Конечно, было страшно. Но разве мог Воеводин допустить взрыв плотины, не попытавшись спасти ее? Разве он мог допустить, чтобы город снова погрузился во тьму, как в мрачные дни фашистской оккупации, чтобы остановились уже начавшие действовать предприятия и затормозилось восстановление краснорудских заводов?..
Собрав все свое мужество, с затаенным дыханием Воеводин осторожно приподнял ящик. Руки его дрожали, и он ничего не мог с этим поделать. Челюсти сами собой стиснулись, и на скулах вздулись мускулы. Во рту пересохло. Он опирался правым коленом о край выемки, проделанной саперами в стене бычка, левую ногу держал на выступе, почти у самой воды. Река, переливаясь через плотину, шумела за спиной, обдавая ее холодными брызгами, от которых мороз пробегал по коже.
Мина была теперь у него в руках, груз тянул его вниз, а Алексею нужно было сделать движение на себя, чтобы вытащить мину из ниши. Дорог была каждая секунда, но он будто окаменел от напряжения.
По заранее обдуманному плану, он должен был опустить мину на плотик, привязанный у основания бычка, и пустить его вниз по течению, чтобы саперы расстреляли мину из винтовок вдали от гидроэлектростанции.
Желтый ящик, который Воеводин держал в руках, был плотно закупорен, но майору казалось, что он отчетливо видит цилиндрический корпус взрывателя с завинченной до отказа крышкой, раздавившей ампулу с кислотой. Едкая жидкость, в течение трех лет разъедавшая металлический стержень, вот–вот должна была завершить свою долгую работу. Боевая пружина взрывателя расправит тогда стальные суставы, готовясь вонзить жало ударника в капсюль–воспламенитель…
Часы или секунды оставались до взрыва — узнать невозможно. Ясно одно: время до этого рокового мгновения сокращалось с каждым ударом сердца, бившегося все учащеннее.
Сделав над собой усилие, Воеводин стал медленно поворачиваться всем корпусом. Будто сведенные судорогой, окостеневшие руки, описав дугу, медленно вынесли мину из ниши. Теперь нужно было осторожно снять колено с упора и, выпрямив ногу, поставить ее на самый нижний выступ бычка.
То, что так легко проделал бы Воеводин без мины, казалось теперь почти неосуществимым. Тяжелая ноша все сильнее тянула вниз, нарушая равновесие. Скользили намокшие подошвы сапог. Рябило в глазах от быстро текущей воды. Хотелось разжать руки и бросить мину в воду, но майор, стиснув зубы, предельным напряжением воли подавил минутную слабость.
Плотно прижавшись боком к стенке бычка, Воеводин медленно сполз вниз. Вскоре он уже сидел на корточках, и мина была теперь у самой воды. Не разжимая рук, майор осторожно опустил ее на плотик и тогда только перевел дыхание и рукавом гимнастерки вытер со лба холодный пот.
Остальные мины Воеводин извлекал уже спокойнее. Движения его стали решительнее, точнее. И хотя, поскользнувшись, он чуть было не упал в воду с третьей миной, уверенность в окончательной победе уже не покидала его. Только после того, как все было сделано, он почувствовал вдруг, что колени его подгибаются и руки трясутся мелкой, противной дрожью.
После он вспомнил: первой к нему подбежала Варя, но что она говорила, что он отвечал ей, не осталось в памяти.
На другой день Дружинин пригласил к себе Хмелева и сообщил ему, что нашлась наконец злополучная мина. Старый мастер вздохнул облегченно и спросил:
— А как же документ немецкий с моей подписью? Нашли его, Владимир Александрович?
— Э, да черт с ним, с этим документом! — небрежно махнул рукой Дружинин. — Не нашли мы документа. Да, видно, и не клали его туда немцы, а хотели только запугать вас. Надеялись, что страх заставит вас оберегать их тайну. Ничего не вышло, однако. Дух советский победил в вас этот страх! — И он крепко пожал руку старому кузнецу.
1948
Неожиданная поездка
Открыв глаза, Евгений Курганов увидел белую стену своего маленького домика из местного пористого камня. В центре ее был четко отпечатан оранжевыми прямоугольниками тонкий переплет окна. Солнце взошло — значит, пора вставать. Но вставать не хотелось, и Евгений полежал еще немного, размышляя о недавних событиях.
Несколько дней назад экспериментальную базу, на которой Курганов работал старшим научным сотрудником, посетила специальная комиссия Бакинского энергетического института, которому база была подчинена. С тех пор Антон Кириллович Сарычев, начальник базы, и Дмитрий Астров, молодой талантливый инженер, которого Сарычев считал своим учеником и последователем, как–то вдруг изменились. Дмитрий, впрочем, всегда был не очень разговорчив, а теперь ему было над чем подумать. Но почему Сарычев стал таким раздражительным? Почему с такой неохотой отвечал на вопросы Курганова?
Евгений напряженно размышлял обо всем этом, когда кто–то довольно бесцеремонно постучал в окно. Приподнявшись на локтях, он увидел сухощавое пасмурное лицо Сарычева.
— Поднимайтесь, Евгений Николаевич, — хмуро произнес он. — На совещание в район нужно ехать. Забыл вчера предупредить вас.
— На какое совещание? — удивился Евгений.
— По вопросу орошения, — ответил Антон Кириллович, позевывая и потирая свежевыбритые щеки. — Райком партии его проводит. Приглашают персонально меня, вас, Астрова. Придется ехать. Собирайтесь. Буду ждать вас в машине.
Минут через пятнадцать Курганов был готов к отъезду. Его механик Асмар Рагимов считался лучшим шофером базы. Когда Сарычеву предстояла длительная поездка, он всегда брал его с собой. Решил он взять Рагимова и на этот раз.
Он приказал Асмару срочно вывести из фокуса параболоидную установку — солнечную машину, собирающую с помощью огромной вогнутой чаши отраженные солнечные лучи узким пучком на гелиокотле.
Асмар выключил поворотный механизм, автоматически подставляющий зеркальную поверхность параболоида потоку солнечных лучей, и он потускнел вдруг, потеряв весь свой блеск и величие.
Когда Курганов подошел к автомобилю, Астрова в нем еще не было.
— Разве Дмитрий не собрался еще? — удивленно спросил Евгений.
— Он и не собирается, — ответил Антон Кириллович, и в голосе его почувствовалось легкое раздражение. — Не могу же я приостановить все работы на базе из–за этого совещания! Вы ведь знаете, как занят сейчас Дмитрий Иванович.
— А он знает об этом совещании?
— Знает, — сквозь зубы процедил Антон Кириллович, — но ему не до того.
— Совещание пошло бы ему на пользу, — заметил Курганов, садясь в машину.
— Ну, это еще как сказать, — неопределенно произнес Сарычев и добавил, слегка понизив голос: — А уж вам–то оно на руку, конечно.
Евгений резко повернулся к Антону Кирилловичу. Глаза его вспыхнули, брови почти сошлись у переносицы. Но он сдержал раздражение и проговорил почти спокойно:
— Совещание прежде всего на руку колхозному хозяйству района!
Сарычев поморщился, но ничего не ответил.
— Поехали, Асмар! — скомандовал он шоферу.
Минут пять ехали молча. Евгений задумчиво смотрел вперед, на пыльную извилистую дорогу. Антон Кириллович откинулся на спинку сиденья и, казалось, усмехался чему–то. Повернувшись к Курганову, он спросил с наивным удивлением:
— Не понимаю, зачем мы с Астровым понадобились на этом совещании? Вы — коммунист. Для вас присутствие на нем, видимо, в обязательном порядке. Но мыто с Дмитрием Ивановичем люди беспартийные, зачем же нас требовать на совещание в районный комитет партии?
— Вас пригласили, Антон Кириллович! — возмутился Евгений. — Но вы могли бы и не ехать, если полагаете, что вопросы орошения колхозных полей — дело сугубо партийное. По–вашему выходит, что к беспартийным ученым, работающим в засушливом районе Азербайджана, вопросы эти не имеют отношения?
— Ну и колючий же вы человек! — проворчал Сарычев и недовольно отвернулся от Курганова.
Но у Евгения все бушевало внутри, и он не собирался кончать разговор.
— Нет, уж позвольте мне высказать все. Антон Кириллович! — возбужденно продолжал он. — Вы думаете, что я не понимаю, почему с некоторых пор вы изменили отношение ко мне? Простить не можете, что, по моему заявлению, комиссия из института приезжала? Но разве это было неожиданностью для вас? Разве я не требовал от вас того же, что потребовала комиссия?
Сарычев молчал, сердито насупившись, а Евгений все еще не унимался и продолжал горячо обвинять Антона Кирилловича.
— И я и другие сотрудники нашей базы не раз ведь предлагали вам вывести солнечные машины из «тепличных» условий экспериментальной базы на широкий простор колхозных полей и там завершить их испытание. Но разве вы послушались нас?
— Теперь–то вы добились своего! — зло отозвался Сарычев. — Кончилась по вашей милости научная работа. Мы превращаемся из ученых–экспериментаторов в колхозных практиков.
— Да понимаете ли вы, что говорите?! — возмутился Евгений. — Я вижу, с вами сегодня положительно невозможно разговаривать.
Курганов раздраженно отвернулся от Сарычева и, прижавшись к задней стенке сиденья, не проронил более ни слова. Молчал и Антон Кириллович. Только Асмар вполголоса напевал какую–то азербайджанскую песню. Он, казалось, был совершенно спокоен, хотя Евгений хорошо знал, как близко принимал Асмар к сердцу все, что касалось экспериментальной базы.
Самед Мамедов мечтает о золотом ишаке
К зданию районного комитета партии Сарычев с Кургановым подъехали около десяти часов. Первый секретарь райкома Джафаров весело приветствовал их:
— А, ученые мужи! Салам алейкум! Вовремя приехали. Пойдемте, пора начинать совещание.
Их пригласили в президиум. Курганов сел рядом с Джафаровым, и секретарь райкома шепотом рассказывал о каждом из ораторов. Когда на трибуну вышел председатель колхоза «Первое мая» Самед Мамедов, Джафаров заметил:
— Очень интересный человек. Лучший в области селекционер хлопка!
Самед Мамедов, высокий, плотный мужчина, поправил пеструю тюбетейку на бритой голове и достал из кармана гимнастерки военного образца какую–то бумажку. Он не спеша развернул ее и деловито разгладил ладонью, но так и не взглянул на нее ни разу за все выступление. Да она и ни к чему была человеку, который говорил так горячо. Речь шла о самом близком его сердцу деле, не помнить всех деталей которого было просто невозможно. А перед ним в просторном зале сидели такие же, как и он, хлопководы, с такими же заботами и тревогами о своем хозяйстве. Затаив дыхание слушали они бесхитростную повесть о том, как колхозом «Первое мая» были превзойдены качества знаменитых сортов египетского хлопка «пима» и «маарад», как «шредер» год за годом сдавал свои позиции советским сортам хлопка.
— Сейчас мы испытываем совершенно новый сорт хлопка! — с воодушевлением говорил Самед Мамедов. — Это питомец нашего колхоза. Знали бы вы, сколько труда на него пришлось положить! Зато он теперь покажет себя. Такой урожай нам принесет, каких не было никогда! Только вот беда — засуха ему грозит. Мы орошаем хлопковые поля из местного озера, но воды в нем в этом году совсем мало. Не идет она, как раньше, самотеком на поля. Что ты тут будешь делать! Нелегко поднимать воду из озера. Много сил приходится тратить, чтобы подавать ее в арыки. А этот год особенно жаркий. Мощную водокачку нужно ставить, чтобы вдоволь напитать поля водой. Такой водокачки под рукой пока нет. Плохо дело получается! Без воды хлопок может остаться. Что делать, спрашивается? Как спасти поля? Чем подавать воду из озера?
Собрание слушало Мамедова внимательно. Чувствовалось, что и у других была такая же беда — лето в самом деле стояло исключительно засушливое, и почти все колхозы ощущали недостаток в воде.
— Вот и выходит, — продолжал Мамедов, — что не видать нам устойчивой урожайности без надежной системы орошения. Долго мы ломали голову над тем, как это лучше и дешевле сделать. Но вот недавно потолковали с одним ученым человеком о своей заботе, а он и говорит: «Дадим вам воды на поля сколько угодно». — «Кто даст?» — удивляемся мы. «Солнце даст», — отвечает ученый человек. «Солнце?! — кричу я. — Солнце, от которого сохнут наши поля?! Ты смеешься, наверно?» Но он не смеялся. Он сказал, что есть такие машины, солнечные машины, которые будут поднимать воду и орошать наши поля. Чем сильнее будет палить солнце, тем лучше будут работать эти машины!
Поправив черные с проседью усы, Самед Мамедов сияющими глазами обвел собрание, любуясь впечатлением, которое произвели эти слова. Потомив слушателей длительной паузой, он торжественно добавил:
— Солнечные машины быстро вскипятят нам воду и дадут пар! Пар заставит действовать насосы. А насосы будут поднимать воду на любую высоту. На самые засушливые участки попадет тогда вода и сделает их плодородными.
Джафаров легонько толкнул локтем Курганова и прошептал:
— Понимаете теперь, зачем вы здесь нужны?
А Самед Мамедов вдохновлялся все больше и больше. Размахивая руками, он чуть не сбросил с трибуны стакан с водой.
— Наше азербайджанское солнце, — говорил он, — может, оказывается, честно работать на наши азербайджанские колхозы. Фрукты нам сушить надо? Пожалуйста, солнце это сделает — солнечные сушилки есть для этого. Вода нужна для бани? Есть и солнечная баня, самая дешевая на свете. Кипяток нужен для чайханы? Тоже пожалуйста — солнечные кипятильники имеются. Плов сварить нужно? Опять солнце поможет: солнечная кухня существует. Заморозить мясо или рыбу требуется? Солнце холод сделает: холодильник солнечный люди придумали. Разве это не чудеса — с помощью солнца лед делать!
Самед Мамедов торопливым движением застегнул ворот гимнастерки, будто ему сразу вдруг стало холодно. Обведя всех присутствующих вдохновенным взглядом, он продолжал:
— Но это не всё. Солнце может дать нам и электрический свет. В каждом доме своя электростанция будет. Установят на крыше специальные батареи, напитаются они днем солнцем, а ночью электрический свет дадут. Вот, оказывается, какая сила в солнце! И ученые наши уже заставили эту силу служить нам. Они приручили дикое наше солнце. В уздечке оно будет теперь ходить, как добрый золотой ишак.
Слушатели довольно улыбались — речь Самеда Мамедова им понравилась. Какой–то старичок возбужденно воскликнул:
— Хороший ишак в хозяйстве всегда нужен! Давайте его нам поскорее, товарищи ученые!
В бурю
На следующий день, когда Сарычев и Курганов возвращались к себе на базу, в пути их застиг ураган. Совещание закончилось еще вчера, но Сарычев заезжал к своей семье, жившей в районном центре, и Евгений вынужден был из–за этого задержаться. Едва они выехали за город, как небо быстро заволокло тучами. Частыми яркими вспышками сверкали молнии, за которыми тотчас же следовал сухой треск грозовых разрядов, словно кто–то совсем рядом сбрасывал бомбы, пытаясь подбить машину.
Горы, обычно хорошо видные, затянуло густой, непроглядной синевой. Ветер бушевал со страшной силой. Давно уже в этих краях не было такого урагана. Казалось, вот–вот оторвет он машину от шоссе и швырнет в сторону. А Асмар, не сбавляя газа, все несся вперед, будто хотел обогнать бурю.
Евгений невольно представил себе энергетическую базу: свою параболоидную установку, возвышавшуюся над каменистой площадкой; огромные участки стеклянных секций водонагревателей; похожие на гигантские пюпитры кипятильники на металлических подставках… Ветер бушевал теперь среди этих сооружений. Успеют ли сотрудники базы укрепить их, прижать ниже к земле, принять меры предосторожности?
За параболоид он почти не беспокоился. Параболоид должен выстоять: он испытывался еще в модели на очень сильную ветровую нагрузку. Но вот удержат ли тормоза его поворотный механизм?
— Может быть, переждем ураган? — не оборачиваясь к Курганову, спросил Сарычев.
— Чего пережидать? — удивился Евгений. — Такая буря может беды натворить на базе. Спешить надо!
В это время на крутом повороте шоссе сильный порыв ветра так свирепо обрушился на машину, что развернул ее поперек дороги.