ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НЕ ТОЛЬКО БОЯРИН БОДРСТВОВАЛ В ТУ НОЧЬ...
Не сомкнули глаз крестьяне, имевшие дочерей, потому что никто не знал, кому из девушек предстоит на рассвете стать жертвой дракона. Не сомкнули глаз и те парни, у кого были невесты; ни на миг не уснули братья, тревожившиеся за участь сестёр, и ещё много-много других людей. Самые смелые собрались в хижине деда Панакуди, чтобы обсудить, как и что делать дальше. Были тут Козёл, Двухбородый, молодой дровосек с рассечённым лбом, два-три пастуха, углежог из Дальних Выселок со своим семнадцатилетним сыном, которого звали Сабота. - Я считаю, надо тайком увести всех девушек в лес, - сказал Козёл. - А я, - шёпотом произнёс Панакуди, - советую сначала положить в рот два ореха и уж тогда говорить. Сквозь стены всё слышно, а у соглядатаев боярских ушки на макушке. Когда во рту орехи, не разобрать, кто говорит и что говорит. Все кивнули - мол, твоя правда. - Да здравствует боярин Калота, его свита и боярский совет! Да пошлёт им небо здоровья и всяческого благополучия! - громко выкрикнул старик, потом взял два ореха и уже гораздо тише произнёс: - А шейчаш дауайте говоуить пуавду! - Всё равно разобрать можно, дедушка! - неожиданно подал голос Сабота, сын углежога. - Лучше по-другому! - Это как же? - удивлённо посмотрел на юношу старый Панакуди. - Перед каждым слогом говорить "ПУ". Вот так: ПУ-а Пу-сей-Пу-час Пу-да-Пу-вай-ПУ-те Пу-го-Пу-во-ПУ-рить ПУ-пра-ПУ-вду! - Шмотьи ты, что пьидумал мальчишка! Здоуоуо, хитуо! - обрадовался Панакуди и выплюнул орехи. - Сто шестьдесят лет живу на свете и до такого не додумался! Ай да малый! Кабы я раньше про то знал, не стал бы орехи всю жизнь во рту держать, все зубы остались бы целы, а то - видали? - трёх зубов не хватает! - Старик раскрыл рот, и все увидели, что у него действительно нет трёх зубов. - ПУ-до-ПУ-лой ПУ-бо-ПУ-яри-ПУ-на ПУ-ка-ПУ-ло-ПУ-ту! - выкрикнул Козёл. - ПУ-до-ПУ-лой! - согласился Панакуди. - Но давайте поговорим о деле, а то ПУ-вре-ПУ-мя ПУ-не ПУ-ждёт! И дальше пошёл такой разговор (разумеется, никто не забывал ставить перед каждым слогом "ПУ"): - Давайте тайком уведём девушек в дальний лес и спрячем там в пещерах, повторил Козёл. - А что толку? Стражники Калоты похватают мужчин и выведают, куда спрятали девушек, - возразил Панакуди. - Из нас всех только один человек будет знать, где они, - настаивал на своём Козёл. Но остальные растолковали ему, что девушек - а их было не меньше ста спрятать мало, нужно ещё и кормить. А попробуй прокорми сто человек разве скроешь это от боярских глаз? - Давайте лучше разведаем, кого из девушек собираются отдать дракону, её одну тогда и спрячем, - предложил Панакуди. Двухбородого (он считался приятелем Варадина, потому что ходил вместе с ним в горы собирать целебные травы) послали подстеречь, когда тот выйдет из крепости, и с глазу на глаз вызнать, кого из девушек хотят отдать дракону. Двухбородый тут же отправился исполнять поручение, остальные продолжали разговор. - Во всём виноват боярин! - неожиданно подал голос сын углежога. - Взять бы да отправить его на тот свет! Все оторопело уставились на юношу, а отец выбранил его: - Дурень! Молокосос безусый, а туда же - в мужской разговор лезет! Как влеплю сейчас затрещину за дурацкие твои слова!.. - Воля твоя, батюшка, бей, только дозволь ещё спросить, - сказал Сабота. - Это о чём же? - досадливо сдвинул брови углежог. - Хочу я спросить у дедушки Панакуди, чем думают мужчины в нашем селении усами или мозгами? - Молчать! - замахнулся отец на Саботу. Но Панакуди остановил его: - Не обижай юношу! - И обернулся к Саботе: - Прав ты, сынок, в нашем селении мужчины и впрямь не мозгами думают, а усами. Кабы мозгами - так не разделились бы на три дружины, не шли бы на дракона поврозь. Гаки не завёл бы лучших наших пастухов в пещеру, а Зверолов не вздумал бы ошпаривать дракона кипятком. Ничего этого не было бы! - Старик так разгорячился, что забыл об осторожности: не прибавлял "ПУ" к каждому слогу. - ПУ-ти-ПУ-хо! - напомнил ему Козёл. - Никаких ПУ-ти-ПУ-хо! Ты мне рта не затыкай! - разошёлся Панакуди. Пускай делают со мной что хотят, хоть вешают, хоть псам кидают, мне всё равно, и так уже одной ногой в могиле стою! Старик вынул кисет, набил трубку, стал высекать огонь, но от волнения, вместо того чтобы бить огнивом по кремню, ударял кремнём по огниву, не переставая возмущённо ворчать: - Какое там! Не то что усами - наши мужики верёвками думают, которыми у них царвули подвязаны! - Чем бы ни думали, - заговорил молодой дровосек с рассечённым лбом, сражаться с драконом дело трудное. - А можно было не сражаться. Можно было... ну, например, сжечь его! - не мог успокоиться дед Панакуди. - Завалить вход в пещеру дровами, хворостом и поджечь! - А он дунул бы разок, весь огонь наружу выдул, лес заполыхал бы, и опять худо пришлось бы нам, а не дракону, - возразил молодой дровосек. - Может, и так, но надо было прежде пораскинуть хорошенько мозгами! - всё ещё горячился Панакуди и продолжал бить кремнём по огниву, пока Сабота не остановил его, сказав, что так ему огня вовек не высечь. Панакуди спохватился, ударил огнивом по кремню, трут загорелся, и по комнате распространился приятный запах. Всё то время, что старик высекал огонь, Сабота неотрывно смотрел на его руки и напряжённо о чём-то думал. А когда трут загорелся, он неожиданно казалось бы ни к селу ни к городу - спросил у деда Панакуди, не найдётся ли у него ещё трут. - А на что тебе? Уж не начал ли ты курить? - удивился тот. - ПУ-най-ПУ-дёт-ПУ-ся ПУ-или ПУ-нет? - Что другое, а это найдётся. - ПУ-а ПУ-сколь-ПУ-ко ПУ-его ПУ-у ПУ-те-ПУ-бя, дедушка? - продолжал расспрашивать Сабота, и глаза у него загорелись. - Да мешок... А может, и два будет... У меня другого занятия нету, брожу день-деньской по лесу, трут для трубочки собираю. - Два мешка! - воскликнул Сабота, от радости позабыв про "ПУ". - Тогда считайте, что дракон уже мёртв! Дай я тебя расцелую, дедушка! Сабота кинулся к Панакуди, но углежог вскочил и остановил сына. - Рехнулся у меня парень, разрази его гром! - Как же ты одолеешь дракона? - встрепенулись все, но Панакуди сделал Саботе знак, чтоб помалкивал. - Молчи, сынок! - сказал он. - Если ты глупость надумал, пусть лучше никто о том не узнает. Если же умное, злые люди помешать могут. Не говори ни слова, заклинаю тебя! А уж если говорить, так, может, мне одному! - Да хоть сейчас, дедушка! - Сабота быстро зашептал ему на ухо. Панакуди сначала слушал и только моргал, потом перестал моргать и вытаращил глаза, потом вскинул руку, в которой держал свою палку, бросил палку на землю, крепко обнял юношу и воскликнул: - О небо! О громы небесные! Пока рождаются такие парни на нашей земле, не погибнет наше селение! Не погибнет?
* * *
Вот о чём говорили в доме старого Панакуди, пока там ожидали возвращения Двухбородого. Но почему его так долго не было? Выйдя от деда Панакуди, Двухбородый первым делом разулся, чтобы ступать бесшумно. Крадучись, дошёл он до боярской крепости. Луна спряталась за тучами, и, никем не замеченный, он добрался до потайной дверцы, откуда, по его расчётам, должен был выйти Варадин. Ночная тьма надёжно укрывала его, но для верности Двухбородый связал свои бороды над головой наподобие платка. Голова у него стала похожа на птичье гнездо, только глаза поблёскивали. Долго ждал он, но никто не входил и не выходил из крепости. Всё живое спало или притворялось спящим. Тишину нарушали только шаги ночной стражи на крепостных стенах - Калота не полагался и на высокие стены своей крепости. "Варадин мог выйти из Главных ворот", - подумал Двухбородый, но только было собрался покинуть свой пост, как послышался тихий скрип, и он впился глазами в стену. Потайная дверца медленно отворилась, и оттуда выскользнули два человека в длинных плащах. Незнакомцы насторожённо оглянулись по сторонам, прислушались, что-то шепнули Друг другу и повернулись к дверце. Кто-то невидимый подавал им оттуда какие-то предметы. Вдруг что-то, звякнув, брякнулось о булыжник, и Двухбородый мигом смекнул, что из крепости выносят ножи или мечи, во всяком случае какое-то оружие. Незнакомцы так же бесшумно взвалили таинственный груз на спины, дверца закрылась, а незнакомцы направились в селение. Но не по дороге, а через луга, напрямик. Ещё немного, и оба растворились бы в ночной тьме, но луна вдруг вынырнула из-за туч и осветила на мгновение таинственных посетителей крепости. Двухбородый успел заметить, что один из них, который повыше, в меховой шапке с лисьим хвостом. В Петухах такую шапку носил только Главный Охотник! Луна снова спряталась за тучу, но Двухбородый успел кое-что увидеть и понял: затевается что-то недоброе! Иначе зачем было тайком, в неурочный час выносить из крепости какой-то таинственный груз? Что звякнуло о булыжник? Не осталось ли оно на земле, у потайного входа? Может, поискать? Любопытство так жгло Двухбородого, что он вернулся и стал шарить руками по земле. Наконец он нащупал что-то холодное и твёрдое. То была стрела! Двухбородый сунул её за пояс и быстрым шагом направился назад, в селение. У Панакуди его ждали с нетерпением. Всем хотелось узнать, кому из девушек суждено стать первой жертвой дракона. Но вместо этого Двухбородый рассказал о ночных тенях, шапке Зверолова и о стреле. - Дай-ка её сюда! - сказал Панакуди. - А ты, Сабота, зажги лучину, поглядим, что за стрела... В мерцающем свете лучины все увидели сверкающую, хорошо отточенную боевую - не охотничью - стрелу. Итак, сомнений не было: Зверолов и его неизвестный помощник получили через потайную дверь несколько пучков боевых стрел. А поскольку передали Зверолову эти стрелы тайно, под покровом ночи, значит, стрелы предназначаются не для войны с другими землями. И не для схватки с драконом. Если бы с драконом, зачем таиться? Для кого же они предназначены? В кого будут пущены? Стрел ведь не одна и не две, а несколько связок. Объяснение напрашивалось одно: эти стрелы полетят во врагов Калоты тут, в боярской вотчине. Просто так, за здорово живёшь, боярин оружие раздавать не станет! Значит, опасность грозит самым лучшим, самым смелым жителям селения, и опасность эта исходит от боярского прихвостня - Главного Охотника, Зверолова.
Много было высказано мнений, много планов кроено и перекроено, в конце концов сошлись вот на чём: сначала обезвредить Зверолова, а уж потом подумать и о драконе. Оставалось решить, каким образом обезвредить. Углежог предложил поджечь дом Зверолова, тогда и сам Зверолов сгорит вместе с боярскими стрелами. Молодой дровосек с рассечённым лбом вызвался размозжить Зверолову голову топором. Козёл доказывал, что надо связать Зверолова и бросить на съедение дракону. Однако Панакуди в ответ на все эти предложения отрицательно мотал головой. - Нет! Боярин только этого и ждёт, чтобы напустить на нас своё войско и всех до единого перебить, - сказал он. - Вот что: я тут посижу подумаю, а вы идите спать, набирайтесь сил. Сдаётся мне, завтра нам понадобится больше сил, чем когда-либо. На этом спор и прекратился. - Саботу оставь у меня, - попросил Панакуди углежога из Дальних Выселок. Поясницу так ломит, что мне ни лечь самому, ни укрыться! - И, обращаясь к остальным, продолжал: - Как солнце встанет, соберитесь на площади и стойте смирно, шума не подымайте. Коли нужно будет что сделать, я скажу. Покойной ночи! Все ушли. Пропели уже вторые петухи. Сабота начал стелить постели, но старик остановил его: - Нет, нет, сынок, спать нам некогда. Я Калоту с малых лет знаю и могу тебе сказать - всем нам верная гибель, если мы не найдём выхода. А выход есть один - заставить Зверолова сказать всю правду. - Да легче заставить змею яд выплюнуть, чем Зверолова правду сказать! изумился юноша. - А я всё-таки заставлю! - с угрозой произнёс Панакуди, и впервые лицо его стало злым. - Есть надёжное средство. Только мне понадобится твоя помощь. - Всё сделаю, что ты велишь! Да разразит меня гром! - поклялся юноша. - Тогда слушай, - зашептал Панакуди. - Есть у меня чудодейственный корень. Стоит человеку проглотить хоть крупинку этого корня, не больше горошины, как он начинает говорить одну только чистую правду, и длится это три дня и три ночи. - Почему ж ты не дашь отведать этого корня нашим односельчанам? - удивился Сабота. - Пускай бы все и всегда говорили правду! - При таком жестоком и глупом боярине, как наш Калота? Упаси нас небо! Панакуди даже руками всплеснул. - Дам я корень, к примеру, Козлу. Он в глаза назовёт Калоту кровопийцей и угнетателем, Гузку - подлецом и подлизой, Главного Прорицателя - вруном и обманщиком. Что тогда будет? Беднягу кинут на растерзание псам, и на свете станет одним хорошим человеком меньше. - Это верно, - согласился Сабота. - Но тогда мы можем... - Молодец, сынок! Я знал, что сразу смекнёшь! - Старик одобрительно похлопал Саботу по плечу. - Да, мы можем употребить этот корень против наших врагов! Ах, сколько раз подмывало меня сделать это, когда я видел, какие бесчинства творит Калота и его советчики! Сколько раз! - с глубоким вздохом произнёс Панакуди. - Но всегда откладывал это на более тяжкие времена. Теперь эти времена настали. Теперь пора. И начнём мы со Зверолова. - Не откладывая! - Сабота вскочил, глаза у него засверкали. - В одном загвоздка, - сказал Панакуди. - Как заставить Зверолова проглотить этот корень? - С молоком! - осенила Саботу счастливая мысль. - Ведь козопас каждое утро ставит у Зверолова под дверью ведро с козьим молоком. Кинуть туда несколько крупинок - и готово дело! - Умница! Видать, и ту штуку с драконом ты придумал не случайно. Голова у тебя здорово варит! - снова похлопал его по плечу Панакуди. - Вот тебе корень. Беги спасай врагов Калоты. Сабота взял мешочек с толчёным чудодейственным корнем и пошёл к двери, но потом вернулся и почтительно поцеловал старику руку. - Постой! - спохватился Панакуди. - Из-за этого Зверолова я не спросил тебя насчёт дракона... Когда? - Когда кончим наше дело со Звероловом. Правильно! - Старик обнял юношу, потом подтолкнул к двери: - Торопись, сын углежога, и да помогут тебе громы небесные!