– Видали такое? – спросил Коитус, сворачивая пробку у бутылки. – Сегодня на границе взял. Туристы к нам из этого паршивого Тумпстауна заехали!
– Да? – непринужденно спросил я. – И что же?
– Три бабы и мужик, – продолжал Коитус, разливая бутылку в кружки. – Приехали, видите ли, посмотреть через границу на нашу территорию… Ха-ха! Недолго смотрели, однако! Я со своими ребятами стоял в дозоре, мы их быстро сцапали!
– Это они вас так разукрасили?
– Это? Ах, это! Нет… Это… мы отбивали вчера утром нападение каких-то бандитов с той стороны. Их было больше. Неравная схватка. – Коитус ожесточился. – Не понимаю я нашего короля! Его величество давно должен был объявить этим гадам войну, а то они жлобы и вообще! И захватить их к такой-то матери. Но зато уж сегодня отвели мы душу! Баб трахнули, а мужика от души отпинали ногами, гы-гы-гы!.. За его величество! – Поднял он пол-литровую кружку, полную виски.
Пришлось выпить с этим гадом за короля Мандухая, хотя гораздо больше мне хотелось потом на Коитусе остроту швейцарского ножа.
Выглотав единым духом пол-литра виски, Коитус заметно повеселел, рассказал три наипохабнейших анекдота, съел тарелку мяса и безо всякого перехода предложил мочиться в длину на деньги. Я вежливо отказался, уповая на то, что не в форме, и налил по второй пол-литре. Мы выпили – снова за его величество короля Мандухая.
– А я-то в «Агг» сходил… Там и правда полный развал, и свеженький труп перед входом валяется! – сообщил на глазах осоловевший Коитус. – Черт! Вино у них такое крепкое! Прямо сразу забирает. Никак не привыкну. У нас-то послабже будет. – Потомственный дворянин громко икнул. – А что, не посмотреть ли потомственным дворянам видеофильм?
– Да я еще не перевез сюда свой аппарат, – отвечал я, воюя с гуляющим в желудке виски и спешно подбрасывая туда мяса.
– Это жаль… – протянул Коитус, чуть не свалившись с бочки. – А то у меня есть крутая порнуха с собой – ик! – Он повернулся вместе с бочкой к своим слугам, чинно сидевшим на пороге. – Пшли вон!.. А знаете ли что? Любезный господин ди Барямба? Не пойти ли нам к девочкам?! – вдруг осенило Коитуса. – Я знаю тут отличное место, только для потомственных дворян! Там такие бабы… даже черные есть. Пошли, а?..
13
Местный бордель мне все же посетить пришлось. Что и говорить, место преотличное, и вряд ли я еще такое где увижу. Одним словом, сходить следовало хотя бы из чисто этнографического интереса (это я так себя утешал, влекомый Коитусом, который к тому времени уже называл меня просто Барямбой, и все время норовил обнять и поцеловать). Сопровождаемые слугами, мы потащились неведомо куда по темным улицам, оглашая окрестности ревом магнитофона и расшвыривая в разные стороны пустые бутылки. На одном углу Коитус не устоял и свалился в грязь. Пока его подымали, я успел принять отрезвляющий препарат, заботливо подсунутый мне Маэда. Тодзио посмотрел на меня посмотрел сочувственно.
В борделе нас сначала не хотели пускать, но потом, когда Коитус заорал, что он – Коитус, потомственный дворянин, и привел с собой своего друга, тоже потомственного дворянина ди Барямбу, который сегодня в клочья разнес кабак «Агг», и что пришли мы оба с самыми серьезными намерениями, – дверь раскрылась, и раскормленные женщины в ночных рубашках ввели нас в холл.
Бордель оказался таким же грязным и отвратительным, как и в прочие места Сарти, которые я уже успел посетить. Правда, было заметно, что тут обитают женщины: на стенах болтались какие-то картиночки сомнительного, но романтического содержания, на полу лежал ковер (свежезаблеванный в одном углу), на окошке стояли цветочки, и пахло какими-то ароматами – вроде жидкости после бритья «Жиллетт» – во всяком случае, дерьмом не воняло.
Коитус громогласно объявил, что мы пришли развлекаться и что пусть нам дадут комнату с двумя кроватями и шесть самых лучших девочек. «Нам по три хватит?» – спросил он меня.
Все это было подано. Комната оказалась обширной, с обоями (о чудо!) и с двумя четырехспальными кроватями. В углу стоял обшарпанный видеомагнитофон «Панасоник» и телевизор. Был даже холодильник «Biliusi».
Оставив слуг в коридоре, мы прошли в комнату и сели на кровати допивать виски, как вдруг вошли заказанные девочки – голые молодые самки, мощногрудые и задастые, готовые к немедленному размножению. Они, жеманясь и прикрываясь руками, присели рядом и стали с нами заигрывать (т. е. слюнявить губами, глупо улыбаясь, прижиматься и хватать за места интимного пользования). Коитус немедленно отставил виски, ухватил двух дев за груди и велел третьей снять с себя штаны, что и было проделано. После этого Коитус свалил (без всякого, впрочем, труда) всех троих на свое ложе и за десять минут овладел по три раза всеми тремя.
Видя, как безысходно мое положение, я испустил, подражая Коитусу, рык страсти, расстегнул штаны и, ловко воспользовавшись презервативом и мысленно призывая Лиззи, учинил любовь с двумя из предложенных мне особей без передышки, а третьей, более миловидной и не такой слюнявой, даже овладел стоя.
Краем глаза я заметил, что Коитус с полным изумлением, переходящим в восхищение, наблюдает сей процесс, не прерывая, впрочем, своих занятий, и совершенно откровенно перенимает технологию. Возгордившись и увидев, какой авторитет в глазах Коитуса я приобретаю, я, задыхаясь от запаха застарелого пота и дешевого одеколона, плотной волной исходившего от партнерши, овладел ею женщиной сидя, чем привел своего нового в полнейший восторг.
Тут наши изысканные развлечения были возмутительным образом прерваны – небо услышало меня! – неким господином, проникшим в комнату через окно (он его совершенно беззастенчиво выбил). Господин оказался крайне здоровым, украшенным к тому же заметно выступающим из-под ватника животом – он вскочил в окно как вепрь разозленный и громовым голосом объявил, что мы с Коитусом бездельники и олухи, потому что имели наглость забрать его любимых девочек, а этого он, герцог Папеншток, терпеть не может и не будет терпеть. Затем он чуть не отрубил мне голову имевшейся у него в руке саблей. Я увернулся, женщины с визгом бросились вон, а Коитус схватился за свой палаш, и как был, без штанов, начал биться насмерть с набежавшим столь стремительно герцогом, причем герцог все время намеревался отрубить Коитусу причинное место, приводившее его в особую ярость, и Коитус был вынужден высоко подпрыгивать.
Оправившись, я принял сторону Коитуса, и под нашим двойным натиском герцог отступил к окну. Тут он снова взглянул на выдающиеся достоинства Коитуса, гнев его усилился несказанно, и он заорал, что с тыла к нам сейчас зайдет потомственный дворянин Гиппус со своими слугами, а уж тогда-то он, герцог, посмотрит, чья возьмет.
Действительно, дверь распахнулась, и в помещение ворвались какие-то люди, ожесточенно фехтующие с Маэда. Маэда отбивался вяло, поскольку в обстановке еще не разобрался и не знал, пригодятся нападающие нам живыми или нет. Против него выступал расфуфыренный молодой человек с прямым мечом и двое каких-то типов в ватниках, видимо, те самые слуги.
– Ага! – зарычал герцог, толкнул меня в грудь и устремился за внезапно отступившим Коитусом. Коитус вспрыгнул на ложе любви, перескочил через опрокинутый стол и со штанами в руках вылетел в коридор, где почему-то визжали женщины. Герцог преследовал его по пятам.
– Руби их, Фофо, – велел я Маэда, осматривая оружие: нет ли зазубрин.
Маэда уловил распоряжение и в минуту порубил обоих слуг вместе с ватниками, а потом дал пинка потомственному дворянину Гиппусу и выхватил у него меч. Гиппус тут же вылетел за дверь и загрохотал вниз по лестнице.
Мы осторожно вышли в коридор, переступили через зарубленную голую девку и приблизились к лестнице. Тут шло сношение: прямо поперек лестницы лежала другая девка, а на ней помещался какой-то серый тип в ватнике, по виду – тоже из слуг. Обоим было хорошо.
Перешагнув через предающихся соитию, я аккуратно спустился по скользкой от крови лестнице и у ее подножья нашел Гиппуса, неподвижно лежавшего у бочки. Очевидно, бедняга поскользнулся на ступенях и крепко приложился головой.
Не встретив нигде ни герцога, ни Коитуса, ни кого-либо другого, мы преспокойно вышли на улицу, и тут я предоставил Маэда вести меня домой, поскольку рация была только у него. Хорошая вещь радиомаяк!
– Послушайте, Маэда, вам тут нравится? – спросил я его, когда мы выбрались из очередной лужи и завернули за угол.
– Совсем не нравится, – отвечал Маэда.
– А мне так ужасно нравится! – горячо и охотно поделился я своими ощущениями. – Еще три недели такой жизни, и я уже не смогу вернуться в метрополию, потому что где, кроме как здесь, сыщешь такой разнузданное соитие?!
– Я вам сочувствую, – отвечал Маэда. – Но говорите тише. И потом, почему бы вам не жениться на японке?
14
Не знаю уж, что там было бы через три недели, но уже через пять дней пребывания в этом злосчастном городе я приобрел совершенно ослепительную (по местным представлениям) репутацию и стал до того известен, что мною заинтересовались специальные службы короля Мандухая. Еще бы: я прослыл жутким скандалистом, потрошителем и блестящим фехтовальщиком, за которым следом ходит табун слуг, мало чем уступающих своему господину в искусстве поразвлекаться и побуянить.
Впрочем, репутация эта была вполне заслужена: за пять дней нами было разгромлено три публичных дома (один чуть не сожгли), и если вначале я еще смущался при виде местных женщин, то через самое короткое время сделался смел, как тигр, а в ноздри стал вставлять специальные фильтрующие воздух тампоны (спасибо г. шерифу); было учинено пять грандиознейших драк в местных трактирах, и еще восемь раз мы фехтовали с разными лицами на улице; мерзавец герцог вызывал меня на дуэль четыре раза, и в конце концов я отрубил ему левую руку по локоть. Последнее обстоятельство общество сочло весьма плачевным как для герцога (что понятно), так и для меня, потому что герцог оказался любимцем Мандухая. В связи с этим приспешники Папенштока, возглавляемые потомственным дворянином Гиппусом, с которым мы так очаровательно встретились в первом по счету публичном доме, атаковали ночью мой дом и пытались его поджечь, но были отбиты из пулемета и забросаны гранатами. Число моих с Маэда (читай: Фофо) жертв не поддавалось учету. И во всех начинаниях нам сопутствовал неутомимый сексуальный орел, потомственный дворянин Коитус, фантазии коего по части развлечений казались неистощимыми.
Одним словом, я вел себя совсем как кровопийца, о чем ежедневно страдальческим голосом докладывал г. шерифу по рации, уповая на то, что закрытая полицейская волна все же не прослушивается. Г. шериф просил меня не терять присутствия духа и продолжать наблюдения. Но кое-что я и так уже разузнал: так, на местном электрооборудовании было усмотрено клеймо «И Пэн». К тому же на днях в очередной потасовке Маэда сломал меч об одного господина, который, взглянув на него с неодобрением, убежал прочь, прикрывая рукой разрубленное место. Маэда так и застыл с вытаращенными глазами, и его чуть самого не зарубили: разрубленный был определенно из стали. Из этого происшествия стало ясно, что мы и в Сарти иногда имеем дело с роботами, а они, как уже известно из опыта в Арториксе, не всякому мечу поддаются. Правда, это был первый такой случай в нашей с Маэда практике. Дройт известиям обрадовался и посоветовал всегда держать при себе ручки-индикаторы, а также предупредил, что вскорости подошлет в помощь Люлю Шоколадку с кой-каким оборудованием, которое только что собрали в нашей полицейской лаборатории.
– Очень кстати! – сказал я. Эта фраза была единственной, сказанной на человеческом языке, а все остальные разговоры мы с шерифом вели исключительно на варварском наречии, усложненном массой сокращений и специфических звуков, понятных только нам двоим. Ни один варвар, даже если бы «И Пэн» его где-то и добыл, не смог бы раскусить смысла сложной системы попискиваний, покряхтываний, посвистываний и порыгиваний, которые мы с Дройтом вплетали в неблагозвучную и без этого варварскую речь. На закрытую полицейскую волну надейся, но сам не плошай!
– Послушайте, Тодзио, сходите, пожалуйста, к Гиги и приведите сюда наших коллег. По-моему, самое время. Иначе местные бордели сведут меня с ума. Сегодня ведь к нам снова явится Коитус, – сказал я Маэда, с наслаждением попивая правильное пиво из банки. Маэда обвешался оружием и вышел.
Я же допил пиво и пошел наверх готовить апартаменты для прибывающей в Сарти супруги потомственного дворянина Бака ди Барябмы, потомственной дворянки Лизз фон Кочетт. Вместо с ней прибывал и мой вассал, потомственный дворянин Кэис, человек восточного происхождения и большой скромности: у него не было даже слуги! Придется Фофо стараться за двоих.
Указанные господа не заставили себя ждать и шумно (Маэда их инструктировал) ввалились в дверь, причем господин Кэ-и не поленился дать с порога длиннейшую очередь в дом, что стоял напротив нашего. Там жили какие-то мастеровые.
– Н-да! – сказал господин Кэ-и, прикрывая дверь. – А тут мерзкий климат: всюду вонь и грязь.
Лиззи тем временем с упоением висела у меня на шее.
– Ты хочешь сказать, что чувства твои сильны, как никогда? – спросил я мою боевую подругу. – Видишь, как совместная работа на тебя действует. Еще немного, и ты выйдешь за меня замуж.
– Да перестаньте вы, господа, в самом деле! – махнул на нас рукой господин Кэ-и. – Лучше включите периметр. Сейчас хотя и день, но осторожность не помешает.
Я показал потомственным дворянам их помещения, после чего дал замечательный обед с пивом и бифштексами – в честь прибывших.
Обед проходил весело и оживленно.
– Да, господа! Сегодня вам предстоит познакомиться лично с потомственным дворянином Коитусом. Я вам про него много и интересно рассказывал, – обрадовал я супругу и вассала.
– Это тот, который приучил тебя к чудовищному разврату? – поинтересовалась Лиззи, пиля ножичком бифштекс.
– Тот самый.
– Интересно, чему он меня научит…
– Я вызову его на смертельную дуэль и отрублю ему все, что только возможно отрубить!
– Э, нет, – вступил господин Кэ-и, закончивший наконец трапезу. – Позвольте уж мне. Я ведь как-никак вассал. Я его лично порублю. Пусть только что-нибудь себе позволит!
На улице между тем раздался рев мотора: к дому сквозь лужи подъезжала какая-то, судя по звуку, грузовая машина. И еще доносился какой-то смутный шум, в котором я уверенно опознал грохот танковых траков.
– Неужели опять нас убивать приехали? – заметил я. – Что-то они раньше днем не очень нас жаловали. Все больше ночью. Под покровом темноты.
Мы включили экран внешнего обзора. В самом деле, перед нашим домом стоял мощнейший пятитонный грузовик-фургон. Серого цвета, однако умеренно грязный, даже, я бы сказал, скорее, чистый. На боку у фургона был нарисован черный паук зловещего вида – эмблема специальной службы охраны, подчиненной лично Мандухаю. Про это ведомство ходили самые зловещие слухи и сплетни.
Из фургона стали выпрыгивать солдаты в ватниках и горшках с рогами. На каждом горшке красовался черный паук. Порядочно солдат… Из кабины неторопливо выбрался какой-то пожилой господин с неимоверным количеством цепей на шее и в идиотской треуголке с пером. Он лениво натянул перчатки, бросил взгляд на десантирующихся солдат и отдал нехотя распоряжение:
– Оцепить квартал!
– Ну, и как вам это нравится? – спросил я.
Маэда, не говоря ни слова, поднялся на второй этаж поближе к гранатометам. Мы привезли с собой пару десятков одноразовых «Мух».
– Н-да, – заметил господин Кэ-и. – Похоже, миссию нам выполнить не удастся. Зря вы вчера так решительно обещали господину шерифу во всем разобраться.
– Погодите, сэр! – отвечал я. – Возможно, это не по нашу душу.
Но тут грузовик, разгрузившись, отъехал в сторону, а на его место уверенно встал «тигр» и стал разворачивать пушку в сторону дома, занимаемого потомственным дворянином Баком ди Барямба.
Потом подъехал белый «форд» и зарулил за танк. Из-за танка показался какой-то щупленький тип в бархатном костюме, белой рубашке и ярком галстуке, слегка горбатенький и припадающий на правую ножку. Поверх галстука у него болталась тонкая, но дорогая цепочка с золотым пауком. Типчика сопровождали двое здоровенных громил в ватниках и касках, но с цепями на груди – потомственные дворяне.