Но как бы там ни было, после блестящих торжеств в Вене, Штутгарте и Мюнхене Александр почувствовал усталость. Он стал мечтать об уединении, где можно было бы погрузиться в благочестивые размышления. И здесь судьба его свела, как он считал позже, с «ангелом-хранителем», взявшимся указать ему путь к Богу. Это была баронесса Юлия де Крюденер. Дочь лифляндского дворянина старинного рода барона Фитингофа и вдова видного дипломата барона де Крюденера, она провела бурную молодость, исколесила всю Европу, завязала дружеские отношения с французскими литераторами, королевой Гортензией, королевой Луизой. После смерти мужа, потеряв часть состояния, она мало-помалу отдалилась от общества красавцев-офицеров и блестящих дипломатов, до той поры смущавших воображение и будораживших ее чувства, и с возрастом нашла утешение в соблюдении церковных обрядов и религиозной экзальтации. Баронесса страстно увлеклась доктриной Сведенборга и уверовала, что призвана самим Провидением нравственно возродить человечество.
Баронесса Крюденер посетила российского императора в немецком городке Гейльбронн, где разместилась в то время главная квартира русской армии. И Александр сразу поддался ее влиянию. Конечно, царь, обхаживавший стольких красавиц в Вене, не испытывал никакого влечения к новой знакомой, которая представляла собой увядшее создание с неправильными чертами лица, заострившимся носом и покрытой красноватыми пятнами кожей. В этой пятидесятилетней даме он видел не женщину, которую стоило бы обольстить, а пророчицу, сверкающий взгляд которой наполнял его душу сладким ужасом.
В течение трех часов «спасительница» голосом, в котором звучали металлические ноты, обличала раздавленного угрызениями совести государя, намекая при этом и на убийство Павла. Она довела бедного Александра до слез. В конце концов, спохватившись, что зашла слишком далеко, баронесса начала было оправдываться, ссылаясь на Божью волю. Но он успокоил ее и попросил следовать за ним и укреплять его душу назидательными беседами.
Баронесса, причем не одна, а с дочерью, зятем и своим сотрудником, проповедником Эмпейтазом, последовала за
Александром сначала в Гейдельберг, где готовилось решающее сражение между армиями союзников и новой армией Наполеона, затем, уже после победы над Наполеоном, прибыла в Париж. В первое время российский император проводил у нее почти каждый вечер, читал вместе с ней Библию, вел беседы о спасении души или о посетивших ее видениях, смиренно выслушивал какое-нибудь из яростных обличений, тайной которых она владела. Она была бедна и, хоть и пыталась казаться бескорыстной, охотно принимала от русского царя денежную помощь. При этом баронесса растроганно называла его своим «небесным кредитором», а тот уверял, что возле нее чувствует, как приобщается к благодати и проникается духом Христа.
Благочестивая идиллия продолжилась и в Париже, где Крюденерша, как называли ее злые языки, принимала участие в торжествах, устроенных в честь Александра. Она разъезжала в элегантном придворном экипаже, воображала себя героиней праздника и даже настоящей императрицей, чье место рядом с императором, ее мистическим супругом.
Но расставшись с пророчицей в Париже и вернувшись в Россию, Александр совершенно от нее отдалился. Он, по обыкновению, быстро уставал от человека, которым страстно увлекался. И ее письма-заклинания типа: «Великий император, дитя в душе, открою Вам без страха — не продвинуться Вам без меня по пути к Богу, ибо Господь направляет меня…», которыми она засыпала Александра, хотя и льстили ему, но наводили скуку и остались без ответа.
Так и не дождавшись приглашения в Россию, «спасительница заблудших душ» некоторое время скиталась по Швейцарии и Германии, как всегда, нуждаясь в деньгах. Посеяв везде понемногу слово Божие, она, утратив наконец иллюзии, вернулась на родину в Лифляндию, в свое поместье.
А Александр, в молодости так любивший общество дам, в зрелом возрасте совсем к ним охладел. За годы войны с Наполеоном он отдалился от любовницы, прекрасной Марии Нарышкиной. Та же, в свою очередь, много путешествовала по России и Европе, пережила за это время немало любовных приключений. Возвратившись в Петербург в 1818 г., она поняла, что свою власть над Александром полностью утратила. Душевно надломленный, он больше не поддавался обольщениям плоти. Присутствие бывшей фаворитки вызывало у него лишь стесненность и чувство вины. Их связывала только дочь, София Нарышкина. У Александра не было детей от императрицы, и он души не чаял в этом «дитяти адюльтера» — прелестной восемнадцатилетней девушке, изящной и образованной. Но у Софьи была чахотка, и она умерла в июне 1824 г. накануне своей свадьбы с графом Шуваловым. Узнав об этом, Александр буквально обезумел от горя.
Странным образом горе сблизило Александра не с бывшей любовницей, а с женой. Елизавета, как всегда все понимающая, оплакивала вместе с мужем смерть ребенка, которого ему родила другая. Увядшая, исхудавшая, с проступившей на лице сетью красных прожилок, она понимала, что безвозвратно утратила женскую привлекательность, и надеялась удержать Александра лишь душевной чуткостью. «Я знаю, что с моим лицом мне не на что рассчитывать, — говорила она. — Остаток моего кокетства я посвящаю лишь морали».
Действительно, после долгого взаимного отчуждения Александр только возле Елизаветы начал обретать чувство защищенности. Давно угасшую любовь заменила нежность. Супруги часто проводили время вдвоем в Царском Селе. В Зимнем дворце Елизавета, стараясь избежать любопытных взглядов, выбирала укромные коридоры, чтобы незаметно проскользнуть в покои императора. Но влекло их друг к другу вовсе не страстное чувство: они вместе читали Библию, откровенно говорили о семейных делах, обсуждали политические вопросы. Во время этих бесед она была воплощенной мягкостью, он — воплощенной предупредительностью. Елизавета чувствовала себя счастливой и без мужских посягательств супруга.
К закату своей жизни Александра перестала интересовать и власть. Пережив крах всего, в чем видел свое высокое предназначение, он вернулся к мечте юности: отказаться от трона, удалиться от мира и кончить свои дни в уединении, посвятив себя служению Богу. К концу своего царствования он начал вести жизнь нелюдимого затворника, с облегчением переложив управление огромной страной на зловещего Аракчеева. Подолгу Александр молился перед иконами, от чего на коленях, как свидетельствовал его лечащий врач Тарасов, даже образовывались мозоли.
В июне 1825 г. резко ухудшилось состояние Елизаветы. Врачи полагали, что у нее начала развиваться чахотка, и советовали перевезти ее в теплое место. После долгих совещаний было решено везти царицу на Азовское море, в Таганрог. Александр решил сопровождать жену в этой поездке и только к концу года планировал вернуться в Петербург.
В конце сентября монаршая чета обосновалась в Таганроге. С этого времени супруги как бы заново переживают медовый месяц. Они прогуливаются вдвоем, приветливо отвечая на поклоны прохожих, объезжают в коляске окрестности, останавливаются полюбоваться скифскими курганами или же следят, как неторопливо проходят снаряженные татарами караваны верблюдов. По любому поводу Александр спрашивает жену: «Удобно ли вам? Не надо ли вам чего-нибудь?» Завтракают и обедают они тоже вдвоем, без свиты.
Но такая идиллия продлилась недолго. В октябре в сопровождении приближенных Александр с инспекционной поездкой отправился в Крым. Там он посещает живописные места, любуется крымскими пейзажами и даже говорит: «Я скоро переселюсь в Крым и буду здесь жить как простой смертный. Я отслужил двадцать пять лет, и солдату после этого дают отставку…»
Однако этим мечтам не суждено было сбыться. В начале ноября Александр вернулся из Крыма с сильной простудой, которая перешла в горячку. 1 декабря (по старому стилю — 19 ноября) 1825 г. в возрасте сорока семи лет российский император Александр I скоропостижно скончался. При вскрытии врачи констатировали, что большая часть органов была в превосходном состоянии, а причиной смерти, по мнению некоторых экспертов, скорее всего, стала желчная болезнь, давшая осложнение на мозг.
Елизавета была рядом с Александром до последних минут его жизни. Она же закрыла ему глаза и, сложив платок, подвязала подбородок. Измены, унижение, былое равнодушие — все было прощено и забыто, и душой Елизаветы владел лишь возвышенный, идеальный образ человека, давно вошедшего в ее жизнь и на закате дней одарившего ее своей нежностью. Она писала своей матери: «Все земные связи между нами порваны… Встретившись детьми, мы шли вместе тридцать два года и вместе пережили все периоды нашей жизни. Мы часто разлучались, но всегда снова обретали друг друга. Наконец нам открылся истинный путь, и мы вкушали сладость нашего союза. И в этот момент его отняли у меня».
29 декабря 1825 г. траурная процессия покинула Таганрог, а императрица осталась в городе, она была слишком слаба и ей было не по силам выдержать такое долгое путешествие. Только в конце февраля 1826 г. тело Александра прибыло в Петербург, а 13 февраля его похоронили в Казанском соборе. Немного времени спустя Елизавета, несмотря на крайнюю слабость, решилась вернуться в Петербург. Но в Келеве, городе в Тульской области, 3 мая 1826 г. она скончалась, пережив всего на полгода своего супруга. 21 июня 1826 г. гроб Елизаветы опустили в склеп и установили рядом с гробом ее венценосного супруга.
Исследователи жизни императора Александра I не раз задавались вопросом: «Любил ли кого-нибудь Александр по-настоящему?» Ведь сколько было у него любовей! Купчихи, актрисы, жены адъютантов, жены станционных смотрителей, королева Луиза Прусская, королева Гортензия… Вот только со многими дело доходило лишь до поцелуев. Возможно, Александр и не мог по-настоящему любить женщин, поскольку ему самому были присущи некоторые женские черты. Недаром же королева Гортензия называла его «Кокеткой», неисправимым щеголем, «который в глазах женщин, как в зеркалах, только самим собой и красуется».
Права ли была королева — судить историкам или психологам. Одно очевидно: ее слова мало проясняют истину. Они лишь прибавляют загадочности к образу одного из самых противоречивых императоров России.
Тито Иосип Броз
Настоящее имя Иосип Броз (род. в 1892 г. — ум. в 1980 г.)
Одна из самых мощных и загадочных личностей XX века. Пожизненный президент Югославии, Председатель Президиума СФРЮ, маршал, трижды Народный герой Югославии и Герой Социалистического Труда. Выступал поборником внеблоковой политики, был одним из лидеров Движения неприсоединения. Известен также своими бесчисленными любовными связями, за что его называли «балканским любовником».
Историки считают, что режим Тито, в отличие от других социалистических стран, держался не на советских танках, а на собственном авторитете и на крестьянском менталитете его подданных: он был для народа богом, королем и хозяином в одном лице. При жизни Тито сумел обеспечить своей стране такое высокое международное положение и влияние, каких СФРЮ по своему политическому и экономическому потенциалу не заслуживала. А сам маршал, по признанию президента США Никсона, воспринимался на одном уровне с легендарными руководителями стран антигитлеровской коалиции, о чем нынешние политики распавшейся Югославии могут только мечтать.
В своей автобиографической книге «Тито рассказывает», которая была написана через шесть лет после окончания войны, «балканский любовник», как называли его современники, не делал попыток затушевать свои человеческие слабости, такие, например, как нескромность в одежде, известная доля бесшабашности и даже нечестность в отношении денег. И хотя он не афишировал свои бесчисленные любовные связи и своих незаконнорожденных отпрысков, но и не строил из себя добропорядочного семьянина.
«Исполин революционного движения» Иосип Броз, вошедший в историю под партийным псевдонимом Тито, родился 25 мая 1892 г. в селении Кумровец, в Хорватии. Будущий маршал был седьмым ребенком крестьянина-хорвата Франца и словенки Марии. Несмотря на то что семья Броз имела и надел, и свой большой дом, жили они небогато.
Как и сотни тысяч его сверстников, мальчик приучался к труду с раннего детства — пас скот, помогал взрослым в поле. Случалось, бабушка поколачивала его, да так, что даже на закате жизни он вспоминал об этом. Иосип окончил начальную школу, научился слесарить и отправился искать счастья. Работал в Словении, Чехии, Австрии и Германии.
В 1913 г. юноша завербовался в австро-венгерскую армию и принимал участие в боях против своих братьев-сербов. Позже, когда Иосип Броз превратился в «товарища Тито», соратники по партии рекомендовали ему поменьше вспоминать о своем боевом прошлом: все-таки в югославском освободительном движении именно сербы составляли большинство. Воевал Иосип и против русской армии на восточном фронте, и даже был представлен к награде, что в последующем тщательно скрывалось. В апреле 1915 г., во время неожиданной атаки черкесской кавалерии, Иосип Броз был ранен пикой и в бессознательном состоянии попал в плен. Тринадцать месяцев он провел в госпитале в городке Свияжске, а затем оказался в Кунгурском лагере для военнопленных.
После Февральской революции Иосип бежал из лагеря, добрался до Петрограда и даже попал под пулеметный обстрел на одной из улиц столицы. Он намеревался проникнуть в Финляндию, но был задержан и просидел три недели в Петропавловской крепости. Его выслали назад в лагерь, однако по дороге он вновь бежал. После Октябрьской революции Иосип, по официальной версии, вступил в Красную гвардию, а затем «скрывался от банд Колчака в захолустной сибирской деревне».
В своих мемуарах Тито умалчивает о том, как в 1917 г. он, бывший австро-венгерский военнопленный, а ныне красногвардеец встретил в Омске 13-летнюю крестьянскую девушку по имени Пелагея Белоусова и через два года на ней женился. В 1920 г., когда власть большевиков окрепла и в стране восстановилось железнодорожное сообщение, Тито уехал с женой в Петроград, а затем присоединился к группе югославов, следовавших в Штеттин. Проведя полгода в Германии, в октябре 1920 г. они, наконец, добрались до Хорватии.
Ни тогда, ни позже о времени, проведенном на родине мирового пролетариата, Тито распространяться не любил, хотя русский язык выучил. Кстати, кроме русского и родного сербскохорватского он владел немецким, словенским, хуже — чешским, понимал английский и мог даже изъясняться на киргизском языке.
После нескольких неудачных попыток Иосип поступил на работу механиком и, видимо, именно тогда стал членом коммунистической партии. Деятельность компартии в Югославии с 1921 г. была нелегальной, и высокая политическая активность молодого рабочего была по достоинству оценена властями: в конце концов он был арестован.
С ноября 1928 г. по март 1934 г. Тито находился в тюрьме, расположенной в бывшем паулинском монастыре Белых братьев около Загреба, куда он был помещен по приговору суда за «хранение бомб и нелегальной коммунистической литературы». В это время его жена Пелагея вернулась домой в Россию, где полюбила другого мужчину, а сына Жарко бросила, оставив скитаться по детским домам (позже отец разыскал мальчика и забрал к себе). Неверность жены глубоко задела Тито, но в те дни партия косо смотрела на подобные проявления «буржуазных чувств», поэтому свой брак они расторгли по взаимному согласию в Москве в 1936 г.
В 1938 г. Пелагея Белоусова была арестована органами НКВД. К тому времени она вторично вышла замуж. Через два года ее освободили. В 1948 г. после конфликта Сталина и Тито она была снова репрессирована как бывшая жена Генерального секретаря ЦК КПЮ и приговорена к 10 годам тюремного заключения. Реабилитировали ее в 1957 г. Только в 1966 г. советские власти разрешили Жарко приехать в Москву и увидеть мать. По такому случаю ей даже дали двухкомнатную квартиру в доме № 30 по Староконюшенному переулку. В апреле 1968 г. Пелагея Денисовна умерла от сердечного приступа. Тито поручил югославскому послу в Советском Союзе возложить венок на могилу бывшей супруги от его президентского имени. По утверждению людей, близко знавших вождя, он неохотно вспоминал о своем первом браке.