— Ну?
— Вино, сэр.
— А что вино?
— Мсье Эстрагон, сэр, готовит изысканные блюда. Изысканные блюда требуют изысканного вина. А вы подаете дрянное испанское красное.
— Так почему же, черт тебя дери, ты мне раньше не сказал? — вскричал мистер Кливер. — Я, слава Богу, денег не считаю. Если надо, я дам им лучшее чертово вино в мире! Какое вино лучшее в мире?
— Кларет, сэр, — ответил дворецкий, — Кларет из Бордо: Лафит, Латур, О-Брион, Марго, Мутон-Ротшильд и Шеваль Блан. И только урожайных лет. Это, по моему мнению, 1906, 1914, 1929 и 1945. Шеваль Блан также было прекрасно в 1895 и 1921, а О-Брион — в 1906.
— Купи их все! — сказал мистер Кливер. — Набей чертов погреб до потолка!
— Я попытаюсь, сэр, — ответил дворецкий, — но это очень редкие вина и стоят целое состояние.
— Плевать, сколько они стоят! — сказал мистер Кливер. — Пойди и купи!
Это было проще сказать, чем сделать. Нигде в Англии и во Франции Тиббс не мог найти вина урожая 1895, 1906, 1914 или 1921 годов. Но ему удалось раздобыть кое-что из двадцать девятого и сорок пятого года. Цены на них были астрономические. Они были настолько высоки, что даже мистер Кливер проникся к делу живейшим интересом. А когда дворецкий сказал, что знание вин украшает светского человека, интерес этот скоро перерос в настоящую страсть. Мистер Кливер накупил книг на эту тему и прочел их все от корки до корки. Он также много узнал от самого Тиббса, который, кроме всего прочего, научил его искусству дегустации.
— Сначала, сэр, долго и глубоко вдыхаете запах, опустив нос в бокал, вот так. Затем делаете глоток, слегка приоткрываете губы и втягиваете воздух, чтобы вино забулькало. Смотрите, как я это делаю. Затем полощете его во рту. И наконец глотаете.
В скорое времени мистер Кливер возомнил себя экспертом по винам и, как водится, превратился в жуткого зануду.
— Леди и джентльмены, — объявлял он за ужином, поднимая бокал, — это Марго урожая двадцать девятого года! Величайшего года столетия! Фантастический букет! Запах первоцвета! Особенно обратите внимание на вкус, который остается после вина, и на слабый привкус танина, который дает этот знаменитый вяжущий эффект! Потрясающе, не правда ли?
Гости кивали, делали глоток, бормотали похвалы, и на этом все заканчивалось.
— Что с этими идиотами? — спросил мистер Кливер Тиббса после нескольких таких обедов. — Никто из них не способен оценить хорошее вино?
Дворецкий склонил голову набок и поглядел вверх.
— Думаю, они оценили бы его, сэр, — сказал он, — если бы смогли почувствовать его вкус. А они не могут.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду — не могут?
— Напомню, сэр, это ведь вы приказали мсье Эстрагону щедро приправлять салат уксусом.
— Ну и что? Я люблю уксус.
— Уксус, — сказал дворецкий, — враг вина. Он разрушает вкус. В салат нужно класть чистое оливковое масло и немного лимонного сока. Больше ничего.
— Чушь! — сказал мистер Кливер.
— Как вам будет угодно, сэр.
— Я повторяю, Тиббс: ты несешь чушь. Уксус нисколько не портит мой вкус.
— Вам чрезвычайно повезло, сэр, — прошептал дворецкий, задом выходя из комнаты.
В тот вечер за ужином хозяин поднял на смех дворецкого перед гостями.
— Мистер Тиббс, — сказал он, — пытался доказать мне, что я не буду чувствовать вкус моего вина, если заправлю салат уксусом. Так, Тиббс?
— Да, сэр, — ответил Тиббс с достоинством.
— А я сказал, что это чушь. Верно, Тиббс?
— Да, сэр.
— Это вино, — продолжал мистер Кливер, поднимая бокал, — имеет вкус Шато Лафит урожая сорок пятого года — и более того, это и есть Шато Лафит сорок пятого года.
С бледным лицом дворецкий Тиббс спокойно и прямо стоял у буфета.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он, — это не Лафит сорок пятого года.
Мистер Кливер повернулся на стуле и уставился на дворецкого.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — сказал он. — Позади тебя стоят бутылки, которые доказывают это!
Поскольку клареты были уже старые и в бутылках оставался осадок, Тиббс обычно перед ужином переливал их в графин, а пустые бутылки ставил на буфет. Сейчас две пустые бутылки Лафита урожая сорок пятого года стояли на буфете у всех на виду.
— Вино, которое вы пьете, сэр, — спокойно произнес дворецкий, — все то же дрянное испанское красное.
Мистер Кливер посмотрел на вино в своем бокале, потом на дворецкого. Кровь прилила к его лицу, он побагровел.
— Ты врешь, Тиббс! — сказал он.
— Нет, сэр, не вру, — ответил дворецкий. — С тех пор, как я здесь, я никогда не подавал вам никакого другого вина, кроме испанского красного. Похоже, оно вам очень подошло.
— Не верьте ему! — крикнул мистер Кливер гостям. — Он сошел с ума.
— К хорошим винам, — продолжал дворецкий, — нужно относиться с почтением. Нехорошо разрушать вкус тремя или четырьмя коктейлями перед обедом, как делаете вы все, но если вы к тому же поливаете себе еду уксусом, то вполне можете пить и помои.
Десять оскорбленных лиц уставились на дворецкого. От неожиданности все потеряли дар речи.
— Это, — сказал дворецкий, дотянувшись и любовно тронув пальцами одну из пустых бутылок, — последняя бутылка сорок пятого года. А запасы двадцать девятого года уже кончились. Это были восхитительные вина. Мсье Эстрагону и мне они чрезвычайно понравились.
Дворецкий поклонился и медленно вышел из комнаты. Он пересек холл и вышел через парадный вход на улицу, где мсье Эстрагон уже укладывал чемоданы в багажник их общего маленького автомобиля.
ЧЕЛОВЕК С ЗОНТОМ
Я расскажу вам смешную историю, которая произошла со мной и моей мамой вчера вечером. Мне двенадцать лет и я девочка. Моей маме тридцать четыре года, но я уже почти с нее ростом.
Вчера после обеда мы с мамой ездили в Лондон к дантисту. Он нашел одну дырку. Она была в заднем зубе, и он запломбировал ее, почти без боли. Потом мы пошли в кафе. Я ела мороженое, а мама пила кофе. Когда мы встали, чтобы уйти, было около шести.
Только мы вышли из кафе, как начался дождь.
— Надо поймать такси, — сказала мама.
Мы были в легких пальто, а дождь был довольно сильный.
— Может, вернемся в кафе и подождем, пока закончится дождь? — предложила я. Мне хотелось еще одну порцию бананового мороженого. Оно было великолепно.
— Он не скоро кончится, — сказала мама. — Нам надо домой.
Мы стояли на тротуаре под дождем, высматривая такси. Много их проехало мимо, но все были заняты.
— Жаль, что у нас нет машины с шофером, — сказала мама.
И тут к нам подошел мужчина. Это был невысокий, пожилой джентльмен лет, наверное, семидесяти или даже больше. Он вежливо приподнял шляпу и сказал маме:
— Прошу прощения. Надеюсь, вы простите меня…
У него были тонкие белые усы, густые белые брови и морщинистое розовое лицо. Высоко над головой он держал зонтик.
— Да? — ответила мама сдержанно и сухо.
— Могу ли я попросить вас о небольшом одолжении, — сказал он. — Об очень маленьком одолжении.
Я заметила, что мама смотрит на него с недоверием. Моя мама вообще недоверчивая. Особенно она не доверяет двум вещам: незнакомым мужчинам и яйцам всмятку. Очистив скорлупу с верхушки сваренного яйца, она долго мешает внутри ложкой, будто ожидая найти там мышь, таракана или что-нибудь в этом роде. А насчет незнакомых мужчин у нее есть золотое правило: „Чем любезнее мужчина, тем меньше можно ему доверять“.
Этот старичок был особенно любезный. Он был вежливый. Говорил изысканно. Хорошо одет. Настоящий джентльмен. Я поняла это по его обуви. Моя мама любит повторять: „Джентльмена всегда можно узнать по его обуви“. На этом были отличные коричневые туфли.
— Признаться честно, — сказал старичок, — я попал в затруднительное положение. Мне нужна ваша помощь. Не бог весть что, уверю вас. В сущности, простое дело, но очень нужное. Понимаете, мадам, пожилые люди частенько становятся ужасно забывчивыми…
Подбородок моей мамы был вздернут, и она пристально смотрела на пожилого джентльмена поверх носа. Страшная вещь — этот мамин ледяной взгляд поверх носа. Большинство людей теряются, когда она на них так смотрит. Однажды я видела, как наша школьная директриса начала заикаться и по-идиотски улыбаться, когда моя мама смерила ее очень противным ледяным взглядом поверх носа. Но старичок с зонтом и глазом не моргнул.
Мамина строгость меня очень смутила. Мне хотелось сказать ей: „Ради Бога, мама, это же старый человек, симпатичный и вежливый, и у него какие-то неприятности, ну не будь же ты такой вредной“. Но я ничего не сказала.
Старичок перекладывал зонтик из одной руки в другую.
— Я никогда его раньше не забывал, — сказал он.
— Не забывали — что? — спросила мама сурово.
— Бумажник, — ответил он. — Наверное, оставил его в другом пиджаке. Ну не глупо ли?
— Вы просите дать вам денег? — спросила мама.
— О Господи, нет! — вскричал он. — Боже упаси!
— Тогда о чем вы просите? — сказала мама. — Поторопитесь. Мы здесь промокнем до нитки.
— Конечно, промокнете, — сказал он. — Именно поэтому я предлагаю вам свой зонтик, чтобы укрыться, вы можете оставить его себе, если только, если…
— Если только — что? — спросила мама.
— Если только вы дадите мне фунт взамен, чтобы я мог доехать домой на такси.
Мама была по-прежнему недоверчива.
— Прежде всего, если у вас не было денег, — сказала она, — как вы сюда добрались?
— Дошел пешком, — ответил он. — Каждый день я подолгу гуляю, а потом беру такси и еду домой. И так каждый день.
— Почему же вы сейчас не идете домой пешком? — спросила мама.
— Если бы я мог, — сказал он, — Если бы я мог. Но, боюсь, с моими дурацкими старыми ногами ничего не выйдет. Я слишком далеко ушел.
Мама стояла, закусив нижнюю губу. Я видела, что она понемногу начала оттаивать. А мысль получить зонтик и укрыться от дождя наверняка казалась ей ужасно заманчивой.
— Превосходный зонтик, — сказал старичок.
— Я заметила, — сказала мама.
— Шелковый, — сказал он.
— Вижу.
— Тогда почему вы не хотите взять его, мадам? — спросил старичок. — Он обошелся мне в двадцать фунтов, уверяю вас. Но это не имеет значения, мне бы только домой добраться и дать отдых своим старым ногам.
Я увидела, как мамина рука нащупывает застежку на сумке. А мама увидела, что я смотрю на нее. На этот раз я смотрела на нее своим ледяным взглядом поверх носа, и она поняла меня без слов. „Послушай, мама, — говорила я мысленно, — ты просто не можешь так бесцеремонно воспользоваться безвыходным положением, в которое попал этот усталый пожилой человек. Это будет нехорошо“.
Мама помедлила и посмотрела на меня. Потом она сказала старичку:
— Думаю, будет неправильно забрать у вас шелковый зонтик стоимостью двадцать фунтов. Я лучше просто дам вам денег на такси и все.
— Нет, нет! — воскликнул он. — Об этом не может быть и речи! Я о таком и подумать не могу! Ни за что на свете! Никогда не приму от вас денег просто так! Возьмите зонтик, милая леди, и укройтесь от дождя!
Мама покосилась на меня, торжествуя. „Вот видишь, — говорил ее взгляд. — Ты ошиблась. Он хочет, чтобы я взяла зонт“.
Она порылась в сумке, достала однофунтовую бумажку и протянула ее старичку. Тот взял купюру и передал ей зонтик. Положив деньги в карман, он приподнял шляпу, быстро кивнул и сказал:
— Благодарю вас, мадам, благодарю.
И ушел.
— Иди сюда и обсохни, дорогая, — сказала мама. — Нам повезло. У меня никогда раньше не было шелкового зонта. Я не могла себе его позволить.
— Почему ты была такая вредная сначала? — спросила я.
— Хотела убедиться, что он не мошенник, — ответила она. — И убедилась. Это джентльмен. Было приятно помочь ему.
— Да, мама, — сказала я.
— Настоящий джентльмен, — продолжала она. — И обеспеченный, иначе у него не было бы шелкового зонта. Не удивлюсь, если он окажется титулованной особой. Каким-нибудь сэром Гарри Голдсуорси.
— Вот он, — сказала я. — Смотри.
— Где?
— Вон там. Переходит улицу. Боже мой, мама, как же он торопится.
Мы видели, как старичок шныряет между автомобилей. Перейдя улицу, он повернул налево и пошел очень быстро.
— Непохоже, чтобы он очень устал, правда, мама?
Мама не отвечала.
— И непохоже, чтобы он пытался поймать такси, — сказала я.
Мама, застыв, глядела через улицу на старичка. Мы хорошо видели его. Он ужасно торопился. Бежал по тротуару, обгоняя прохожих и размахивая руками, как марширующий солдат.
— Он что-то замышляет, — сказала мама с застывшим лицом.
— А что?
— Не знаю, — отрезала мама. — Но хочу узнать. Идем.
Она взяла меня за руку, и мы перешли улицу. Потом свернули налево.
— Видишь его? — спросила мама.
— Да, вон он. Поворачивает направо в конце улицы.
Мы дошли до угла и тоже повернули направо. Старичок был метрах в двадцати от нас. Он удирал, как кролик, и нам приходилось нагонять его. Теперь дождь полил сильнее, и я видела, как вода капает с полей его шляпы на плечи. А нам было сухо и уютно, ведь у нас был чудесный большой шелковый зонт.
— Что он задумал? — сказала мама.
— А вдруг он обернется и увидит нас? — спросила я.
— Ну и пусть, — сказала мама. — Он нам солгал. Сказал, что слишком устал, чтобы идти пешком, а сам почти загнал нас! Бесстыжий врун! Обманщик!
— Хочешь сказать, он не титулованный джентльмен? — сказала я.
— Помолчи, — сказала она!
На следующем перекрестке старичок снова свернул направо.
Потом налево. И опять направо.
— Теперь меня не проведешь, — сказала мама.
— Он исчез! — закричала я. — Куда он делся?
— Зашел в ту дверь! — сказала мама. — Я видела! В тот дом! Боже, это же бар!
Это был бар. На фасаде большими буквами было написано „Красный лев“.
— Ты же не пойдешь туда, мама?
— Нет, — сказала она. — Мы посмотрим с улицы.
У бара была большая витрина, и, несмотря на то, что стекла слегка запотели, сквозь них, если близко подойти, все было хорошо видно.
Прижавшись друг к другу, мы стояли у окна. Я вцепилась в мамину руку. Крупные капли дождя громко барабанили по нашему зонту.
— Вот он, — сказала я. — Вон там.
В баре, куда мы заглядывали, было много народа и сигаретного дыма. Наш старичок, уже без шляпы и пальто, пробирался сквозь толпу к стойке, а добравшись до нее, заговорил с барменом. Я видела, как шевелились его губы, когда он делал заказ. Бармен на несколько секунд отвернулся, а когда повернулся вновь, то держал небольшой стакан, до краев наполненный светло-коричневой жидкостью. Старичок положил на стойку фунтовую банкноту.
— Это мой фунт! — прошипела мама. — Ты только посмотри, какой наглец!
— А что в стакане? — спросила я.
— Виски, — ответила мама. — Чистый виски. Бармен не дал ему никакой сдачи.
— Это, наверное, тройной виски, — сказала мама.
— Что значит тройной? — спросила я.
— Три обычных порции, — ответила она.
Старичок взял стакан и поднес к губам. Слегка наклонил его. Потом наклонил сильнее… сильнее… еще сильнее… и вскоре весь виски одним глотком исчез у него в горле.
— Смешно! — сказала мама. — Представь, заплатить фунт и выпить все одним махом!
— Он заплатил больше фунта, — возразила я. — Он ведь отдал шелковый зонт за двадцать фунтов.
— Верно, — сказала мама. — У него, наверное, не все дома.
Старичок стоял у стойки бара с пустым стаканом в руке. Теперь он улыбался, и от удовольствия его круглое розовое лицо светилось каким-то золотистым сиянием. Я заметила, как он лизнул белые усы, будто ловя последнюю каплю драгоценного напитка.
Потом он отвернулся от стойки и стал медленно пробираться сквозь толпу туда, где висели его шляпа и пальто. Он надел шляпу. Надел пальто. Затем, очень спокойно и небрежно, так, что вряд ли можно было что-то заподозрить, снял с вешалки один из многочисленных мокрых зонтов и вышел.