- Пусть будет так, - смирился старик. - Так кто здесь последний?
- Я, - ответила старуха Шапокляк.
- Тогда я буду за вами, - кивнув, Александр Петрович примостился у стены.
Так бы и простоял он несколько часов у двери с номером "222", если бы из кабинета не вышла Людмила со стопкой медицинских карточек в руках.
- Александр Петрович! - воскликнула она, увидев старика. - А вы почему не заходите? Давайте быстро к доктору.
- Да я пытался, - улыбнулся Александр Петрович. - Да люди возмущаются.
- Ничего. Повозмущаются и перестанут, - Людмила окинула собравшихся взглядом и помахала старику свободной рукой. - Давайте заходите. Николай Васильевич вас ждет.
Александр Петрович смущено улыбнулся и посмотрел на окружающих, словно говоря: "Вот видите, я не сам прусь без очереди. Меня зовут".
- Быстрее, - поторопила Людмила.
- Иду, иду, - пробормотал старик и двинулся к раскрытой двери, стараясь не встречаться взглядами с другими посетителями. Ему казалось, что сейчас он едва ли не самый главный враг в их жизни.
Людмила пропустила старика внутрь кабинета, сама же закрыла за ним дверь и ушла.
- Здравствуйте, Александр Петрович, - доктор, увидев старика, улыбнулся, после чего поднялся из-за стола и протянул ему руку.
- Здравствуйте, Николай..., - Александр Петрович замялся на мгновение, забыв отчество доктора, но заметив бейджик на груди доктора, пожал протянутую руку и сказал: - Николай Васильевич.
- Две минутки, Александр Петрович, - попросил доктор. - Я закончу с мужчиной. А вы пока присядьте на кушетку.
- Хорошо, - сказал старик, направляясь к кушетке.
Опустившись на край кушетки, Александр Петрович принялся рассматривать в который раз кабинет доктора. Между тем, доктор вернулся за стол и принялся писать в медицинской карточке. Рядом с ним сидел плотный мужчина лет сорока и смотрел в окно.
- Это хоть лечится, доктор? - услышал старик.
- Конечно лечится, - доктор оторвал взгляд от карточки и посмотрел на посетителя. - От гастрита еще никто не умирал. Это вам не... - доктор бросил взгляд на Александр Петрович, кашлянул и вернулся к заполнению карточки. - Не важно. Лечится, все лечится, если не запускать. Попринимаете то, что вам приписал гастроэнтеролог, что я припишу, и все будет хорошо, да и про диету не забывайте.
- Не забуду, - пообещал мужчина. - Мне мое здоровье дорого.
- Вот и отлично, - сказал доктор, после чего взял чистый листик и принялся писать на нем.
- Вот вам дополнение к тому списку, что вам написал гастроэнтеролог. Что и как принимать, я написал. Держите, - доктор протянул посетителю исписанный листик. - Можете быть свободны. Через месяц я жду вас снова.
- Как скажите, доктор, - отозвался мужчина, поднимаясь со стула. - До свидания.
- До свидания, - попрощался доктор и посмотрел вслед посетителю.
- Как ваши дела, Александр Петрович? - повернулся он к старику, едва мужчина вышел из кабинета. Улыбка появилась на его лице.
- Помаленьку, - старик оторвал взгляд от цветочного линолеума на полу и смущено улыбнулся, когда взгляд встретился с взглядом доктора.
- Это хорошо, - кивнул доктор и посмотрел в окно. - Это хорошо... Да вы присаживайтесь на стул, - доктор повернул голову в сторону Александра Петровича. - Да и карточку давайте сюда.
- Спасибо, - поблагодарил Александр Петрович и пересел с кушетки на стул, после чего протянул карточку доктору. Тот взял карточку из рук старика и положил перед собой на стол. Спустя мгновение его взгляд вновь устремился в окно.
- Хорошо, Александр Петрович, - нарушил затянувшуюся паузу доктор и повернулся к старику. - Не буду я от вас ничего скрывать. Скажу все, как есть.
- Что скажете? - Александр Петрович поднял глаза на доктора. Он почувствовал, как екнуло сердце в груди и холодок пробежался по спине.
- Последние анализы подтвердили подозрения. К тому же компьютерная томография это подтверждает. Вам…
- Что доктор? - голос старика задрожал.
- У вас не язва.
- Не язва? А что? - Александр Петрович ощутил, как задрожали руки.
- Только возьмите себя в руки, - попросил доктор. - У нас подозрения на рак поджелудочной железы.
У Александра Петровича перехватило дыхание. Лоб покрылся испариной. Тело начало трястись, словно в лихорадке. Ему стало дурно. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота.
- Рак... рак..., - в голове засела только одна мысль. Страх перед этой болезнью был у него так же силен, как и у любого другого человека. Старик мало, что знал об этой болезни. По правде говоря, он вообще ничего о ней не знал, кроме того, что рак - это очень плохо, это то, что стремительно сокращает человеческую жизнь.
- Александр Петрович успокойтесь, - донесся до затуманенного сознания старика голос доктора. - Вот, понюхайте это, - доктор сунул под нос старику нашатырный спирт.
Александр Петрович вдохнул. Затем еще раз. Понемногу он начал приходить в себя. Но мысль о том, что у него рак, не желала покидать его, ржей въевшись в его сознание.
- Кроме того, опухоль не локализована, - продолжил доктор. - Уже задеты воротные лимфатические узлы. Вполне возможно, метастазы и в печень.
- Печень, - только и услышал старик, погруженный в хаос мыслей. - Но скажите доктор, лечится ли… лечится ли... это, - Александр Петрович так и не смог выговорить это страшное слово. Но доктор все понял.
- Буду с вами честен до конца, Александр Петрович, - сказал он. - Рак поджелудочной железы - злокачественное образование. Уровень операбельности не более двадцати процентов. Лучевая терапия, химиотерапия также малоэффективны. Если бы не метастазы, вас можно было бы прооперировать. Но в вашем случае опухоль считается неоперабельной.
- И... и что же мне делать, доктор? - Александр Петрович почувствовал, как паника вновь захлестывает его сознание. - Неужели... неужели я умру?
Доктор посмотрел в окно. Взгляд устремился куда-то вдаль. На мгновение в кабинете воцарилась тишина. Старик чувствовал, как колотится его сердце. Испарина выступила на лбу. Дрожащей рукой он потянулся к заднему карману брюк и вытащил оттуда носовой платок. Вытерев пот со лба и протерев внезапно пересохшие губы, он принялся теребить платочек в руках, то и дело поглядывая на доктора.
- Знаете, Александр Петрович, - доктор повернулся к старику. - Думаю, философствование сейчас не совсем уместно, но рано или поздно мы все умрем. К сожалению, а может и к счастью, мы не знаем, когда это произойдет. Но есть категория людей, в отношении которых мы, врачи, можем предположить, когда это произойдет. Я говорю об онкобольных. Я не онколог, всего лишь участковый терапевт, поэтому я не могу сказать наверняка, когда человек умрет, не посоветовавшись со специалистами. Поэтому, когда были получены последние результаты ваших анализов, был созван небольшой консилиум докторов, включая и онкологов. Их верд… заключение было единодушно: в вашем случае даже операция не даст гарантий на то, что вы будете жить.
- Не буду жить, не буду жить, - словно рыба в сети затрепетали в сознании старика слова. - За что, Боже? За что ты меня наказываешь?
- Доктор, - Александр Петрович поднял глаза на доктора. Руки тряслись, ноги дрожали, в горле пересохло. - Доктор, скажите мне... сколько... сколько мне осталось..., - руки сжали платочек, сердце защемило.
- Не больше полугода.
- Полгода, - пробормотал старик. - Всего лишь полгода.
- Но давайте не будем вас хоронить раньше времени. Это жизнь. Всякое может случиться. С вами хотел поговорить Альберт Давидович. Он онколог. Один из лучших, между прочим. Это он определил вам полгода. Я только повторяю его слова.
- Зачем ему со мной говорить? Так или иначе, я умру.
- Давайте не будем хоронить вас раньше времени, Александр Петрович, - повторил доктор, глядя в окно. - Поговорите с Альбертом Давидовичем. Что-то он вам обязательно порекомендует. Никто вас на произвол судьбы не оставит. Не отчаивайтесь.
- Но как, доктор, не отчаиваться, когда мне жить осталось не больше полугода? - лицо старика исказилось от страданий рвавших его сознание когтями не менее острыми, чем когти орла. - Пожалуй… пожалуй, я пойду домой. Могу я идти доктор?
- Можете, только обязательно зайдите к Альберту Давидовичу. Кабинет 404. Это на четвертом этаже. Вот, возьмите карточку, результаты анализов, исследований, - доктор протянул старику кипу документов. - Альберт Давидович все это уже видел, но пусть посмотрит еще раз.
- К черту Альберта Давидовича, доктор! - хотел крикнуть Александр Петрович. - К черту вас! Оставьте меня в покое!
Вместо этого старик взял из рук доктора бумаги, поднялся со стула и двинулся к двери.
Взявшись за ручку, он повернулся и сказал:
- Спасибо, доктор. Спасибо вам за все.
- Не стоит, Александр Петрович, - попытался улыбнуться доктор. - Хотел бы вам как-то помочь, но даже не знаю, что могу сделать в этой ситуации.
- Ничего страшного, доктор. Ничего страшного. Как-то оно да будет, - произнес Александр Петрович, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. - До свидания, доктор, - старик открыл дверь и вышел в коридор.
Глава 5. Когда жизнь дала трещину
Александр Петрович, понурив голову, медленно двигался по улице. В воздухе в удивительном хороводе кружились снежинки, но старик не замечал их. Он вообще ничего и никого не замечал. Единственное, что он видел - серый тротуар, местами присыпанный снегом. Он настолько погрузился в мысли, что забыл надеть шапку, и теперь она выглядывала из кармана пальто, словно мышь из норки. К Альберту Давидовичу он все же зашел, и тот посоветовал ему соглашаться на операцию, а после нее пройти курс химиотерапии. Как сказал врач: бороться за жизнь лучше, чем отказаться от борьбы. Старик сказал, что подумает и сообщит ему о решении. На том и распрощались.
И теперь старик брел по улице. Ветер полосовал его лицо, мороз дергал за уши и нос, как будто сама природа решила отвлечь старика от потока необузданных мыслей, захлестнувших его сознание. В который раз он спрашивал себя: За что? Почему это произошло именно с ним? Чем он прогневал Бога, что тот решил столь жестоко его наказать?
В такие минуты на глаза набегали слезы, губы дрожали и слезинки одна за другой скатывались по щекам.
- За что? - бормотал Александр Петрович, глотая слезы. - Что я кому сделал? И мухи никогда не обидел? Всегда ходил в церковь, никогда не сомневался в тебе, так за что же ты меня караешь, Боже? За что?!
Александр Петрович вытер рукой глаза и натянул шапку на голову.
- Что же мне теперь делать? Как мне жить дальше? Не лучше ли сразу покончить с этим всем и не мучиться ожиданиями? Как несправедлива все же жизнь. Как несправедлива. Что же я скажу родным? Что у меня... меня... эта... эта зараза, и мне осталось жить полгода? Что же это за жизнь такая будет?
Раздался визг тормозов и кто-то заорал:
- Куда прешь, старый дурак!
Александр Петрович вздрогнул и поднял голову. Он стоял на переходе посреди дороги, а перед ним джип, из окна которого выглядывал лысый молодчик.
- Что жить надоело?! Мать твою! - орал тот. - Что не видишь, что красный горит?! Пошел прочь с дороги!
- Простите, - пробормотал Александр Петрович и быстро пересек проезжую часть.
Едва оказавшись на другой стороне, старик снова погрузился в себя, напрочь забыв о происшествии. Его мысли вернулись к его болезни. Как жить дальше? Как жить с той заразой, что поселилась внутри него и теперь пожирает его тело, словно термиты дерево? Теперь узнав, что он больше не жилец на этом свете, желание жить обрело невероятных размеров. Жить! Сейчас старик ничего не хотел так страстно, как жить. Он все готов был отдать за то, чтобы не покидать этот, ставший в одночасье таким прекрасным окружающий мир.
Александр Петрович раскрыл ладонь и подставил ее под снежные хлопья, весело кружившие в воздухе. Снежинки одна за другой падали на ладонь и таяли, превращались в крошечные озерца прозрачной воды.
- Как же быстро они умирают, - подумал старик, глядя на ладонь. - Их жизнь еще скоротечнее, чем человеческая. Может из-за этого они так красиво танцуют в воздухе?
Старик поднял голову и долго смотрел на то изумительное по красоте действо, что происходило прямо перед его глазами. Танец снежинок был так искусен и красив, что Александр Петрович забыл о своем горе. Все его внимание сосредоточилось на небесном хороводе. Старик даже не заметил, как его рот приоткрылся и десятки невесомых танцоров устремились к стариковским губам, где и умерли, тихо и незаметно.
Александр Петрович почувствовал, как на его глаза набежали слезы.
- Это слишком красиво, чтобы быть правдой, - прошептал он. - Почему же раньше я не замечал, как прекрасен мир, в который пришел когда-то. Неужели, чтобы увидеть его красоту надо ступить одной ногой в могилу? Но это же неправильно. Так не должно быть. Не должно!
Александр Петрович посмотрел по сторонам. Вокруг, куда ни глянь, кружились в замысловатом танце крохотные белые танцоры. Миллионами они падали с неба и устремлялись к земле, где должны были найти свою смерть. При этом делали они это с такой веселостью и задором, словно стремились не умереть, а... Старик вздрогнул, когда из хаоса мыслей вынырнула одна мыслишка. Старик заметил радом стоявшую лавочку и опустился на нее.
- Нет, - подумал Александр Петрович. - Снежинки не стремятся умереть. Разве могут эти весельчаки думать о смерти? Они стремятся успеть прожить отведенное им время в радости. Они делают то, для чего их и создала природа и это приносит им счастье. Даже скорая смерть не может омрачить им их недолгую жизнь, они пришли в этот мир, сделали, что должны были сделать и... и ушли. Стоит ли тужить по тому поводу, что ты оставляешь этот прекрасный мир с чувством удовлетворения за прожитую жизнь... Как это все интересно. И почему я раньше об этом не подумал? Все некогда было. А теперь, когда смерть стучит в дверь, все что неважно в этой жизни забылось, а что важно всплыло. Ай-яй-яй, - забормотал Александр Петрович. - Как же так? Почему жизнь открывает нам крупицы истины, когда они бесполезны для нас? Что мне с ними делать? Забрать с собой в могилу? Но тогда зачем мне открылась эта мудрость? Природа, - Александр Петрович поднял глаза, - зачем ты мне это все открыла? Зачем? И что мне с ним делать? Что делать мне, старику, которому жить осталось от силы полгода?
Снежинки продолжали весело кружиться в воздухе. Их нисколько не заботило то, что ждало их в ближайшем будущем - смерть или вечный танец. Разве это было важно? Они наслаждались своим кратковременным настоящим. Они наслаждались полетом и танцем, тем для чего и созданы были матерью-природой. Это казалось невероятным, но даже то, что многие из них умерли преждевременно, растаяв на лице Александра Петровича, нисколько не отпугивало их братьев и сестер, несущихся им вослед. И тогда старик понял. Даже тот миг, что они прожили, следуя своей природе, позволил им ощутить полноту жизни, настоящей жизни безумного танцора в воздухе.
- Ай-яй-яй, - запричитал Александр Петрович. - Как же плохо, что нет у меня ни ручки, ни бумаги, записать эти мысли. Ой, не зря же мне все это открылось. Чувствую, не зря. Эх, раньше надо было доверять своим чувствам. Раньше... Как обидно, - пробормотал старик, - что я не могу последовать и своей природе. Как обидно-то.
Александр Петрович смахнул рукой слезы с глаз. Но глядя на веселый хоровод в воздухе, он не мог не улыбнуться. Старик вытянул руку и поймал несколько снежинок. С некоторой печалью в глазах наблюдал он, как снежинки одна за другой тают, едва соприкоснувшись со стариковской ладонью.
- У них всего лишь миг, - пронеслось в голове у Александра Петровича. - У меня же целых полгода. Полгода, которые я могу, как и эти мои маленькие учителя, прожить, следуя своей природе. Чего я боюсь? Мне терять уже нечего. Именно страхи, отговорки, сомнения и убивали меня всю мою жизнь. Нет, я заслужил эту страшную болезнь. Я забыл о том, что действительно важно для меня, важно для моего сердца и теперь вот несу за это наказание. Каким же глупым я был? Я жил как все и получил то, что и все - боль, страдания, разочарование в жизни. Вот расплата за то, что я никогда не любил себя. Любил всех, но не себя. Я думал, семья важнее всего на свете, но нет, я ошибался - человек важнее всего. Если бы я последовал зову сердца когда-то давным-давно, то и жизнь была бы другой. Не было бы ни жалоб, ни обвинений, ни слез.