Говоря о Васе (только так это имя упоминалось в их устах), они невольно говорили и о себе, и о своем времени. И вырастал из их разговоров образ Василия Васильевича как коллективный портрет поколения.
– Вася – наше Знамя.
– При жизни легенда.
– О нем будем внукам в книжках читать.
– Не любил, когда его хвалили. Говорил: «К чему культ личности?» Но когда есть личность, не страшен ее культ.
– Я скажу как на духу: он повлиял на мое самосознание, на мое моральное самоутверждение. Однажды, вскоре после того, как Вася получил звезду Героя, мы разговаривали с одним из наших друзей. И тот сказал: «Знаешь, ведь Вася доказал не только свое геройство. Он показал, на что мы способны. Ведь каждый из нас, окажись в его ситуации, повел бы себя так же геройски. Он всех нас возвысил до Героя». У меня в ту пору был кризисный период, хотел отказаться от академии, бросить военную службу. Простая нехитрая мысль, что Васин героизм относится и ко мне, повернула мое самосознание, пристыдила за малодушие, вернула к чувству долга. И я поехал учиться в академию.
– Да, для нас, суворовцев, Вася – пример того, что у каждого может быть шанс из гадкого утенка стать лебедем. Но феномен Васи глубже. Вы помните, в училище он ничем не выделялся. Никто, глядя на него, не мог бы сказать: «Лидер!» Претенденты на это звание, которые брали и статью, и голосом, не всегда оправдывали ожидания. В Васе же удачно сочеталось обыкновенное с необыкновенным. Ведь для того, чтобы незаметный мальчишка в нужный момент стал героем, надо, чтобы это «необыкновенное» в нем уже было.
И я вот думаю: где истоки этого «необыкновенного»? Они там, в суворовском училище, в той «булыгинской роте малышей» Булыгин ведь не только сказки нам рассказывал, он вливал в душу каждого любовь к родной стране, жажду справедливости, непримиримость ко злу.
– К козлу?
– И к нему – тоже!
– Согласен, что училище для Васи было чем-то большим, чем училище. Да, из той «булыгинской роты» почти все потом стали спецназовцами. Вася за всю свою жизнь никогда не терял связи с училищем, приезжал, встречался с новыми суворовцами, рассказывал им о Спецназе. Символично, что незадолго до своей кончины он снова съездил во Владикавказ. Он очень страдал, что училище в тяжелом положении, и в материальном и в моральном плане. Говорил, что все мы должны помогать ему.
– А ведь наше училище уникально! Это было единственное суворовское училище с 7-летним сроком обучения. С малого возраста семь лет повариться в этом котле…
– Не в сроке дело, а в качестве. Ведь нас воспитывали фронтовики. Один Нерченко Алексей Иванович, первый директор, чего стоит! Еще в Гражданскую воевал, Великую Отечественную встретил заместителем командира дивизии, сражался под Смоленском, оборонял Москву. Недаром Вася часто вспоминал Алексея Ивановича, царство ему небесное.
– Знаете, как-то с Васей мы были в Майкопе. Там ведь в 43-м году было создано наше училище. И там в музее стоит его первое знамя. Вася как увидел знамя, счел своим долгом сфотографироваться на его фоне.
– А каких только национальностей не было у нас! Как будто все регионы страны были представлены. Но никому в голову не приходило, что Эдик Алексанян, например, – именно армянин и никто больше, паша Дулаев – осетин, Коля Дзидзигури – грузин, Леня Мермеништайн – еврей, а Вася Колесник – украинец. Для нас они отличались только какими-то необычными фамилиями. И все.
– Я только сейчас узнал, что Вася украинец.
– По привычке брать ответственность на себя я вот, Паша Дунаев, враждовал с Русланом Аушевым. Вот заладили ингуши с осетинами: кто кого первый обидел?..
– Я расскажу сейчас эпизод, когда наш спокойный неразговорчивый Вася вышел из себя. Было это на одном приеме. Собралось много генералов, кажется, были и правительственные чины. Не буду называть фамилию генерала («необычную»), который самозванно захватил микрофон перед третьим тостом и понес какую-то свою цветистую чушь. Мы с Васей были на периферии стола и, разумеется, о выступлении и не помышляли. Но тут Вася вскочил и заорал на этого, с микрофоном и «необычной» фамилией: «Ты что, не знаешь, о ком третий тост? Офицеры, ко мне!» – скомандовал. Все вскочили, вытянулись по стойке «смирно» и выпили молча. Еще не нарушилась ни скрипом ни звяком тишина, как Вася продолжил: «А четвертый тост – за Георгия Жукова!» – и первым осушил полный фужер.
Тот от микрофона куда-то слинял, а Вася разошелся. Пошел в пляс, организовал песни. Ну… в общем, оттуда мы возвратились, сами понимаете, поддерживая друг друга. Вася по дороге повторял: «Я тихий, тихий, но ты меня еще не знаешь».
– А я хочу вспомнить другой эпизод. Вы знаете, что без Васи наши встречи 9 мая вроде как неполноценные. В 79-м году он мне позвонил накануне мая и сказал, что он не будет на встрече: длительная командировка. Действительно, много месяцев его не было ни видно, ни слышно. И вдруг среди зимы звонок: надо бы встретиться, кое-что обсудить. Когда встретились, он говорит: «Недавно был у министра. Представлен к ордену Красного Знамени». Я догадался, что командировка его была в Афган. Где тогда можно было получить боевой орден? «За что?» – спрашиваю. Молчит, как партизан. Прошло еще какое-то время, снова звонок. «Понимаешь, – говорит, – обманули меня, дали не орден Красного Знамени, а Звезду Героя». Так и сказал: «обманули». Такой вот у него был юмор.
– Конечно, он тихий, не буйный. Смотрели как-то вместе телевизор где-то в гостинице. Кто плюется, кто спорить начинает с экраном. А Вася тихо так, как бы про себя, говорит: «Не то, не то, не то…»
– Как бы там ни говорили, что «не было демократии» и т. д., была у нас первая армия в мире. И нам довелось служить в этой первой армии. Мы были как норовистые кони, за спины не прятались. Каким командиром был Вася! Как он подготовил 15-ю бригаду! В Афгане она дралась достойно. Многие часто вспоминали его излюбленное поучение: «Не надо бояться свиста пуль. Которая свистит, та не твоя».
– Надо же! Где мог погибнуть, не погиб, а здесь…
– Зато сразу, как от пули. Легкая смерть, как у святого.
– Тут разные оценки были: тихий – не тихий, заметный – незаметный. Вернемся к суворовскому детству. Мало ли было тех, кто хотел ходить в павлиньих перьях. Вася не был павлином, это правда, не бросался в глаза. Но человек подлинной человечности, не расталкивал других локтями, чтобы покрасоваться.
В нем постоянно шла моральная работа: как жить и для чего. Можно сказать, что к своему подвигу он шел всю свою предшествующую жизнь.
Родина нам давала все, что могла дать. Предъявлять к ней претензии, что не дала, чего недодала, могут только те, в «павлиньих перьях». Вася же, как настоящий сын своей матери-Родины, любил ее и гордился ею, какая бы она ни была и что бы с ней ни случилось. Это не просто красивые слова. Это суть красивого человека Васи Колесника.
– Вся жизнь его нам в назиданье. Чтоб быть таким, каким он был.
– Спасибо тебе, Вася, за то, что ты был.
Слушая эти разговоры, я думал, надо ли делать скидку на то, что, согласно пословице, «О покойнике – или хорошо, или ничего»? Возможно, какие-то теневые моменты так и остались в тени. Но там им и место, коль не они определяли эту личность! К тому же, с другой стороны, каждое произнесенное здесь слово перед лицом Небытия наполняется особенной ответственностью за правду, за искренность, за серьезность. Кощунственно даже думать об искусственном приподнимании на котурны.
Пусть охвачена в этом разговоре лишь капля огромного океана жизни В. В. Колесника, но это именно та светлая капля, в которой, как в магическом кристалле, сфокусированы лучи его светлого облика.
Надеюсь, не будут на меня в обиде участники этого разговора из-за того, что я не обозначаю их имена, даю высказывания избирательно, не в том объеме и не в той последовательности, иногда не в прямом цитировании. Факты, мысли и оценки я не выдумал (авторы узнают себя), но я не привязываю их к конкретным личностям, чтобы не отвлекаться от основного портрета.
Для меня все эти высказывания слились в единый мощный хор, гармонично оттеняющий тот монолог, который произносил Василий Васильевич, осыпая меня риторическими вопросами и глядя глазами вселенской боли.
Все вокруг напоминает об отце
Не знаю, смогу ли я написать что-нибудь о папе. Уже много раз мысленно бралась за ручку но на бумаге не смогла ничего написать… В голове мелькают какие-то фразы, мысли, не дают покоя вопросы, а 40 лет моей жизни пролистываются как цветные слайды… Все это очень личное и больное…
Не могу объяснить, но мне почему-то не хочется, чтобы о папе писали книги, снимали фильмы. Он самый обыкновенный человек и не совершал ничего героического, ничего из того, что не смог бы сделать любой нормальный человек. Папа просто честно и много работал, зачастую в ущерб семье. Он просто любил людей и добросовестно выполнял свою работу так, как его научили с детства. Он не лез в «герои», жил так, как мог. И мне не хочется, чтобы кто-нибудь, кому понадобится написать очередную диссертацию или пролезть на телевидение с очередным сенсационным сообщением, лезли в его жизнь, переворачивали все с ног на голову. Так, как поступили с памятью тысяч людей, прошедших Великую Отечественную и отдавших свои жизни.
Я работаю всю жизнь среди гражданских людей, и мне неоднократно приходилось слышать весьма нелестные отзывы о военных: тупые, грубые, с одной извилиной, ограниченные, солдафоны… И я всегда задаю один вопрос: «А кто идет в армию?» Дети из гражданских семей. Так на кого жалуетесь, кого вырастили – того и имеете в армии. Мужчины в армии – это лицо всего государства, всего народа. И если болеет армия, то это лишь одно из проявлений «болезни всего организма». Я не понаслышке знаю, что такое потерять близких людей. И все равно не могу понять тех мам и жен, которые считают, что их жизнь, жизнь их детей должен защищать чей-то сын, чей-то муж, но не их. Своего-то жальче. Считают, что армия должна быть наемной, т. к. им за эту работу будут больше платить, чем призывникам. А какая разница для матери, потерявшей ребенка, сколько тысяч дадут за его жизнь. Или мой сын при мне, а остальные – не моя головная боль?
Очень часто в последние 15–20 лет вспоминают царя-батюшку, как-де при нем хорошо жилось. Да только почему-то забывают, что на Руси ни при одном царе не было наемной армии. Свою землю, своих родных защищали отцы и сыны не щадя живота своего. А наемная армия во все времена покупалась теми, кто больше заплатит.
Вот и закономерный вывод: для того чтобы армию нельзя было перекупить, надо, чтобы она жила лучше других. Но простите, так где же мы возьмем столько денег в бюджете, если мы элементарно не можем прокормить (причем в прямом смысле этого слова) нынешнюю голую армию? Может быть, это болезненные фантазии женской головки? Но мне не дает покоя одна мысль (хотя умом я прекрасно понимаю, что она из разряда утопических): у нас в государстве не было бы всех этих проблем, если бы сыновья всех членов правительства (и главы государства в том числе, так, как, например, это принято в Англии) отслужили в армии рядовыми, вместе с детьми рабочих, крестьян, интеллигенции. А руководители предприятий имели право получать зарплату только в том случае, если ее выплатили всем сотрудникам. Но у нас законы пишутся и не выполняются, начиная с «головы», а если что-то не устраивает в законах кого-нибудь, то закон просто дополняют или вообще меняют на другой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.