Невидимый мир - Яна Завацкая 12 стр.


   В хозяйственном отделе Ивик отоварилась по заказу мужа набором отверток, хорошими гвоздями, цветной проволокой. Ладно, в этом месяце на компьютер можно и не откладывать, решила она.

   Что может быть приятнее, чем покупать родным и близким подарки? Разве что - дарить их.

   Оставался еще продуктовый. Миари обожала халву, Шетан предпочитал жареные орешки, Фален - шоколад. И еще для Марка французский сыр, под вино очень хорошо идет. Можно будет посидеть вечером вдвоем, при свече. И еще колбаса, консервы рыбные, консервы мясные, шоколадные конфеты (еще и на посылочку родителям хватит), пряники, печенье, крупа, макароны, все, что нужно, чего всегда не хватает в распределителе маленького северного дейтрийского поселка. Семья Ивик не страдала от продуктового дефицита. Что поделаешь - должна же быть хоть какая-то компенсация за вечное отсутствие мамы, да и за риск.

   Ивик прямо в супермаркете тщательно уложила рюкзак. Мешочек с личными вещами приторочила сверху. Убедившись, что слежки нет, зашла в туалет. Закрылась в кабинке. Нацепила под левую руку шлинг, под правую - "Клосс-А7" и перешла в Медиану.

   Медиана бесконечна и безгранична, как Вселенная - еще одно измерение Вселенной. Но в зонах Земли и Дейтроса трудно пройти, никого не встретив. Там постоянно дежурят патрули. Опасность нового применения убийственного темпорального винта миновала лет восемь назад, когда дейтрийские ученые создали вероятностный щит. Теперь отправить что бы то ни было в глубокое прошлое как Тримы, так и Дейтроса - невозможно никоим образом. А значит, невозможно и уничтожение мира с помощью темпорального винта, как это уже однажды случилось со старым Дейтросом.

   Но остаются старые, добрые термоядерные заряды, остаются просто дарайские диверсанты. Поэтому все зоны Земли и Дейтроса охраняются гэйнами. Это очень трудно для маленького народа, это огромное напряжение сил, но другого выхода у Дейтроса нет. Этот факт Ивик вынуждена была осознать еще в квенсене, и тогда же поняла, почему воевать и патрулировать в Медиане посылают даже подростков с четырнадцати лет.

   И все же возможность проникновения и на Дейтрос, и на Триму у дарайцев остается. Зона патруля большая, гэйны не всегда успевают остановить прорыв. Можно прорваться с боем, пожертвовав хоть сотней вангалов. Можно небольшой группе проскользнуть незаметно. Можно отвлечь внимание патруля. Наконец, и это самая частая причина прорывов дарайцев на охраняемую Твердь - врата на Твердь часто смещаются, а зоны патруля не успевают передвинуться вслед за ними, кроме того, открываются новые врата в самых неожиданных местах. Через эти, еще не охраняемые врата, и проникают на Землю и Дейтрос дарайцы.

   Ивик иногда поражала самоубийственная готовность дарайцев - правда, не всех, а именно вангалов - идти в Медиану, зная, что там их ждут гэйны. Ведь там дарайцы практически беззащитны. Это не Твердь, где возможен бой один на один. Чего стоит опытный, хорошо обученный гэйн в Медиане? Ивик сразу после квенсена как-то оказалась в бою в одиночку против двух десятков вангалов, и хоть и была тяжело ранена, уничтожила их. Был и другой случай, двумя годами позже, когда они вместе с Хейтом иль Соном вдвоем останавливали большой прорыв. Сколько их было - Ивик не знала, по зрительной оценке, не менее двухсот. И ведь они удерживали эту массу по меньшей мере полчаса, до подхода подкрепления. Хейт тогда погиб. Но ведь никого не пропустили на Твердь и уничтожили большую часть врагов.

   В Медиане важно только одно - умение создавать оружие, виртуальные образы. Фантазия, точность, творческая сила. В Медиане не важна физическая сила, здесь не взять количеством, и обычное оружие здесь совершенно бесполезно. А оружие виртуальное могут создавать только гэйны, только дейтрины - это совершенно недоступно дарайцам.

   Ивик была уверена в своих силах, да и двигалась через охраняемые зоны, подавая патрулям радиосигналы "свой". И все равно это было опасно. Не так давно ей пришлось отбиваться в Медиане от доршей и бросить рюкзак со всеми подарками, который дарайцы и сожгли по ходу боя. Саму Ивик не зацепило, дорши легли все до одного, но подарков было жалко до жути. Как и детей. Марку-то ладно, он побелел как снег, узнав о том, что случилось, вцепился в нее и был счастлив, что она осталась жива очередной раз.А дети - Ивик чувствовала, что расстроились все-таки. Ее гибель казалась детям нереальной. Они еще не верили в смерть, не пережили ее. А вот подарков жалко.

   Ивик ловила себя на том, что готова простить дарайцам все - гибель друзей, собственные ранения и несчастья, даже в конце концов гибель старого Дейтроса... Но только не рюкзак с барахлом! Это казалось какой-то особой, дополнительной подлостью, уже окончательно завершающей образ злобного врага. Вроде соломинки, окончательно перетянувшей чашу весов. Воспоминания об этом рюкзаке вызывали у нее такую ярость, что оружие сразу становилось куда эффективнее.

   В этот раз поход через Медиану оказался несложным. Ивик летела на созданной ею "лошадке" всего шесть часов.

   Она наслаждалась. В Медиане опасно, и все-таки Медиана - это свобода. Это счастье. Временами Ивик делала перерывы и не упускала случая поиграть немного - строила маленькие замки, как дети строят их из песка, создавала диковинных летучих существ, пускала безобидные, вовсе не убийственные фейерверки, расцвечивая небо. Она превращалась в орлицу и, схватив рюкзак когтями, взмывала под облака и парила там, раскинув крылья, ощущая их до последнего махового перышка. "Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом, - вспоминалось ей из Бродского, - бьющееся с частотою дрожи.." Сложив крылья, она пикировала к земле, и у самой почвы трансформировалась обратно, мягко приземляясь на ноги.

   Все гэйны играют в Медиане. Это поощряется, так как развивает боевые навыки. Но играют ведь не поэтому. Ивик вовсе не для эффективности боя научилась трансформации. Просто - почувствовать себя птицей. В Медиане и так несложно летать, но человеческое тело не обтекаемо и не приспособлено для полета. Подниматься в небо мускульной силой, взмахами гигантских крыльев, ощутить себя властелином небес, купаться в сером просторе (а можно и превратить его в голубой), захлебываясь от восторга, пить клювом этот воздух...

   Идти, оставляя за собой красоту - хрустальные звенящие разноцветные деревья, маленькие сказочные замки, вспенивать небо тысячами смеющихся искр. Снова почувствовать себя девочкой - принцессой и повелительницей мира, волшебницей, только на этот раз чудеса - почти настоящие....

   И Врата на этот раз оказались всего в полукилометре от Майта, поселка, где жила семья Ивик. Когда Врата так близко оказываются к населенному пункту, гэйны удваивают там патрули. Зато добираться до дому не так далеко. Ивик пошла по Тверди пешком. В Петербурге стояла зима, а здесь - самое теплое время, начало лета, Ивик приторочила куртку и шапку к рюкзаку и шла по проселку, вдыхая нежный запах синих колокольцев. Их высокие головки покачивались в траве. Вдаль уходили ровные зеленеющие ряды злаковых всходов, по черному полю деловито тарахтели тракторы. Жаворонки тихо звенели в тающей небесной голубизне. Далеко за полями змеилась лента поезда. Как же здесь хорошо, думала Ивик. Как же здесь невозможно хорошо. В этот миг ей хотелось никогда, никогда не уходить отсюда, всегда оставаться в Дейтросе... И вот за поворотом поднялись первые здания Майта.

   Поселок очень разросся за последние годы. Строители (и Марк, и Марк тоже!) работали не покладая рук. Когда Ивик приехала сюда, поселок состоял по большей части из деревянных бараков. Сейчас почти все жилые дома были каменными, многие и двухэтажными, в центре стояло несколько пятиэтажек, на окраине построили новый тоорсен - школу для детей от 6 до 12ти лет, там сейчас жили и учились дети Ивик. Почти везде проложили асфальтовые дороги. Поселок возник как железнодорожная станция - вдоль северного побережья материка тянули железную дорогу, и теперь в Майте был выстроен огромный по дейтрийским меркам вокзал. Стекло и бетон здесь, особенно на севере, не жалуют - Марк объяснял это Ивик: во-первых, нужны теплосберегающие конструкции, во-вторых, и ради обороноспособности лучше строить дома-крепости. Вокзал был похож на маленький укрепленный замок с узкими готическими окнами, прочными стенами и башенками. Ивик полюбовалась вокзалом и свернула на шестую линию. Они давно уже не жили в военном городке, с тех пор, как Ивик перевели из местной воинской части в шемату Тримы. Их семье дали прекрасную двухкомнатную квартиру почти в центре поселка. Даже мама Ивик, побывав в гостях, осталась довольна этой квартирой - правда, все равно ворчала, что Ивик живет в тьмутаракани. Теоретически и правда можно было перебраться поближе к родне, на юг, Марка бы перевели по работе, строители нужны везде. Но Ивик как-то не очень стремилась к родне поближе.

   Детей на улицах почти не было. Завтра они все вернутся из школ и заполнят улицы и дворы. А сегодня вечер принадлежит взрослым. Ивик ускорила шаг, думая о Марке. Эта мысль вызывала у нее улыбку нетерпения. Скорее, скорее - ворваться в дом, ткнуться в грудь носом. Ощутить, как теплые, родные руки взъерошат волосы, и телом почувствовать тело, и поцелуй...

   Ивик едва не полезла за ключом по земной привычке. В Дейтросе почти никогда не запираются двери - а зачем, собственно? У большинства и замков-то никаких нет, разве что щеколда - закрыться, чтобы никто не мешал.

  -- Ивик! -сдавленно сказал Марк. Она ткнулась лицом ему в грудь, и всем телом ощутила тепло, и руки Марка взъерошили ее волосы. Он молчал. Только ласкал ее, и так, молча, говорил, как умел, руками и всем телом - как он любит ее, как сходил без нее с ума, как боялся, что она не вернется, как он счастлив, и как боится, что она уйдет снова. И ей даже не было сейчас неловко за это, потому что сейчас она тоже очень любила его, безумно любила и была счастлива. Он целовал ее щеки, глаза, скулы, нос, все лицо, и наконец добрался до губ.

  -- Я вот тебе тут... - она поставила рюкзак на диван и стала рыться в рюкзаке, а Марк сел напротив и молча, напряженно смотрел на нее. Он всегда так первое время, когда она только возвращалась - просто смотрел. Господи, как же он меня любит безумно, - Ивик старалась отвлечься от этой мысли, перекладывая вещи, - невозможно же, таких хороших просто не бывает... он же святой просто. Обычный человек не может так любить.

   Дарить Марку что-нибудь тоже было очень приятно. Он умел радоваться. И одеколон оказался именно таким, как Марк давно уже хотел. И рубашка - очень правильной, Марк даже сразу ее надел. И все мелочи - к месту и как раз совершенно необходимы.

  -- Это же просто мечта! Но ты разорилась? Там же эти ваши... деньги, или как?

  -- Ну и ладно, Марк! Зачем эти деньги-то нужны - на подарки и нужны в основном.

  -- Мне кажется, ты могла бы себе побольше покупать.

  -- Я покупаю и себе.

   Ивик улыбнулась. Может, он и прав - другие тратят на себя больше, чем она, она и одежды красивой триманской себе не позволяет, и косметики, и дорогой парфюмерии. Но ведь куда приятнее делать подарки родным... Ну какая радость была бы сейчас явиться надушенной и раскрашенной, но без хороших подарков?

   Марк ждал ее - она сообщила, что придет сегодня. Неизвестно лишь, во сколько - ведь неясно расстояние до Врат в этот день. Но Марк подготовился - и с работы пришел пораньше, и на плите (у них была отдельная кухонька) шкворчало в кастрюльке что-то вкусное.

   Как оказалось - мясо с грибами и картошкой. Марк готовил божественно. Он уже и на стол накрыл, и на столе красовался букет голубоватых роз - Ивик как раз такие очень любила. Как в ресторане. Если уж Марк за что-либо брался, то делал это художественно - искусно свернутые салфеточки, свечки, посуда подобрана и расставлена так точно, что и есть-то жалко, нарушая эту гармонию. От глубоких тарелок поднимается аппетитный парок. Светлое вино искрится в бокалах.

   Можно и закрыть глаза на то, что скатерть дырявая, а под столом песок и крошки. Это уже мелочи.

  -- Ой, как вкусно, - сказала Ивик с набитым ртом.

  -- Давай за твое возвращение! - Марк поднял бокал. Они чокнулись и выпили. Любимое вино Ивик, полусухое шанское, из винограда, растущего на ее родине, на юге, в долине реки Шан. Картошка была выше всяких похвал, со сметаной, с какими-то травками, ведомыми только Марку. Марк был довольно капризен в еде, когда Ивик готовила сама, приходилось ограничиваться немногими блюдами, которые он ел охотно. Впрочем, Марк всегда и много хвалил ее стряпню. Но сам готовил лучше, Ивик это понимала. Может быть, именно благодаря тонкому вкусу. Ивик сыпала приправы, почти не различая оттенков вкуса, ей казалось, и без них неплохо. Просто положено - вот она и клала в блюдо все, что нужно. А Марк... Он часто изумлял Ивик тонкостью осязания, обоняния, вкуса. Ивик восхищалась этими качествами, впрочем, ей нравилось в Марке практически все. Может быть, за исключением лени и безалаберности, этого у нее и самой было с избытком - но потому это можно было легко и простить.

   Марк снова разлил вино. Среди гэйнов принято пить второй раз за погибших, молча и не чокаясь, но Ивик никогда не соблюдала этот обычай с Марком. Зачем? Ему-то это - зачем?

   Потом они пили чай со сладкими пирожками. Их Марк взял у сестры, хотя и печь тоже умел сам. Говорили без умолку. Марк рассказывал про детей, Ивик жадно расспрашивала его. Немного говорил о работе. У них сейчас был интересный объект - спортивно-тренировочный центр для всего поселка, огромный. Марк говорил озабоченно о несущих балках, о перекрытиях, о линолеуме, утеплителе, перегородках, недопоставке чего-то там, о вредном прорабе и беспринципном наглом бригадире третьей бригады... Ивик согласно кивала, в нужных местах вставляла реплики, но интерес ее уже ускользал. Она думала об этом центре - конечно, центр такой необходим. Спортивным его можно назвать относительно. Все население Дейтроса обучается военным навыкам. У Марка в прихожей на стене тоже висит "семидесятка", "Клосс-70". Ведь прорыв дарайцев на Твердь возможен в любой точке и в любую минуту. Защищаться придется всем, не только гэйнам и гэйн-велар. В спортцентре тоже будет большой тир. И все остальное тоже - зал со снарядами, залы для занятий борьбой - трайном, бассейн. Может, стоило бы потренировать Марка, хотя бы в трайне, ведь мало ли что...

  -- ... И ты представляешь, он взял и получил эти крепления! Как будто это был его заказ! Ну это что, не наглость?

  -- Наглость, конечно, - подтвердила Ивик. Она не слышала толком, в чем там дело, но это неважно. Марк прав. А если и нет - все это такие пустяки... А ведь для него это не пустяки, подумала Ивик. Это его жизнь. Интересно, его не обижает то, что я так плохо его слушаю, замечает ли он это? Похоже, не замечает. Похоже, все нормально. Ивик положила руку на запястье Марку.

   ...Что с ним хорошо - его очень легко успокоить и порадовать. Достаточно просто обнять или ласково прикоснуться. Это безотказное средство, которое действует всегда.

   ...Постельное белье Марк явно только что сменил, а что по углам спальни раскинулась паутина, и кое-где валялись одиночные грязные носки - так это же мелочи. Зато детей сегодня нет. Зато спокойно. Марк стянул с Ивик рубашку. Большое овальное зеркало на стене глянуло на нее откровенно и жестко, Ивик зажмурилась. Ее левое плечо было стянуто давним ожогом. Плечо, бок, часть груди. Длинный косой шрам пересекал правое бедро. Ивик до сих пор не могла привыкнуть к этому своему уродству, смириться, что так оно будет всегда, что это уже не изменить. Марку это не мешало нисколько.

   Они слились. Тело к телу, тепло к теплу, на хрустяще чистых простынях, Ивик лишь удивлялась снова и снова, как точно он угадывал, где коснуться ее, где и как, именно так, что было хорошо, и все лучше и лучше, и только надеялась, что и она делает все именно так, как ему нужно, да что там - была уверена в этом . И шептала ему на ухо "любовь моя... хороший... милый. Самый лучший", и он отвечал ей "девочка моя", и от этого сладко расширялось сердце. И вот волны океана подхватили ее и стали качать, блаженство достигло того предела, когда отключается сознание, и качка становилась все больше, полет все упоительнее, все смелее, и наконец Ивик взлетела почти к солнцу и замерла там на гребне, не помня ни о чем, а потом медленно, длинными скачками стала скользить вниз...

   Они замерли друг возле друга, тяжело дыша, Ивик ткнулась носом в плечо Марка, вбирая его в себя, теплое, родное, прекрасное... Марк редко и легко целовал ее лицо.

  -- Я тебя так сильно люблю, - сказал он просто, Ивик захотелось заплакать.

   Он засыпал. А ей не хотелось спать, а казалось - так устала, нет сил, хроническая усталость, хронический недосып. Она оперла голову на ладонь, и второй рукой гладила лицо Марка, жадно вглядываясь в него. Такое смешное. Такое милое. И реснички, отбрасывающие тень на щеки. Господи, как же все это хрупко, и как легко его потерять. Говорят, что совершенная любовь не знает страха. Для Ивик любовь только и была связана со страхом. Человек - невероятно хрупкое создание, это перепутанное сплетение жил, сосудов, костей и мяса, пробивающаяся по узким изогнутым трубочкам кровь, подрагивающие в ложах нервы, достаточно всего одной пули, всего только одного выстрела (а какое простое обыденное дело - автоматная очередь), чтобы все это навсегда остановилось. Чтобы вот это чудо, Марк - чтобы оно перестало существовать навсегда. Достаточно даже хорошего удара в переносицу или под ухо. Ивик вдруг почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза. Сентиментальность напала... это бывало с ней. Нельзя, нельзя любить такое хрупкое, это невозможно. Нельзя так привязываться. Господи, за что ты устраиваешь так - что мы так сильно любим кого-то, а потом ведь он все равно умирает, умирает неизбежно, и нет человека, которому не пришлось бы рано или поздно с этим смириться...

Назад Дальше