Во-вторых, форму все равно поддерживать надо, и такое хобби как нельзя лучше подходит для этого - по крайней мере, каждому ясно, для чего Кельму нужны тренажеры в подвале, зачем он ежедневно бегает кроссы. Горнолыжник, спортсмен, здоровый образ жизни...
В-третьих, Кельму просто нравилось кататься на лыжах.
Сейчас он нервничал. В последние две недели посещал клуб через день, но иль Велира так и не видел. Неужели все-таки придется связываться с ним другим способом? Это теперь опасно.
Кельм неторопливо размялся и пошел к лыжной стойке. Его красно-белые "Керсы" смотрелись отлично, не зря же угрохал на них половину месячного оклада. Кельм стянул перчатку, провел пальцем по липкой базе, задумчиво взглянул на снег. Может быть, и не попал в мазь. Неприятно, когда лыжи идут плохо, а "Керсы" на мокром снегу вообще не идеальны. Ну да ладно, посмотрим. Кельм надел перчатку и подхватил лыжи. Поздоровался с ладным красавцем в черной шапочке, идущим с трассы - второй вице-президент Маана, Ла Нейл. За вице-президентом торопились две женщины в бежевых незаметных лыжных костюмчиках, каждый - стоимостью в хороший автомобиль, женщины хохотали над чем-то, не замечая Кельма, приветливо им кивающего. Кельм миновал компанию молодых людей-яппи, ноги как палки воткнуты в крепления - очевидно, бывают здесь довольно редко и больше с карьерными целями, а может, корпоративный выезд. На детском склоне пестро мельтешили ребятишки с мамами или нянями, раздавался мощный визг. Кельм улыбнулся. А вот еще знакомые - две психологини из Южного атрайда, топчутся около учебных трасс. Психологини преувеличенно живо ответили на приветствие. Кельм наконец подошел к гоночным трассам повышенной сложности - двое-трое спортсменов озабоченно разминались в сторонке, основная толпа осталась позади.
На стартовой линии никого не было. Кельм надел лыжи, шлем, надвинул на лоб очки. Взглянул на электронное табло - по трассе кто-то спускался. Надо подождать. Он сделал несколько глубоких вздохов.
Снег сверкал вокруг, слепил - миллиардами кристалликов, холодный воздух обжигал горло, холмы торжественными дворцами вздымались в синее небо. Надо взять с собой Ивик, подумал он. Почему бы и нет? Поучить ее кататься. Она моя подруга, все официально. Надо ей это показать. Он почти забыл о цели посещения клуба, знакомый, привычный восторг, смешанный с легким страхом, ледяным холодом заполнил грудь. Уже пора, трасса свободна.
Пошел! - велел он себе, толкнулся палками. Разгонный шаг, раз, два, три - вошел в стойку, выпрямив спину параллельно линии лыж. Скорость нарастала.
Все перестало существовать, кроме скорости. Он пролетел по узкому коридору меж сугробов, совершил вираж направо вниз, прошел по диагонали - и только тут наконец вдохнул, сознательно вспомнив о кислороде, прошел спад - взлетел и промчался по воздуху метров десять, снова поворот и диагональ...
Он все-таки попал в мазь, лыжи шли гладко, четко входили в повороты - как все "Керсы", и полет вниз был наслаждением, был безоблачным счастьем...
Он влетел в ворота и финишировал по широкой дуге, обдав искрящимся снегом взвизгнувшую стайку девушек. Тут же повернулся к девицам, широко улыбаясь, помахал рукой. Здесь не имело значения то, что он дейтрин, дринская рожа - за его спуском наверняка наблюдали, и это было красиво.
Но и нечего торчать здесь дольше. Не обращая более ни на кого внимания, он двинулся к подъемнику.
Едва спрыгнув на утоптанный снег, Кельм напрягся - впереди маячила затянутая в желтый костюм, кажется, знакомая спина. Неужели в этот раз ему повезло? Кельм рванулся вперед, сразу забыв о катании.
Спокойно. Встреча должна быть естественной. Кельм хотел после спусков посидеть в клубе часика три, подождать до темноты - вдруг иль Велир все же сегодня появится. Но вот же он, вот, собственной персоной, и ждать не надо... Натягивает шлем, как и Кельм, касается рукой скользкой прохладной поверхности лыж, размышляя о мази.
Кельм вразвалочку - после трассы ноги плоховато слушались - подошел к биофизику.
- Иль Велир?
Тот вздрогнул, обернулся. Кельм широко, радушно улыбался.
- Давненько мы с вами не виделись! Редко бываете - дела?
- Да, семья, работа, - пробормотал иль Велир. Похоже, он узнал Кельма, но очень смутно.
- Вы меня еще помните? Я иль Кэр. Работаю в лиаре.
- А-а... отвык я от этого "иль".
- Можно и без этого, - согласился Кельм, - здесь у них так принято. Я смотрю, у вас лыжи новые? Ну-ка, можно взглянуть?
- Купил на той декаде, - сообщил иль Велир. Протянул правую лыжу Кельму. Лыжа была на вид обычная гоночная универсальная - с довольно широкой талией, сэндвич в глянцевой сине-голубой рубашке,. Кельм аккуратно покрутил лыжу в руках, попробовал на скручивание и на прогиб.
- Что за фирма - а-а, вижу, Аплер. У них неровная продукция, но эти неплохие, я вижу. Я бы взял. Жесткие. Но не каждый справится. В поворот нормально входят?
- Я справляюсь, хотя, конечно, требует усилий, - поделился иль Велир, - по правде сказать, до них у меня было сущее барахло...
- На снаряжение лучше, я считаю, потратиться, - сказал Кельм, - а вы сейчас на трассу?
- Да, еще разок хотел...
- Слушайте, а я хотел с вами как раз побеседовать... время есть немного?
- Найдется, - ответил биофизик, с любопытством глядя на него.
- Тогда подходите в клуб, я столик займу. Договорились? Вы здесь один? Ну и отлично... Посидим, поболтаем, - перешел Кельм на дейтрийский, что означало новый уровень взаимного доверия.
- Хорошо, я не против. Ну до встречи! - биофизик подхватил лыжи. Кельм поглядел ему вслед.
В общем-то тоже собирался еще покататься, но до того ли теперь?
- Вы меня прямо заинтриговали, - сказал иль Велир, - а что, у вас дело какое-нибудь, или просто так, поболтать?
Кельм не зря потратил время - он выбрал удобный столик, в углу и на возвышении, и успел незаметно его проверить. Хотя - камеры и жучки в "Экее"? Хозяева жизни, которые здесь бывают, такого не потерпели бы. И все же, учитывая усиленную слежку в последнее время, да и просто по привычке, Кельм был осторожным.
Народу в кафе было немного, далеко не час пик. Двое лыжников потягивали крэйс за одним из центральных столиков, их обрабатывала полуодетая вангали. У самого выхода мамаша кормила обедом двух юных отпрысков. И по соседству компания золотой молодежи. Ничего подозрительного.
Кельм заказал себе малоградусный крэйс, мясную закуску. Начал потихоньку есть. Для стороннего наблюдателя все выглядело так, будто иль Велир заметил его и присоединился совершенно случайно.
. Биофизик и выглядел не лучшим образом, мешки под глазами, обвисшее лицо. Моложе Кельма, а выглядит старше лет на двадцать. Заказал шницели и двадцатиградусный крэйс.
- В сущности, - сказал Кельм, - просто пообщаться. Вы же знаете, как к нам относятся... идеологию Готана отвергли, но все равно - темноволосый чужак-дейтрин воспринимается соответственно.
Иль Велир оживился. Похоже, Кельм попал в нужную точку.
-- Да! - подхватил он, - В душе, такое впечатление, они как были, так и остались готанистами. Белые рыцари! Отношение совершенно другое. Вот мы вроде бы и ведем обычный дарайский образ жизни. Я работаю. Вела сидит с детьми, хозяйничает. Дочь пошла в классическую... она там единственная дейтра, конечно. И все равно -- соседи косятся... вроде бы и вежливо общаются, но... - биофизик махнул рукой.
-- Вот и у меня те же проблемы, - посетовал разведчик, - но что тут сделаешь? А ты, я видел, недавно на телевидении побывал?
Он непринужденно перешел на "ты", и биофизик, уже уговоривший бокал крэйса, воспринял это естественно.
- Было дело.
- Я смотрел "Вечернюю беседу". Неплохо - считай, миллионная аудитория.
- А, - иль Велир махнул рукой, - там бабки неплохие. У меня же дом, кредит выплачивать надо! Знаешь, вроде зарплата и ничего, - поделился он, - но как-то все почти в банк уходит. Жена на еде экономит, бегает ищет, где дешевле. Отгрохали домину, теперь маемся. Но с другой стороны, детям ведь это. И они получат дом по наследству, уже заживут как люди...
- Да, жилье здесь -- это все. А я снимаю...
- Ну ты одинокий, тебе кому оставлять. Слушай, а чего не женишься?
- Да ну их, баб этих.
- Может, ты и прав, - иль Велир отлил себе крэйса в бокал.
- А что, за передачу правда хорошо платят?
- Угу. Подзаработал немного. Полчаса потрепаться в камеру -- и получаешь, как за месяц в лаборатории. Обычное бла-бла-бла... дейтрийский фундаментализм... тоталитаризм... про тяжелое детство, про милитаристское воспитание.
- Я слышал, ага.
- Понимаешь, как бы информация из первых рук. Я свидетель.
Кельм кивал. В той передаче участвовали -- дарайский офицер (не вангал, разумеется), две светских дамочки -- журналистка и общественная деятельница, обе ни сном ни духом про Дейтрос, руководительница интеграционного центра для эмигрантов (она сетовала на плохую приспособляемость дейтринов к здешнему обществу), и "свидетель" - то есть иль Велир. Образец идеального эмигранта: нашел прекрасную работу, интегрировался, сделал карьеру, образован по-дарайски, не беден, прилагает все усилия, чтобы заслужить признание и одобрение со стороны коренных дарайцев.
Свято верит в демократию и рассказывает леденящие душу ужасы о Дейтросе.
- Мне вот не предлагали, - сказал Кельм, - видно, я не очень-то подхожу для таких шоу.
- Ты в военной области работаешь, у вас все засекречено.
- А у вас нет? Тоже ведь стратегическая наука.
- У меня-то что секретить? Воздействие облачного тела на вилочковую железу. Механизмов никто не знает, и при нашей жизни, видно, никто и не узнает, аминь.
- У тебя -- нет, но ведь знаешь какие вещи бывают? Например, я слышал, разрабатывают излучатель, который расшатывает подвижность облачного тела. Не знаю уж, зачем -- разве что, для триманцев. Не слышал такого?
Иль Велир молчал. Кельм сидел расслабленно, бросив руку на спинку стула.
- Пару лет назад, - сказал иль Велир, - встретил я на симпозиуме одного дядечку. Вот он нес такую ересь, да. Было дело. Он не сам этим занимается, но вроде, кто-то занимается. Хотя по-моему, шарлатанство это все.
- Почему же, интересно! Что за дядечка-то?
- Дядечка колоритный, - биофизик хихикнул, - на гнома похож. Весь такой заросший, борода до бровей, длинные волосы развеваются. Дедуля, совершенно седой. Звали его... погоди... Ларт, а по фамилии то ли Каба, то ли Кейба.
- А сам он, значит, в другой области работает?
- Да почем я знаю!
- Давай еще выпьем, - предложил Кельм. Скосил глаза на соседний столик. Компания приличной молодежи -- старшеклассники из классической или студенты, раз здесь - не из бедных семей. Парни в спортивном, а девушки все как в форме в черных кожаных платьях на бретельках, плечи полностью открыты и овальная громадная дыра, обнажающая живот, по моде покрытый сложным узором с точками пирсинга, едва ли не до лобка. Смеются, тянут крэйс или молоко -- какое там молоко, с хайсом, конечно. Высокий белобрысый губошлеп обнимает за плечи девушку-змею, обтянутую черным. Она заливисто, неестественно хохочет, обнажая мелкие белые зубки.
- А черт его знает на самом деле, - пробормотал иль Велир, - ты вон на девок пялишься. А у меня дочь этого возраста. У них своя жизнь. Тоталитаризм, демократия... да пошло бы оно все к черту в задницу...
- А чего из Дейтроса свалил?
- А ты чего?
- Я в плен попал. А там, знаешь, сильно выбирать не приходится.
- Ты в плен. А у меня семья -- как заложники. Брат раньше сбежал, потом весточки передавал, давайте, мол, валите к нам... А сына тогда в квенсен забрали. Я подумал, да и тоже... Ну чего мы там не видели? Блок -- одна комната, а нас четверо было, сына -- в армию, а ведь война, убили бы, горячей воды вечно нет, кухня общая...
- По телевизору ты все больше про демократию и свободу распространялся...
- Да это абстракция все. А правда -- вот она. Там я, образованный человек, ученый, биофизик, и жена, между прочим, программист -- мы жили в скотских условиях, никакой разницы: что мы, что доярки с фермы. А здесь -- приличный дом, бассейн, нормальный квартал, в отпуск ездим по высшему классу... разве сравнить?
- Ну да, условий не создают в Дейтросе, это верно. Тут ты прав, - согласился Кельм.
- И обрати внимание, люди ведь не отсюда туда бегут. А наоборот, из Дейтроса -- сюда. И еще и не пускают, знаешь, как мы бежали? Я еле достал пропуск в Медиану, и то с патрулем разборки были. В Дейтросе мы заперты, как в тюрьме. Это что, случайно?
- Люди всегда выбирают, где получше и поудобнее, - пожал плечами Кельм, - это им свойственно. Как животным. Те тоже ведь ищут место, где охотничьи угодья, вода, все удобства... Если, предположим, человек поставит в лесу кормушку, олени к ней и будут жаться...а откуда кормушка взялась, зачем, почему, и чем за это придется платить, олени не думают. Как правило...
- А мне правда без разницы... и потом, что ни говори, но дело не только в кормушке. Здесь свобода. Живешь, как хочешь.
- Кое-что и здесь запрещено. Например, христианство.
- Запрещено только то, что мешает жить обществу. А так... в Дейтросе даже профессию нельзя выбирать...
- Твоя дочь уже выбрала? - спросил Кельм, чтобы перевести тему.
- Не знает еще. Думает. Тут ведь как, она бы хотела литературоведением заниматься, но это только если преподавать где-то, а так -- где она рабочее место найдет? А в общем, способности есть, в школе лучшая по гуманитарной части... Наверное, пойдет на психолога. Уж психолог точно везде найдет работу. Правда, поступить трудно, конкуренция большая... Но у нее неплохие баллы.
- Поступит, - сказал Кельм, - а хорошее знание дейтрийского -- это плюс. Для психолога. Будет работать с эмигрантами... их в атрайде полно. Давай выпьем за будущее твоих детей?
Кельму потребовалось полчаса, чтобы найти дядечку-чудака, пожилого биофизика. Не так уж много людей заняты исследованиями облачного тела, несколько сот из них обладают хоть каким-то именем и весом. Звали биофизика Ларт Киба, других похожих вариантов не нашлось. Да и внешность соответствовала описанию иль Велира: забавный старичок с развевающимися мягкими совершенно серебряными волосами, бакенбардами и бородой. Как гном. Кибе уже сравнялось семьдесят пять. Эвтаназия ему не грозила -- обеспечил себе старость, своевременно и щедро платя в пенсионный фонд.
Киба был широко известен в узких кругах. Возможно, даже гениален. Но больших открытий не совершил, так как круг его научных интересов оказался слишком уж широк. Энциклопедист. Всю жизнь порхал от одной темы к другой. И сравнительные характеристики облачных тел его интересовали, и взаимодействие с иммунной системой, а потом он вообще перекинулся на исследования гнусков. По крайней мере, этому была посвящена значительная часть его работ. Кельм ознакомился с ними в общем виде.
Живых гнусков исследовать сложно. Эти полуразумные гигантские приматы, плод генетических экспериментов, не поддавались ни дрессировке, ни укрощению, ни разумному воспитанию, словом -- были абсолютно неуправляемы. Единственный способ как-то управлять поведением гнуска -- не животным, не человеческим -- это убить его. Однако не всех животин истребили, жили они на небольшом архипелаге в Южном океане и вполне успешно размножались. Иногда их даже пытались использовать в военных целях. В Медиане они абсолютно беспомощны, как любое животное; на Тверди -- почти неуязвимые монстры-убийцы; в Дейтросе в свое время они производили колоссальные разрушения. Беда лишь в том, что остановить их можно лишь одним образом -- просто уничтожить.
Но и уничтожить их не просто. Сверхъестественная подвижность, укрепленный костяк, поразительная способность к регенерации.
Использовали гнусков еще с одной целью, об этом Кельм знал совершенно случайно, из личного опыта -- а население Дарайи не знало ничего. Смертной казни в самом гуманном и демократическом из миров не существовало. Но если все-таки очень нужно было кого-нибудь казнить, его официально отправляли в ссылку. На остров гнусков, Тои Ла. Продолжительность жизни ссыльного не превышала получаса.