Эмиль Морис рассказывает, что простым присутствием Гели удавалось "привести всех в наилучшее состояние духа". Для своего дяди она стала тем, чем когда-то Стефания, воплощением "совершенной юной женственности: прекрасной, свежей и неиспорченной, веселой, интеллигентной, такой же чистой и прямой, как её создал Бог..." Сам Гитлер в 1943 году скажет одной из своих секретарш: "Ева Браун очень мила, но в моей жизни одна Гели смогла внушить мне подлинную страсть. У меня никогда не возникла бы мысль жениться на Еве. Единственная женщина, с которой я мог бы связать свою жизнь, - это Гели". И за месяц до финальной катастрофы, в марте 1945-го он повторит: "Гели - это единственная женщина, которая сумела завоевать мое сердце и на которой я мог бы жениться".
Какими были собственные ощущения юной женщины? Сначала её очаровал этим загадочный человек. Он казался ей привлекательным и, как она пишет в письме к подруге, необыкновенным и редким мужчиной. Но её настроения и желания быстро менялись. Согласно воспоминаниям приближенного фюрера Ханфштенгля, Гели думала только о том, как бы воспользоваться ситуацией и женить на себе того, который заявил: "Шеф НСДАП должен иметь только одну жену - Германию!" Под предлогом стремления к "естественности" и желания принимать солнечные ванны она разгуливала по апартаментам своего дяди абсолютно голой. Но, видимо, не смогла ответить адекватно на чувства Адольфа. Ее, скорее всего, манил не он сам, её влекла та роль, которую она могла бы играть при нем.
Гели явно не нравилось то, что в интимных ситуациях навязывал ей знаменитый дядя. "Мой дядя чудовище, - говорила она Отто Штрассеру. - Вы и представить себе не можете, какие вещи он заставлял меня делать". После настойчивых просьб она дала следующую информацию, ставшую основным источником сведений о сексуальных пристрастиях фюрера: "Гитлер заставлял меня раздеться... Затем он ложился на пол, а я должна была присесть над его лицом", чтобы он вблизи мог исследовать анатомию любовницы. Это приводило его в упоительное возбуждение. Когда последнее достигало кульминации, он требовал, чтобы она помочилась на него, что давало ему дополнительное сексуальное наслаждение. Гели говорила, что вся эта процедура была для неё чрезвычайно неприятной... и не давала ей никакого удовлетворения".
Копрофильская перверсия (любителя экскрементов) Адольфа Гитлера подтверждается его давним и стойким интересом к моче, фекалиям и слизи. Ему нравилось ставить самому себе клизмы. Он носил с собой плети, которыми хлестал самого себя. Известна его детская страсть проклинать и поносить себя, которую он демонстрировал в интимной ситуации с различными женщинами. Забавлялся Гитлер и имитациями самоубийства: приказывал, например, слуге затягивать на своей шее галстук, пока он не досчитает до десяти.
Один из наиболее интеллигентных свидетелей среди приближенных фюрера, Эрнст Ханфштенгль, вспоминал несколько случаев, которые показывают, что отношения между дядей и племянницей отнюдь не были безоблачными. Однажды, когда Ханфштенгль пил кофе у казначея партии Ксавера Шварца (дело было в начале 1930-го), последний рассказал, что недавно вынужден был выкупить у одного господина порнографические рисунки, сделанные рукой Адольфа. В его руках оказалась серия абсолютно нецензурных набросков Гели Раубаль, выполненных с анатомической точностью. Только законченный извращенец был способен на подобные рисунки, а тем более на принуждение женщины принимать столь рискованные позы.
- Почему вы сразу не уничтожили эту гнусность? - спросил Ханфштенгль .
- Невозможно, - ответил Шварц. - Гитлер не хотел их потерять. Он потребовал, чтобы я сохранил их в Коричневом Доме.
Не менее любопытно и другое наблюдение Ханфштенгеля. Как-то, встретив Адольфа и Гели в мюнхенском театре, Путци с женой пригласили их в кафе. После ужина они шли часть пути вместе. Гитлер, говоривший о политике, вошел в раж и, чтобы подчеркнуть свои угрозы противникам, принялся яростно колотить по мостовой своей большой тростью, с которой никогда не расставался. "Случайно бросив взгляд в этот момент на Гели, - рассказывает Ханфштенгль, - я заметил у неё на лице такое выражение ужаса, смешанного с презрением, что у меня перехватило дух. "Помимо всего прочего, он её ещё и бичует", - подумал я. Несчастная вызывала у меня жалость. Она и в ресторане не показала по отношению к Гитлеру никакой аффектации, время от времени бросая через плечо мрачный взгляд в сторону других столиков. Я не мог не подумать, что её роль в этой связи чисто пассивная...".
Интересна информация, касающаяся предполагаемой связи Гели Раубаль с одним еврейским художником. Семья фюрера прекрасно знала, в чем причина самоубийства Гели. Она предполагала, что эта последняя была в действительности беременна от одного молодого еврея, профессора рисунка из Линца, которого знала с 1928 года и за которого готовилась выйти замуж.
Разумеется, все это должно было привести Гитлера в неописуемую ярость. Его карьера, судьба миссии, повисли на волоске: не дай Бог немцы узнают, что его родная племянница и единственная любовь спит с каким-то евреем! Для Гитлера единственным выходом смыть бесчестие, могло стать "самоубийство" Гели. Но она не решилась сделать это сама, и её убили. Тогда становятся понятными и шум, который слышали соседи, и засвидетельствованная странная сдержанность Гитлера при прощании с Гели 17 сентября (он ей едва ответил), и поспешность самого отъезда, и бурная сцена между племянницей и дядей.
Гитлер приказал сделать это, раз у Гели не хватит сил покончить с собой. Так все, наверное, и произошло. Это соответствует одной из разновидностей нацистских казней, когда осужденному дается для самоубийства оружие, а если он отказывается, его убивают, но версия самоубийства остается.
Кроме смерти матери, ни одно другое событие не поразило Гитлера так, как смерть Гели. Она роковым образом изменила отношение фюрера к людям. Отныне он был абсолютно свободен. Его не связывало больше ничто человеческое. Но испытание было ужасно. Целую неделю Адольф находился на грани коллапса. Вместо того чтобы ехать к матери Гели, он в тот же трагический день поехал на виллу Адольфа Мюллера, которая находилась на берегу Тегернзее. Гесс, Геринг и Штрассер не отходили от него ни на шаг. Они тайно убирают оба его "вальтера", два дня и две ночи не покидают вождя. Гитлер почти не спал, отказывался есть, не слышал и не отвечал на задаваемые вопросы. Он одиноко мерил свою комнату из угла в угол и громко разговаривал сам с собой: "Но почему? Для кого? Нет, я оставлю политику!" Слышали, как он обещал покончить с собой, говорил, что никогда больше не посмотрит на другую женщину, что его карьера кончена...
Гели похоронили на центральном кладбище в Вене. Когда все кончилось, Адольф поехал на её могилу и там залился слезами. Его едва удалось увести. Начались недели глубокой депрессии...
Богатая и не без вкуса меблированная комната Гели на Принцрегентенплац со светло-зелеными стенами, где, кстати сказать, висела акварель кисти фюрера, изображавшая поле боя в Бельгии, была превращена им в святилище. Он запер дверь и запретил входить туда всем, кроме фрау Винтер, которой, однако, нельзя было что-либо менять в комнате или переставлять вещи. Она обязана была каждый день ставить там букет свежих хризантем. В своем первом завещании 1938 года Гитлер специально распорядился о судьбе вещей, принадлежавших Гели: "Никто не должен их трогать; нужно возвратить их её матери". По фотографиям профессор Адольф Циглер, президент Немецкой академии художеств, создал портрет мадемуазель Раубаль, который висел в большой комнате Бергхофа. Профессор Торак изваял бюст Гели, который занял видное место в рейхсканцелярии. Каждый год в один и тот же день перед Рождеством (когда Гитлер впервые представил Гели партии) вплоть до самой войны Адольф приходил в эту комнату вечером и о чем-то долго вспоминал...
В окружении фюрера существовало неписаное правило, запрещавшее упоминать имя Гели при фюрере. Если он сам говорил о ней, на его лице появлялись слезы.
После смерти Гели Йозеф и Магда Геббельс, у которых обычно любил обедать Гитлер, старались подобрать для фюрера привлекательных дам. Так, например, они пригласили тридцатилетнюю Гретл Слезак, дочь знаменитого оперного певца, чтобы развеселить и отвлечь Гитлера. Как далеко зашли отношения Гитлера с "породнившейся с евреями" (ее бабушка была еврейка) белокурой дочерью Слезака, точно не установлено. Однако достоверно известно, что Гретл и Гитлер довольно часто, тщательно скрываемые Геббельсами, бывали вместе.
ОН ЛЖЕТ ТЕБЕ ТАКЖЕ,
КАК И ВСЕМ ОСТАЛЬНЫМ
Следующей любовницей Гитлера стала Винифред Вагнер. Она родилась 23 июня 1897 года в Гастингсе. Ее отцом был английский журналист Джон Уильямс, матерью - немка Эмилия Кароп. С детства болезненная, Винифред приехала в Германию, где познакомилась и с музыкой знаменитого композитора Рихарда Вагнера, и с его сыном Зигфридом, за которого вышла замуж в 1915 году.
Знакомство с фюрером состоялось 1923 году. Оно произошло в тот день, когда Гитлер посетил дом Вагнера в Байрейте. Адольф стал частым гостем семьи. Дети Винифред и Зигфрида - Виланд, Вольфганг, Фриделинда и Ференис называли его "дядей" и обращались на "ты". Гитлер был сразу и бесповоротно покорен нордическим обаянием невестки великого Вагнера. Наверное, и для Винифред это была любовь с первого взгляда.
По прошествии многих лет она, вспоминая эти времена, говорила: "Я восхищалась им, и он восхищался мной".
Когда Адольф на девять месяцев отправился в тюрьму Ландсберг, именно Винифред Вагнер стала одной из самых деятельных женщин, которые проводили кампанию по сбору средств для того, чтобы его жизнь была более сносной. Именно Винифред вместе с Хеленой Ханфштенгль и своей подругой Бекштейн умолили молодого истерика отказаться от добровольной голодовки, когда она стала угрожать его жизни.
Когда в тюрьме ему требовалась теплая одежда, усиленное питание или особая диета, она была тут как тут, чтобы доставить их.
Когда возникала необходимость в бумаге, чтобы не остановилась работа над "Майн кампф", Винифред добывала и её. Ее поведение в те времена было поведением безоглядно влюбленной женщины.
Ее дочери Фриделинде было всего три или четыре года, когда фюрер в первый раз пришел в гости к Вагнерам. Но потом она часто видела "дядю Адольфа" и многое запомнила. Фриделинда вспоминала:
"Я думаю, наша семья пришлась ему очень кстати. Я подозреваю, у него были причины посещать нас так часто, как он это делал. Он засиживался глубоко за полночь в гостиной моей матери и все время говорил. Вокруг него всегда собирались люди, чтобы послушать. Это - то же самое гипнотическое обаяние, которым он пользовался во время своих публичных выступлений. Люди, которых мама приглашала для встречи с Адольфом, были им очарованы. А ведь лиц эти влиятельные. И мама делала для него все. Я думаю, она и впрямь верила, будто он станет спасителем человечества".
Обычно приезжая в Байрейт, Гитлер в качестве особого гостя Винифред, останавливался в мемориальном доме Вагнера Ванфриде. Когда в 1930 году умер Зигфрид, визиты Гитлера стали ещё более частыми. Гитлер и Винифред наслаждались полной гармонией; он открыто восторгался эротическими партитурами вагнеровских опер, она разделяла его страсть к германской музыке и восхищалась политическими целями.
В таких условиях соблазнительно-привлекательная дама дарила своему преданному "другу" не только интеллектуальный и душевный комфорт, а и свое тело.
Младшая дочь Винифред, Ференис, весело проводила время с "дядей Адольфом", которому, как скажет позже другая дочь Фриделинда, "было совершенно легко только с Ференис - ведь вы всегда можете понять, когда мужчине трудно с противоположным полом..." Фриделинда вообще была какая-то странная, не любила ни фюрера, ни его идеи, хотя однажды её воспитанием занялась сама тетя Магда Геббельс. Дело было вечером, за ужином, когда "дядя Адольф" весело рассказывал, как его "берлинские ребята" отловили евреев и отправили их в концентрационный лагерь. Девочке стало дурно от последовавших подробностей, но высокий голос фрау Геббельс вернул её к реальности:
- Посмотрите на Фриделинду, она совершенно бледна. Вы не должны их жалеть, дитя мое. Никогда вообще не испытывайте жалости.
Последовавшие события, однако, показали не только отвращение Фриделинды к Третьему рейху, но и поразительную любовь её мамы к фюреру, чувство к которому было у неё гораздо сильнее, чем к собственному ребенку. Спасаясь от "нового порядка", уже взрослая Фриделинда бежала в Цюрих, однако Винифред нашла её и там. Между матерью и дочерью произошел серьезный разговор. Фриделинда рассказывает:
"Она верила в него абсолютно. Ничто из того, что я говорила, не могло изменить её мнения. Когда мой брат был ранен на польском фронте, Гитлер лично принес ему розы и посидел рядом на кровати. Она думала, что он ангел..."
Во время разговора Фриделинда спросила у матери:
- Ты действительно думаешь, что он говорит правду? Он лжет тебе так же, как и всем остальным.
"Мама застыла, - продолжала свой рассказ Фриделинда, - дружеское, оживленное выражение на её лице мгновенно сменилось маской ужаса, затем холодной ненависти. Она не была бы так взбешена, если бы я усомнилась в благости Божией".
Несколько опомнившись от неожиданного потрясения, Винифред бросила в лицо непокорной дочери:
- Ты должна вернуться в Германию немедленно, где тебя будут держать в надежном месте... какое-то время... Если не согласишься, тогда тебя выкрадут. Но если и эти меры будут недостаточны, тебя уничтожат, сотрут с лица земли...
Это были не её слова, а Адольфа Гитлера, переданные матерью. На следующий день Фриделинда уехала в Англию.
После войны Ханс Юрген Зиберберг провел много часов, снимая в Байрейте свой маленький шедевр документальный фильм: "Признания Винифред Вагнер". Во время съемок у него сложилось полное убеждение, что между Гитлером и Винифред что-то было. Те, кто видел фильм, также выходили из кинозала с впечатлением, о том, что видели любовную историю. Зиберберг говорит: "Они часто встречались в лесах. Я бы подумал... Я не знаю, где это произошло, но полагаю, что для обоих это было чем-то особенным..." Зиберберг знал, что Винифред способна на глубокое эмоциональное увлечение. Примерно через три или четыре года после смерти Зигфрида она завела роман с одним из ведущих музыкальных режиссеров того времени. Очевидно, Винифред не могла ни тронуть любовь, как бы сердце её ни было опустошено вдовством.
Стоя перед кинокамерой Зиберберга, Винифред говорила: "Возможно, это трудно понять, но я могу полностью "отделить" Гитлера, которого я знала, от человека, которого сейчас обвиняют. Если бы Гитлер сейчас прошел через эту дверь, я была бы так же рада видеть его, как и тогда".
Винифред считала Гитлера меценатом. С 1933 года он приезжал на Байрейтские фестивали только инкогнито, чтобы внимание к его особе не нарушило праздник,.. И тем не менее оказывал как сам лично, так и через свое правительство официальную поддержку проведению фестивалей. Таким образом, фрау Винифред достигла всемирной известности и упрочила свое благосостояние. Байрейт стал музыкальной столицей Европы, как и мечтал Рихард Вагнер. Гитлер приглашал сюда знаменитых людей, государственных деятелей, дипломатов, знатоков искусства, высших сановников своей партии, генералитет - всю элиту "нового порядка".
По прямому приказу Гитлера фестивали в Байрейте продолжались даже во время войны: чтобы обеспечить для них аудиторию, спецпоезда свозили в этот маленький баварский город раненых солдат. Последний раз сам Гитлер посетил Байрейт в июле 1940 года. Он слушал тогда оперу "Сумерки богов"...
Винифред было за что его благодарить. Но как и многие другие дамы, имевшие близкие отношения с Гитлером, она с неуклонным упорством отрицала их.
В тоже время Адольф говорил: "Если я женюсь, то кто ещё может быть лучшей первой дамой Германии, чем невестка величайшего композитора страны?".