Второе обстоятельство — у него текущий счет в «Дейче банк», этот счет указан на бланках и конвертах «Эврики». Не сразу текущий счет стал таким весомым, Кертнеру для этого понадобилось несколько лет самой энергичной деятельности.
«Оборотистый парень этот Конрад Кертнер! — удивлялся Этьен. — Откуда только у него взялась коммерческая жилка? Насколько я знаю, у нас в роду торгашей не было».
Что касается солидного «Дейче банк», то Кертнер стал туда вхож лишь потому, что этот банк является в Германии и Австрии корреспондентом «Чертеред бэнк оф Чайна». С «Чертеред бэнк» долгие годы был связан фабрикант Скарбек, который тогда работал в Китае и в Манчжурии и сумел рекомендовать в «Дейче банк» Кертнера, уезжавшего в Германию.
Вскоре владелец «Эврики» стал зарабатывать столько, что содержал и свою контору и своих помощников. Но средств для того, чтобы расширить дело, не хватало, и Кертнер стал подыскивать себе компаньона. Впрочем, для этого были и другие основания, вовсе не финансового характера: единоличный владелец скорее привлечет к себе внимание тайной полиции.
На международной выставке в Лейпциге Кертнер познакомился с синьором Паоло Паганьоло, итальянским авиаинженером и благонадежным дельцом. Позже они встречались на деловой почве в Вене, Познани, Линце, Цюрихе и Милане. Кертнер предложил Паоло Паганьоло стать компаньоном, и тот согласился.
Новые компаньоны рассудили, что в Милане клиентура у них будет шире, чем в Вене. Промышленные центры Ломбардии открывали перед «Эврикой» обширное поле деятельности.
Компаньоны нашли в Милане приличное помещение для своего бюро, а этажом выше в том же доме Кертнер снял маленькую, духкомнатную квартиру; он жаловался, что зимой зябнет, что ему и его ревматизму недостаточно двух худосочных секций батареи центрального отопления, которые в здешних домах бывают чуть–чуть тепленькими; наконец–то ему удалось найти кабинет с камином.
Кертнер поместил в миланской торгово–промышленной газете «Иль Соле» объявление: «Конторе «Эврика» нужна секретарша. Предложения направлять по адресу: почтовый ящик No 172, Главный почтамт, Милан».
Предложений поступило множество, по мнению Паганьоло — несколько весьма подходящих. Но почему его компаньон так настаивает на кандидатуре синьорины Джаннины Эспозито? И стенографию она знает слабо, и опыта работы у нее маловато. Только потому, что она — такая смазливая и бойкая на язык?..
Паганьоло, не в пример своему компаньону, мало интересовался судьбой отца синьорины. Некогда тот состоял в коммунистической ячейке, распространял газету, которую выпускал Антонио Грамши, был одним из руководителей забастовки на заводе «Капрони» и умер в городской больнице Турина от побоев, после драки у заводских ворот с чернорубашечниками. Бывший товарищ отца, а ныне ее отчим и сейчас работает мастером сборочного цеха на том самом авиационном заводе. Не знал Паганьоло также и о том, что у синьорины есть жених…
Паганьоло с самого начала хотел поставить дело на широкую ногу. А почему бы «Эврике» не завести свой автомобиль? Однако Кертнер не поддержал Паганьоло; тот несколько удивился, но на своем предложении не настаивал.
Кертнер мог купить легковой автомобиль не только для конторы «Эврика», но и для личных нужд — не такая это сверхроскошь. «Фиат» выпуска 1935 года стоит 25 — 30 тысяч лир, то есть 1250 — 1500 долларов. А обстоятельства заставят — автомобиль последней модели можно всегда продать со скидкой. Обтекаемый кузов, множество мелких усовершенствований, феноменальная скорость — до ста километров в час! Международное удостоверение на право водить автомобиль лежит в кармане, вот она, красная книжка, увы, бесполезная. Иногда просто чешутся руки, так хочется посидеть за баранкой! Но он отказался от заманчивой мысли. Зачем обращать на себя внимание частыми поездками? Одно дело — таксомоторы, извозчики, а другое машина с постоянным номером, за ней следить куда легче.
Не раз за годы коммерческой деятельности Кертнер обращался в свой «Дейче банк» с просьбами, которые считались общепринятыми: не откажите, дескать, в любезности проверить кредитоспособность такой–то фирмы. Обещаю не разглашать полученных сведений. С уважением такой–то. Номер текущего счета такой–то.
Банк конфиденциально представлял справку, и вкладчик получал возможность судить, насколько солидны векселя проверяемой фирмы.
Кертнер ни минуты не сомневался, что торговая палата в Милане начнет теперь о нем собирать сведения, что и на него в местном банке будет заведено досье, о нем тоже наводят справки и дают их любопытствующим вкладчикам.
Но кредитоспособность «Эврики» могла вызывать сомнения лишь до того дня, когда на имя Кертнера в миланскую контору «Банко ди Рома» поступил крупный вклад; именно этот банк выполнял в Италии функции корреспондента «Дейче банк».
С той поры, за два с половиной года, никто в коммерческих кругах Милана не усомнился в безупречной репутации богатого дельца Конрада Кертнера.
Подписи Кертнера и Паганьоло были зарегистрированы в Торговой палате Милана, и отныне их векселя принимали во всех банках. Как не раз с довольной усмешкой повторял Кертнер, их векселя «имеют хождение наряду со звонкой монетой».
5
Кертнер вошел в контору «Эврика» с букетом роз и церемонно преподнес Джаннине, сидевшей за машинкой.
— Мне? А по какому поводу?
— Сегодня день рождения возлюбленной нашего дуче.
— Синьор, как всегда, шутит.
— А вы забыли, что сегодня два года вашей работы в «Эврике».
— Вы очень внимательны, шеф, спасибо… Каждый раз, когда вы задерживаетесь на аэродроме, я волнуюсь.
— И напрасно. В воздухе я чувствую себя гораздо увереннее, чем на земле… И вообще у меня сегодня отличное настроение. Сам Лионелло похвалил мои фигуры высшего пилотажа. Но если бы вы знали, какие фигуры мне удались сегодня на бирже! О–о–о!
На самом же деле Кертнер был не на шутку встревожен и с трудом притворялся веселым, беззаботным.
Не только кассирша из театра «Ла Скала» и пожилой телеграфист интересовались делами «Эврики» и знакомствами Кертнера.
Сигналы Джаннины не были первыми. Еще раньше Этьена насторожили письма, приходившие на его имя.
Вот и сейчас Кертнер, разбирая почту в конторе, взял конверт и стал рассматривать его на свет.
— Аккуратно подклеено, — сказала Джаннина, наблюдая за шефом. — Это тоже женское любопытство?
— Письмо из Цюриха, — сказал Кертнер, — вместо двух дней шло две недели.
Судя по штемпелям, с некоторых пор письмам стала присуща подозрительная медлительность, письма терпеливо ждали, пока их перлюстрируют…
Были и другие тревожные сигналы. Еще в прошлом месяце Этьен убедился, что его телефонные разговоры подслушивают. Он ничем не выдал своей осведомленности, напротив — находил в разговорах поводы сообщать подслушивающему, где он будет или куда едет. И был сознательно точен в информации о себе. Очень скоро служба подслушивания оставила его в покое.
Кассирша и телеграфист, черепашьи письма и подслушанные разговоры. Все это находилось в тесной связи между собой и еще с одним происшествием, которое, пожалуй, было самым тревожным.
После одного из недавних полетов на «летающей стрекозе» агент ОВРА* на аэродроме Чинизелло пригласил Кертнера к себе и заявил, что пленка, снятая им, должна быть изъята.
_______________
* OVRA (Opera volontaria repressione antifascista) - тайная
полицейско–шпионская и террористическая организация (примеч. автора).
Кертнер уверял агента, что сегодня вообще не фотографировал, так как «лейка» не в порядке; он заметил это еще утром, когда заряжал пленку. Но объяснения не помогли, Кертнер разрядил свою «лейку» и вручил агенту катушку с пленкой.
Тот скрылся в фотолаборатории, а через несколько минут вышел смущенный. Он просит принять извинения: фотоаппарат у синьора действительно не в порядке, вся пленка засвечена.
Этьен заранее знал, что скажет агент. Все объясняется тем, что в «лейке» есть секретная кнопка и, нажав на нее, можно мгновенно засветить всю снятую пленку. Секретная кнопка сконструирована надежным товарищем из фотоателье «Моменто» и выручала уже не раз и не два…
Слишком много следов оставляли сыщики вокруг Кертнера. Может, он совершил какой–нибудь промах? Был недостаточно осторожен? Или слежка идет не за ним одним, но и за другими иностранцами?
Недавно в Италии введены новые, более строгие законы о соблюдении секретности. То, что прежде публиковалось в печати, демонстрировалось на заводах, на выставках в рекламных целях, теперь оказалось под запретом.
Может быть, все объясняется тем, что в последнее время в Италии было несколько провалов у французской разведки?
Этьену известно — ее платный агент выкрал из морского министерства чертеж, который французы хотели сфотографировать. Сняли копию, вернули чертеж в министерство. Но при этом завербованный агент не заметил, что в сверток вложен его гонорар — тысяча лир. Деньги попали на глаза другим сотрудникам, начальству доложили, началось следствие. Деньги передали в сиротский приют и усилили наблюдение за сотрудниками, обыскивали всех, кто выходил из здания.
В министерстве авиации французы завербовали капитана, мобилизовав для этой операции обворожительную даму. Капитан кутил на франки своей нежной и щедрой возлюбленной, но ловко обманул прекрасную Сюзанн. При обыске у него дома нашли штампы «Секретно», «Совершенно секретно», «Специа», он ставил их на чертежи, в которых не было никакой секретности. И капитан открутился на суде от всех обвинений.
В ходе следствия всплыл еще один скандальный факт. В здании министерства авиации засорилась в первом этаже уборная — кто–то выбросил чертежи, но не успел изорвать их достаточно мелко; вынести чертежи из здания или подбросить обратно не удалось. Прокурор утверждал, что это дело рук того же капитана, сожителя Сюзанн, но суд признал обвинение недоказанным.
Капитан и в самом деле не рвал чертежей в уборной. Эти чертежи несчастливо доставал для Этьена один антифашист, сотрудник высшей дирекции Управления опытов и изысканий министерства авиации. Хорошо, что тот сотрудник остался вне подозрений. Его арест мог бы стать для Этьена катастрофой.
И так ему трудно дышать в предгрозовой атмосфере последних дней, иногда он просто физически ощущал нехватку воздуха. Вот такое же ощущение пережил Этьен однажды, когда летел на большой высоте: он сидел в неотапливаемом бомбовом отсеке на парашюте, надев кислородную маску, а кислород в маску не поступал, шланг был поврежден.
Слишком много признаков, что на него ведут облаву, за ним охотятся, кто–то идет за ним по пятам, уже дышит ему в затылок. Хорошо бы сбить ищеек со следа!
Вот почему Этьен так охотно принял приглашение берлинской фирмы «Нептун», с которой поддерживал деловой контакт. Будет очень кстати скрыться из Милана хотя бы на две недели.
Раздался настойчивый телефонный звонок. Джаннина сняла трубку:
— Алло!.. Да, здесь… Цюрих… Ваш компаньон… — Джаннина передала трубку Кертнеру.
— Алло! Синьор Паганьоло?.. Большое спасибо… Как всегда. Какая у вас погода?.. Завидую, — Кертнер, продолжая разговор, подошел к окну. Юбилей? Это в наших интересах. «Нептун» празднует половину столетия… Ну что же, тогда поеду один. — Он внимательно сквозь жалюзи посмотрел на улицу и увидел в подъезде дома напротив человека в светлых брюках, который посматривал на окна «Эврики». Кертнер удовлетворенно усмехнулся. — Поеду послезавтра или в четверг. Как всегда, курьерским… Спасибо, всего хорошего… — Кертнер положил трубку и, не отрывая от нее взгляда, распорядился: — Закажите билет…
— На Берлин?
— До Вены и на сегодня!
Есть ли у ОВРА какие–нибудь улики против Этьена или их нет, но совершенно ясно, что следует принять дополнительные меры предосторожности. Театральные свидания с Ингрид прекратить, сегодняшний «Бал–маскарад» последний, а радиопередатчик «Травиата» пусть пока помалкивает.
6
Перед тем как контора «Эврика» переехала из Вены в Милан компаньоны позаботились о том, чтобы получить представительства в Ломбардии или во всей Италии от нескольких австрийских, германских и чешских фирм.
Помимо оформления патентов на изобретения, имеющие касательство к авиации и к смежным областям техники, контора «Эврика» представляла отныне несколько фирм, заинтересованных в реализации своей продукции в Италии. То были преимущественно усовершенствованные моторы и двигатели, новейшие приборы и оборудование. На многие из них совсем недавно получены патенты и лицензии, ограждающие международные права изобретателя и гарантирующие фирмам монополию в той или другой области машиностроения или приборостроения.
Наибольший оборот давала германская фирма «Нептун». Кертнер получил это представительство благодаря тому, что был солидным вкладчиком «Дейче банк» и управляющий венским отделением банка рекомендовал Кертнера.
«Нептун» изготовлял аккумуляторы; аккумуляторные батареи этого типа, в частности, устанавливались на подводных лодках «Сферико». Фирма «Нептун» не ошиблась в выборе представителя: сбыт аккумуляторов в Италии стал расти из месяца в месяц.
К тому времени относится изобретение одного пожелавшего остаться неизвестным итальянского инженера. Синьору Икс удалось увеличить мощность аккумуляторов в два раза, и, что еще важнее, добиться одновременно почти двойного уменьшения веса и уменьшения габаритов. Эти показатели играют немаловажную роль во всех областях техники, но особенно важны для подводников, которые избегают тяжеловесного и громоздкого оборудования.
Вскоре после того как синьор Икс изобрел новый аккумулятор, предприимчивые итальянские дельцы замыслили создать акционерное общество и построить в Брешии завод аккумуляторов нового типа.
В ознаменование заслуг перед отечественной индустрией синьор Икс был принят в члены фашистской партии, хотя сам такого желания не изъявлял, прошения не подавал и стеснялся носить присланный ему фашистский значок.
Кертнер, не посвящая в дело компаньона Паганьоло, стал одним из учредителей нового акционерного общества и внес свою долю — сто пятьдесят тысяч лир, сняв эту сумму со своего личного счета в ватиканском «Банко Санто Спирито», то есть «Банке Святого Духа». Было обусловлено, что участие Кертнера в делах «Посейдона» останется в строгой тайне, поскольку «Эврика» пока продолжает рекламировать и продавать с выгодой для себя продукцию «Нептуна».
Немцы дали своей фирме имя «Нептун» — так называли морского бога древние римляне. А акционерному обществу в Италии, по предложению Кертнера, присвоили имя «Посейдон»: так того же бога называли древние греки.
Кертнер выехал в Берлин и Бремен, чтобы предупредить дирекцию заводов «Нептун» об опасности, которая возникла после рождения «Посейдона». Отнюдь не случайно итальянцы назвали новорожденное акционерное общество также именем морского божества. Разве не ясно, что здесь скрыта угроза и подчеркивается готовность конкурировать с «Нептуном»? Вызов скорее явный, чем скрытый. При этом в руках итальянцев более совершенное техническое оружие.
— Представьте себе, — убеждал Кертнер директора–распорядителя фирмы «Нептун», — что вас вызвал на дуэль человек, у которого в руках скорострельный автомат–пистолет «рейнметалл», а вам всучили кремневый пистолет Лепажа. Такие пистолеты были популярны среди дуэлянтов…
Следовало бы перекупить итальянский патент еще раньше и в зародыше умертвить изобретение, которое может доставить «Нептуну» столько неприятностей.
Как известно, по Версальскому договору Германии запрещалось иметь свой подводный флот. Лишь полгода назад Гитлер денонсировал Версальский договор, но еще раньше Канарис вел успешные переговоры о сооружении подводных лодок немецкой конструкции в Испании, Италии, Голландии и Японии. И Кертнер опасался, что усиленные и облегченные аккумуляторы «Посейдон» найдут дорогу на те верфи быстрее, чем продукция «Нептуна».
Ну, а если немцы приобретут чертежи «Посейдона» и передадут их в военно–морское ведомство Третьего рейха? И такой вариант был предусмотрен Кертнером. Дело в том, что технологию, разработанную итальянцами, нельзя сразу внедрить на старых заводах «Нептуна», для переоборудования цехов понадобится много месяцев.