— Что значит «по природе»? Я слаб, подчиняюсь брату — а это слабость вдвойне… Такие, как я, чаще всего и становятся изменниками.
Она взяла мою руку в свои и крепко сжала ее.
— Не мучай себя… не мучай нас…
Я подумал: ведь она и не предполагает, что именно она — главная причина моих мучений!
* * *
Мадам вошла ко мне, и я сразу понял, что она хочет сообщить какую-то новость. Она, как бабочка, порхала с новостями из комнаты в комнату.
— Господин Мансур не слышал? Махмуд Абуль Аббас — торговец газетами — сватался к Зухре, но она ему отказала! Ведь это безумие, господин Мансур!
— Она не любит его, — простодушно сказал я.
— Она идет по неверному пути! — воскликнула мадам, сверкнув глазами.
Горе Сархану, подумал я, если он бросит ее. Я сам придумаю ему наказание, какого он заслуживает!
— Посоветуй ей, пожалуйста, — зашептала, склонившись ко мне, мадам, — она послушается тебя… она тебя любит…
Я еле сдержался, чтобы не вспылить.
* * *
Холодный ветер хлестал в окна пригоршнями дождя, морской прибой наполнял здание непрерывным гулом. Я не слышал, как вошла Зухра, и заметил ее, лишь когда она поставила передо мной чашку. Я был рад ее приходу — она отвлекла меня от черных мыслей. Я улыбнулся и предложил ей плитку шоколада.
— Вот уже второй жених, которому ты отказываешь! — засмеялся я.
Она настороженно взглянула на меня, а я продолжал:
— Хочешь знать мое мнение, Зухра? Я предпочел бы Махмуда Сархану!
— Ты просто не знаешь его, — нахмурилась она.
— А ты разве знаешь Махмуда?
— Мы с Сарханом очень подходим друг другу, — сказала она решительно.
Она любит его и будет любить до тех пор, пока он не женится на ней или не изменит ей.
— Зухра, — сказал я, — я очень уважаю тебя и хотел бы, чтобы ты была счастлива…
* * *
Я не мог поехать в Каир — было очень много важной и срочной работы. Дария, измученная одиночеством, позвонила мне по телефону.
Когда на следующей неделе мы встретились, она сказала нервозно:
— Ну вот, теперь я преследую тебя!
Я поцеловал ей руку. Мы сидели в отдельном кабинете казино «Флорида». Я рассказал ей о своей работе, из-за которой задержался с приездом. Дария была чем-то обеспокоена и много курила. Я тоже был не в лучшей форме.
— Я завалил себя работой, — сказал я, — и только благодаря этому держусь.
— Но я не могу больше выносить одиночества.
— Мы с тобой в заколдованном круге и вместе с тем ничего не предпринимаем, чтобы выбраться из него.
Я попытался размышлять логически.
— Если следовать здравому смыслу, — сказал я, — то мы должны либо расстаться, либо добиваться развода…
Ее серые глаза расширились.
— Развода?! — вскричала она.
— И начать новую жизнь… — продолжал я спокойно.
— Это так неожиданно!
— Однако естественно и, если хочешь, нравственно…
Она совсем растерялась.
Немного помолчав, я спросил ее:
— А как, по-твоему, вел бы себя Фавзи, окажись он на моем месте?
— Он любит меня, — ответила она поспешно.
— Но он не остался бы с тобой, если б знал, что ты любишь другого.
— Ты ударился в теорию.
— Но это действительно так — я ведь знаю Фавзи!
— Представь… представь, что с ним будет…
— Ты больше всего переживаешь из-за того, что оставила Фавзи, когда он в тюрьме. Но ведь ты оставила только его, а не его принципы…
Я увидел перед собой Фавзи, увидел, как он сидит на канапе, смотрит на меня черными миндалевидными глазами и курит кальян. У него полно забот, его одолевают бесконечные сомнения, но в чем, в чем, а в своем семейном счастье он не сомневается.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Настоящий человек жертвует свой жизнью только ради того, что действительно стоит такой жертвы… — сказал я и взял ее за руку. — Давай выпьем и не будем больше об этом думать…
* * *
Я весь кипел от негодования, когда узнал о нападении Хусни Аляма на Зухру. Чуть позже, сидя в холле с Амером Вагди и мадам, я услышал из их разговора о драке Сархана с Хусни. Я пожалел, что они не убили друг друга. Хорошо бы проучить Хусни. Конечно, я не сомневался, что он может стереть меня в порошок, но ненависть моя была сильнее страха. Мадам ушла. Я вдруг заметил, что Амер Вагди с интересом и дружелюбием разглядывает меня.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Мне кажется, у меня нет будущего.
Он улыбнулся так, как улыбается человек, много повидавший на своем веку.
— Молодость — враг самоуспокоения; в этом вся суть.
— Прошлое — тяжелейшая ноша. Она не дает мне идти вперед, а сбросить ее я не могу.
— Есть потрясения, неудачи, — сказал он серьезно, — но ты вполне заслуживаешь достойной жизни.
Мне не хотелось продолжать разговор на эту тему, поэтому я спросил:
— А о чем вы мечтаете?
Он засмеялся:
— О том, чтобы в последний мой день рядом со мной была подруга.
— Разве вам не все равно, как умереть?
— Самый счастливый человек — тот, кто засыпает после доброй вечеринки и не просыпается никогда!..
* * *
Я люблю Александрию. Но не в ясные дни, пронизанные теплыми золотистыми лучами солнца, а во время разгула стихии, когда сгущаются мрачные тучи, застилая горизонт, когда все в природе замолкает в тревожном ожидании и вдруг налетает порыв ветра, сгибает ветви деревьев, шквалы с диким ревом следуют один за другим, в бурном веселье взметая клубы пыли. Блеск молний ослепляет, раскаты грома заставляют сердце трепетать, а потоки дождя как бы смыкают небо и землю, и кажется, будто происходит сотворение мира. А потом шторм утихает и мрак рассеивается, Александрия открывает свое чисто вымытое лицо, и тогда с особой радостью воспринимается свежая зелень, сверкающий асфальт, легкий ветерок, мягкая прозрачность утра.
Раздался бой часов. Я заткнул уши пальцами, чтобы не знать, который час. Затем до меня донеслись какие-то странные голоса. Они не замолкали, а становились все громче. Ссора? Драка? Видит бог, в этом пансионате происшествий хватит на целый континент. Сердце подсказало мне, что и на этот раз причиной суматохи является Зухра. Вот голоса стали слышны отчетливее. Зухра и Сархан. Я подбежал к двери. Распахнув ее, я увидел их в холле. Они сцепились, как петухи, а мадам пыталась разнять их.
— Я свободен! — в бешенстве причал Сархан. — Я женюсь на ком хочу… Я женюсь на Алис!
Зухра бушевала, как вулкан. Значит, Сархан добился своего и теперь хочет улизнуть. Я подошел к нему, взял за руку и увел в свою комнату. Пижама его была разорвана, губы в крови.
— Дикарка! — орал он.
Я пытался успокоить его, но напрасно.
— Представь… ее милость хочет выйти за меня замуж! Полоумная распутница!
Мне надоела эта истерика.
— А почему она хочет выйти за тебя замуж?
— Спроси ее… спроси ее…
— Я тебя спрашиваю…
Он вдруг перестал бесноваться и вперился в меня взглядом.
— Раз она требует, чтобы ты женился на ней, значит, у нее есть какие-то основания, — настаивал я.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что ты негодяй!
— Ты понимаешь, что говоришь?
Я плюнул ему в лицо и в бешенстве заорал:
— Ненавижу тебя, ненавижу всех негодяев, всех подлецов!..
Через секунду мы с ним уже схватились, однако мадам ворвалась в комнату и помешала нам.
— Прошу вас, — голос ее дрожал, — мне уже все это надоело, сводите ваши счеты на улице, а не в моем доме!
И вывела его прочь.
* * *
С тяжелой головой и болью в сердце я поплелся в здание радиостанции. Войдя к себе, я увидел женщину, сидящую у стола. Дария? Да, это была она. С минуту я, остолбенев от изумления, стоял перед ней, не говоря ни слова.
— Дария!
Я взял ее руку в свои. Я испытывал огромную признательность ей. Исчезли беспокойство и страх, владевшие мной.
— Какая приятная неожиданность, какое счастье, Дария.
— Я не дождалась тебя — сил не хватило, — сказала она, — Я звонила тебе, но никто не ответил!
Я почувствовал какую-то безотчетную тревогу. Взяв стул, я сел рядом с ней и поцеловал ее.
— У тебя есть новости, Дария?
— Я получила письмо от Фавзи. — Она опустила глаза. — Его принес знакомый журналист.
Мое сердце учащенно забилось. Знакомый журналист. Это определенно не предвещало ничего хорошего.
— Фавзи предоставляет мне свободу действий.
Мне показалось, что я услышал биение своего сердца. Все было предельно ясно, но я хотел испить чашу капля за каплей. Удивительно — волнение мое было настолько сильным, что я не чувствовал ни удовлетворения, ни радости.
— Что это значит? — спросил я.
— Очевидно, ему все известно о нас!
— Но как?
— Любым путем, да и не это важно!
Мне казалось, что меня заковали в железо, а ведь я должен был чувствовать себя счастливым! Что же произошло?
— Ты думаешь, он оскорблен?
— Во всяком случае, он поступил так, как ты предполагал!
В замешательстве я опустил голову.
— Почему ты молчишь?
Да, мне оставалось лишь подать сигнал к действию. Ведь я так мечтал строить семейный очаг с Дарией. Мечта готова была уже воплотиться в жизнь. А я не чувствовал себя счастливым — нужно быть откровенным с собой, — я был только взволнован и испуган. Я не испытывал ни стыда, ни сожаления. Все происходило как бы помимо моего сознания. Но если я не хочу защищать свое счастье, то чего же я хочу?
— Ты так долго обдумываешь свой ответ, что я чувствую себя смертельно одинокой! — сказала она тревожно.
Однако мне было необходимо хорошенько подумать. Я был так взволнован и напуган, что даже слова сочувствия не шли у меня с языка. Что со мной?.. Внезапно чары ее рассеялись, я освободился от ее власти надо мной. Где-то внутри меня поднялась черная волна отчужденности, сопротивления и даже жестокости. Я не мог найти этому объяснения.
— Почему ты молчишь? — настаивала она.
— Дария, — голос мой был совершенно бесстрастен, — не принимай этого дара — его благородства!
Она пристально взглянула мне в лицо, еще не верящая, несчастная. Но я, упорствуя в своей жестокости, продолжал:
— Отвергни его без колебаний!
— И это говоришь ты?!
— Да, я.
— Но это же смешно, это глупо, я ничего не понимаю…
— Отложим пока объяснения, — с отчаянием сказал я.
— Как ты можешь говорить мне такое?
— Но я не могу тебе ничего объяснить.
В глубине ее серых глаз заблестели огоньки.
— Ты заставляешь меня сомневаться в здравости твоего рассудка!
— Уверен, что заслуживаю этого.
— Значит, ты все это время обманывал меня?! — воскликнула она.
— Дария!
— Скажи откровенно… ты лгал мне?
— Никогда!
— Может, ты разлюбил меня?
— Никогда… никогда…
— Ты все играешь…
— Мне нечего сказать, я презираю себя, а тебе не следует приближаться к человеку, презирающему самого себя.
Она отвернулась от меня. Помолчала немного, будто не зная, на что решиться, и заговорила как бы сама с собой:
— До чего же я была глупа! И вот теперь должна за это расплачиваться. Ты не внушал мне ни доверия, ни надежды. Как я этого не замечала? Ты увлек меня своими сумасбродными порывами. Да, ты безумец.
Я притих, словно провинившийся ребенок, и искал спасения в молчании. Я старался избегать ее взгляда, не замечать стука ее пальцев по краю стола, жаркого дыхания. Я как бы превратился в холодный труп.
— Тебе нечего сказать? — дошел до меня откуда-то издалека ее голос.
Но я безмолвствовал. Она резко поднялась. Я тоже встал. Она вышла на улицу. Я последовал за ней. Мы вместе пересекли мостовую, и она ускорила шаги, показывая, что не желает, чтобы я шел рядом с ней. Я остановился и долго провожал ее взглядом. У нее такая знакомая, легкая походка… Я ощущал грусть и какую-то отчужденность. Я думал, что это моя первая и, скорее всего, последняя любовь. Когда она скрылась из глаз, я, несмотря на свое страдание, почувствовал смутное удовлетворение.
* * *
Спокойная ровная гладь моря сияла чистой голубизной. Где же ревущий шквал? Из-под редких пушистых облаков, словно ресницы, устремились к горизонту алмазные лучи заходящего солнца. Где же громады туч? Легкий ветерок играл листьями пальм. Где же бушующий ураган?
Я смотрел на бледное лицо Зухры, на следы высохших слез на ее щеках, смотрел в ее погасшие глаза, и мне казалось, что я смотрю в зеркало. Жизнь представала предо мной своей грубой, жестокой стороной, которая привлекает авантюристов и отчаявшихся. Вот и я отнял честь у женщины и сбежал как подлец. Да, я смотрю в зеркало.
Зухра с опаской покосилась на меня:
— Только, пожалуйста, не надо упреков и назиданий.
— Слушаю и повинуюсь, — грустно сказал я.
Я еще не пришел в себя после горького свидания с Дарией, у меня не было возможности поразмыслить и осознать все, что произошло. Но я был уверен, что буря еще грянет и что вершина бедствий еще не достигнута.
— Может, то, что случилось, к лучшему, Зухра.
Она промолчала.
— А что же дальше? — спросил я.
— Я жива, как видишь…
— А как твоя учеба, Зухра?
— Буду продолжать.
— Печаль пройдет, будто ее и не было. Ты выйдешь замуж, родишь детей…
— Лучше бы мне быть подальше от мужчин, — произнесла она с горечью.
Я засмеялся — впервые с коих пор! Она ведь не знает, какой смерч пронесся в моей душе, не знает о безумии, охватившем меня. Вдруг мне пришла в голову мысль. Была ли она неожиданной? Нет, несомненно, у нее были скрытые корни. Мысль сумасшедшая и потому соблазнительная. Мысль странная, оригинальная и красивая. Это почти то, чего я искал. Она как бальзам для моей истерзанной души.
— Зухра, — сказал я, нежно глядя на нее, — жизнь не балует меня, и ты тоже не весела…
Улыбка благодарности мелькнула на ее лице, а меня подхватила новая волна энтузиазма.
— Зухра, прогони печаль, будь сильной — ведь ты всегда была сильной. Скажи мне, когда я увижу улыбку счастья на твоем лице?
Она наклонила голову, губы ее дрогнули.
Вот она, девушка, которая мне нужна, — одинокая, изгнанная, отверженная.
— Зухра, — сказал я взволнованно, — ты, может быть, и не знаешь, как ты мне дорога… Зухра… будь моей женой!
Она резко повернулась ко мне, растерянная и недоверчивая. Губы ее раскрылись, чтобы что-то сказать, но не произнесли ни слова.
Все еще находясь во власти порыва, я продолжал настаивать:
— Будь моей женой, Зухра… Я знаю что говорю!
— Нет, — ответила она, немного оправившись от изумления.
— Мы поженимся в ближайшее время…
— Ты любишь другую!
— Там нет никакой любви, это все плод твоего воображения. Дай мне ответ, Зухра!
Она вздохнула и посмотрела на меня.
— Ты честный, благородный человек, но под влиянием чувств делаешь поспешные шаги. Нет, я не согласна, да и ты не готов к этому.
— Значит, отказываешь, Зухра?
— Я благодарна тебе.
— Поверь мне, дай мне хоть обещание… надежду… и я буду ждать!
— Нет, — решительно ответила она. — Я благодарю тебя и ценю твои чувства, но не могу принять их. Возвращайся к своей девушке. Если у вас произошла какая-то ссора, то, несомненно, неправа она, но ты должен проявить великодушие.
— Зухра… поверь мне…
— Нет. Не будем об этом, пожалуйста, — ответила она твердо.
Я заметил усталость в глубине ее глаз, как будто она тяготилась нашим разговором. Поблагодарив меня кивком, она вышла из комнаты.
И снова вокруг меня пустота. Я огляделся, будто ища помощи. Когда же произойдет землетрясение? Когда разразится буря? Что я сказал? Как я сказал? И почему? И каким образом я смогу положить всему этому конец?
* * *
Каким образом я смогу положить конец всему этому? Повторяя вопрос в каком-то помешательстве, я вышел из комнаты. В холле я увидел Сархана, говорившего по телефону. У двери стоял его чемодан. Я с ненавистью взглянул на его затылок. Оказывается, Сархан занимает в моей жизни гораздо большее место, чем я думал. А если он исчезнет отсюда, как же я буду дальше жить? Где же мне его тогда разыскивать? Он притягивает меня к себе, как свет бабочку. Он словно капля яда, которой я мог бы излечиться.