинально я поднял одну из них и незаметно спрятал в карман.
Мое внимание было привлечено к нише, выбитой в стене. В ней было несколько книг, но как только я к ним притронулся, они рассыпались, и я с трудом прочел лишь несколько букв, сохранившихся на одном из переплетов: «Миф…» Я был очень разочарован, так как рассчитывал найти в этих книгах разъяснение многих загадок.
Вскоре, однако, я заметил в соседней нише несколько десятков твердых глиняных табличек, на которых, по–видимому, стилетом было что–то написано. Я с жадностью схватил одну из них, лежавшую с краю, поднес факел и попытался ее расшифровать. В этот момент ко мне подошел Зигфрид и с нескрываемым раздражением спросил, долго ли я еще буду возиться. Дрожащим голосом я сказал ему, что хотел прочесть написанное на табличке.
— Разве ты можешь заставить говорить эти таблички? — с недоверием спросил старик.
Я ответил утвердительно.
— Ну, попробуй. Последний вождь вождей, который умел слушать эти дощечки, ушел в Валгаллу еще задолго до того, как я увидел солнце.
Я стал на колени, опустил глиняную дощечку и, держа в руке факел, с волнением начал разбирать готические буквы:
«Я, вождь вождей великого арийского племени Эрих, пишу на священной дощечке то, что слышал от ушедших в Валгаллу вождей, и то, что видел собственными глазами в течение своей долгой жизни. Прошло уже тридцать лет с того дня, как задрожала земля и рухнули стены великого храма, из–под развалин которого нам удалось спасти некоторые памятники. Я, вождь вождей Эрих, перед уходом в Валгаллу пишу для будущих поколений арийского племени: наша раса более века назад владела великой страной, имени которой я не могу назвать, так как боги предали ее вечному проклятию и наши великие вожди запретили вспоминать ее имя. Арийские вожди, правившие этой страной, хотели завоевать весь мир, уничтожить низшие расы и выполнить волю бессмертных богов. Эти великие надежды не были осуществлены: благодаря бесхарактерности и предательству многих, арийская раса была раздавлена миллионами рабов нечистой смешанной крови. Тогда шесть великих вождей, во главе со своими повелителями, отобрали восемьсот светловолосых и длинноголовых арийских юношей и девушек, посадили их на большой корабль и, положившись на волю богов, отправились в долгое странствие. Сорок дней и сорок ночей их корабль плавал по морю, пока рука великого вождя не остановила корабль у берега острова, сохраненного для нашего племени Вотаном и Одином. Этот остров носит название Арии и должен быть на вечные времена пристанищем для нашего племени.
Наши вожди оставили нам вечные законы крови и расы, которые мы должны выполнять и которым всякое живое существо обязано повиноваться.
Первый закон говорит: берегите чистоту расы и делайте бесплодным всякого человека смешанной крови.
Второй закон гласит: да будет казнен всякий, кто попытается покинуть великий остров Арию или хотя бы построить лодку.
Третий закон требует смерти всякому, кто придумает новый предмет, которого не знали наши арийские предки.
Четвертый закон гласит, что племенем арийцев должны править вожди.
Пятый закон требует слепого повиновения приказаниям вождей.
Увы, через десять лет часть ведомых возымела дерзость начать борьбу с арийскими вождями. Эти ослепленные безумные люди говорили, что вожди, приведшие арийцев на великий остров, принадлежат к низшей расе, что явствует из их смуглого цвета кожи, темных волос и неарийских черт лица.
Эти одержимые бесом требовали обеспложения всех вождей.
Арийские вожди вместе с преданными им сторонниками заперлись в своих укрепленных жилищах, и началась кровавая борьба. Однако, в самую тяжелую минуту вышел престарелый хранитель чистоты расы Ахим и сказал: «Братья, прекратите братоубийственную борьбу. Моими устами говорит голос крови». Все уцелевшие арийцы собрались на площади великого судилища, Ахим протянул руку и, приветствовав вождей криком «хайль», изрек: «Слушайте, братья, голос расы говорит мне, что кроме северной арийской расы, к которой принадлежите вы, простые арийцы, существует еще избранная богами динарская раса. Дух нашего народа дал ей все внешние признаки, совпадающее с таковыми низших рас, в особенности семитов. Это было сделано для того, чтобы спасти их от покушений и сделать незаметными для врагов. Однако, за этой внешностью скрывается великая раса господ; под смуглой кожей течет чистая арийская кровь; под круглым черепом, покрытым темными волосами, скрывается мозг властителей. Помните это и повинуйтесь».
После речи Ахима, большинство арийцев закричало «хайль», и наступил мир. Великим вождям было чуждо чувство мести, они поэтому лишь отрубили головы десяти зачинщикам мятежа и сделали двенадцать других бесплодными. Потом был объявлен новый закон, по которому потомки вождей не должны были подвергаться обеспложе–нию, как бы они ни выглядели. Вожди управляли арийским племенем, жившим в простоте и сохранявшим воинские доблести. Прошло, однако, несколько десятилетий, и динарская раса вождей начала так быстро размножаться, что возникло новое недовольство. Тогда внук Ахима — Рейнальд — объявил новый закон, говоривший, что число арийских вождей никогда не должно превышать двадцати человек. Тогда же впервые появились младшие вожди, которых также не должно быть больше двадцати пяти человек. Все же остальные должны подвергаться обеспложению.
Вскоре наступил великий голод. Привезенные с собою запасы давно окончились, чистокровные же арийцы не желали работать, так как работа является делом низших рас; ариец должен знать лишь два занятия: войну и размножение. Голод продолжался недолго, так как сначала на работу были посажены женщины, а потом нашему племени помогли великие боги: среди потомства чистокровных арийцев все чаще стали появляться круглоголовые и темноволосые, не принадлежавшие к динарской расе господ. Руководствуясь законом крови, вожди делали этих метисов бесплодными, а потом заставляли их работать. С тех пор на нашем острове установился твердый порядок, и каждый знает свое место».
На этом дощечка заканчивалась. Я пытался найти продолжение, но не успел, так как Зигфрид торопил меня.
Воспользовавшись тем, что он отвернулся, я схватил первую попавшуюся табличку и спрятал ее под одежду, после чего мы покинули храм.
Ночью, вспоминая виденное и прочитанное, я, наконец, почувствовал, что знаю почти все, относящееся к острову Арии и его населению. Все мои недоумения рассеялись, и я отчетливо представил себе историю этого единственного в мире карликового государства.
Подобно тому, как на бульоне разводятся чистые культуры бактерий, так по капризу истории на заброшенном островке, вдали от цивилизованного мира, были претворены в жизнь и доведены до логического завершения дикие расовые теории.
Здесь с предельной последовательностью осуществлялся искусственный отбор, продуктом которого является каста жадных и жестоких вождей, несколько десятков потерявших человеческий облик производителей и, наконец, несколько сот кастрированных рабов. В течение ряда поколений изменилась форма черепа и цвет волос у потомков людей, считавших себя чистокровными арийцами. При помощи систематического отбора удалось лишь создать новый тип человекоподобных существ, которыми являлись самцы и самки. Таким образом, биологическая и антропологическая загадка острова Арии была мною разрешена.