- Слушайте-ка, голубок,- сказал Хьюиш, - кажется, мы договорились? Это мой праздник. Я подойду к нему в одиночку, вот так. В нем семь футов росту, а во мне пять. У него в руках винтовка, он настороже, и он не вчера родился. Давид и Голиаф вот мы с ним кто! Если б я еще попросил вас к нему подойти и расхлебывать кашу, тогда я понимаю. Но я и не думаю вас просить. Я только прошу смотреть в оба и расправиться с черномазыми. Все пойдет как по маслу, сами увидите! Не успеете оглянуться, как он будет бегать и выть, как полоумный.
- Не надо! - умоляюще остановил его Дэвис.- Не говорите про это!
- Ну и олух же вы! - воскликнул Хьюиш.-А сами-то вы чего хотели? Убить его хотели и пытались убить вчера вечером. Вы их всех хотели поубивать и пытались это сделать, так я же вас и учу теперь, как это сделать. И только оттого, что в пузырьке у меня немножко лекарства, вы поднимаете такой шум!
- Да, наверно, дело именно в этом,- сказал Дэвис.- Может, я и неправ, но только никуда от этого не денешься.
- Медицина, значит, вас напугала,- насмешливо фыркнул Хьюиш.
- Уж не знаю, в чем тут штука,- ответил Дэвис, меряя шагами каюту,- но это так! Я пасую. Не могу участвовать в такой подлости. Чересчур для меня гнусно!
- А когда, значит, вы берете револьвер и кусочек свинца и вышибаете человеку мозги, то для вас это сплошное удовольствие? На вкус, на цвет...
- Глупость - не отрицаю,- проговорил капитан,- но что-то мне мешает вот тут, внутри меня. Согласен, проклятая глупость. Не спорю. Просто пасую. А нет ли все-таки другого способа?
- Думайте сами,- ответил Хыоиш.- Я за свое не держусь. Не воображайте, будто я гонюсь за славой, разыгрывать главаря мне ни к чему. Мое дело предложить. Не можете придумать ничего лучшепобожусь, я возьму все в свои руки!
- Но риск-то какой! - умоляюще произнес Дэвис.
- Если хотите знать мое мнение, то у нас верных семь шансов против одного, да и пари-то держать не с кем. Но это мое мнение, голубок, а я отчаянный. Поглядите на меня получше, Дэвис, я робеть не буду. Я отчаянный, говорю вам, насквозь отчаянный.
Капитан поглядел на него. Хьюиш сидел напротив; он сейчас упивался своим зловещим бахвальством, щеголял искушенностью в грехе; гнусная отвага, готовность на любую подлость так и светилась в нем, как свеча в фонаре. Страх и подобие уважения к нему, несмотря ни на что, охватили Дэвиса. До сих пор клерк вечно отлынивал, оставался безучастным, равнодушным, огрызался на любую просьбу что-то сделать. А тут, словно по мановению волшебной палочки, он превратился в подтянутого, энергичного человека, с излучающим решимость лицом. Дэвис сам разбудил в нем дьявола и теперь спрашивал себя: кто усмирит его? И сердце у него упало.
- Глядите сколько влезет,- продолжал Хьюиш,- страху у меня в глазах не найдете. Этуотера я не боюсь, и вас не боюсь, и всяких слов не боюсь. Вам охота их убить - это у вас на лице написано. Но вам охота сделать это в лайковых перчатках, а из этого ничего не выйдет. Что и говорить: убивать неблагородно, убивать трудно, убивать опасно, тут нужен настоящий мужчина. Вот он перед вами...
- Хьюиш! - начал капитан решительно и осекся и застыл с нахмуренным лбом.
- Ну, что там, выкладывайте! - подбодрил его Хьюиш.- Чтонибудь надумали? Другой способ нашли?
Капитан промолчал.
- То-то и оно! - пожав плечами, сказал Хьюиш. Дэвис снова принялся вышагивать.
- Ходите, как часовой, пока не посинеете, все равно лучше ничего не придумаете,- торжествующе объявил Хьюиш.
Наступило короткое молчание. Капитана, точно на качелях, кидало до головокружения из одной крайности в другую - от согласия к отказу.
- Но все-таки,- сказал он, вдруг останавливаясь,- сможете вы это сделать? И вообще можно это сделать? Это... это ведь не легко.
- Если мне удастся подойти к нему на двадцать футов, считайте, что дело в шляпе, и тут уж не теряйтесь,- ответил Хьюиш с абсолютной уверенностью.
- Да откуда вы знаете? - вырвался у капитана сдавленный крик. - Ах вы, бестия, вы, наверно, проделывали это раньше?
- Это уже мое личное дело,- отрезал Хьюиш.- Я не из болтливых.
Капитана затрясло от омерзения. И может быть, капитан бросился бы на Хьюиша, оторвал от пола, снова бросил оземь и таскал бы его по каюте с исступлением, которое было бы отчасти оправданно.
Но миг был упущен, бесплодный кризис оставил капитана без сил. На карту ставилось так много: с одной стороны - жемчуг, с другой - нищета и позор. Десять лет сборов жемчуга! Воображение Дэвиса перенесло его в другую, новую жизнь для него и его семьи. Местожительством их станет теперь Лондон - против Портленда в штате Мэн. Он видел, как его мальчики шагают в школьной процессии в форменной одежде, их ведет младший учитель и читает по дороге большую книгу. Дэвисы поселились в загородном доме на две семьи; на воротах надпись "Розовый уголок". Сам он сидит в кресле, стоящем на гравиевой дорожке, курит сигарету, в петлице у него голубая ленточка Ордена Подвязки, - он победитель, победитель, победивший самого себя, обстоятельства и злоумышленных банкиров. Дэвис видел гостиную с красными портьерами и раковинами на каминной полке, а сам он -о восхитительная непоследовательность видений! - мешает грог у стола красного дерева перед отходом ко сну.
На этом месте видений "Фараллона" сделала одно из тех необъяснимых движений, которые (даже на судне, стоящем на якоре, и даже в самый глубокий штиль) напоминают о непостоянстве жидкостей, и Дэвис вдруг опять очутился в каюг-компании. Неистовый солнечный свет прорывался в щели, осаждая ее со всех сторон, а клерк в весьма беззаботной позе ждал его решения.
Капитан снова принялся ходить. Он жаждал осуществления своих грез, как лошадь, которая ржет, завидев воду; жажда эта сжигала его нутро. Сейчас единственным препятствием был Этуотер, который оскорбил его в первую же минуту знакомства. Геррику Дэвис отдаст всю его долю жемчуга, он настоит на этом. Хыоиш, конечно, будет противиться, но капитан подавит его сопротивление,- он уже превозносил себя за это до небес. Сам ведь он не собирается пускать в ход серную кислоту, но Хьюишу он не нянька. Жаль, что так приходится, но в конце концов...
Ему снова представились его мальчики в школьной процессии, в форме, которая издавна казалась ему такой аристократической... В груди у него с новой силой забушевало сжигавшее его пламя невыносимого позора, пережитого накануне.
- Делайте как хотите! - хрипло сказал он.
- Эх, я так и знал, что вы поломаетесь, да согласитесь,сказал Хыоиш.- Теперь за письмо. Вот вам бумага, перо и чернила. Садитесь, я буду диктовать.
Капитан покорно сел, взял перо и беспомощно посмотрел на бумагу, потом перевел взгляд на Хьюиша. Качели качнулись в другую сторону - глаза его подернулись влагой.
- Страшное это дело,- сказал он, передернувшись всем телом.
- Да, не цветочки собирать,- отозвался Хьюиш.- Макайте перо. "Вильяму Джону Этуотеру, эсквайру. Сэр..." - начал он диктовать.
- Откуда вы знаете, что его зовут Вильям Джон? - спросил Дэвис.
- Видел на упаковочном ящике. Написали?
- Нет,- ответил Дэвис.- Еще один вопрос: что именно мы будем писать?
- А-а, мать честная! - раздраженно воскликнул Хьюиш.- Да что вы за человек такой? Я, я буду вам говорить, что писать, это уж моя забота, а вы сделайте такое снисхождение, пишите, черт возьми! "Вильяму Джону Этуотеру, эсквайру.. Сэр..."-повторил он.
Капитан наконец начал почти бессознательно водить пером, и диктовка продолжалась:
- "С чувством стыда и искреннего раскаяния обращаюсь к вам после оскорбительных явлений вчерашнего вечера. Наш м-р Геррик покинул судно и несомненно сообщил вам содержание наших надежд. Нечего и говорить, мы их больше не питаем: судьба объявила нам войну, и мы склоняем голову. Уважая ваше полное право мне не доверять, я не осмеливаюсь надеяться на одолжение личной встречи, но, чтобы положить конец позиции, равномерно неприятной для всех, я уполномочил моего друга и компаньона м-ра Джи Эл Хьюиша изложить вам мои предположения, которые благодаря скромности заслуживают вашего всестороннего внимания. М-р Джи Эл Хьюиш полностью обезоружен и - клянусь богом! - будет держать руки над головой по мере своего приближения. Остаюсь ваш преданный слуга
Джон Дэвис".
Хьюиш, посмеиваясь, перечел письмо с невинной радостью дилетанта, сложил его, потом развернул несколько раз и снова сложил, желая продлить удовольствие. Тем временем Дэвис сидел неподвижно, мрачно насупившись.
Неожиданно он вскочил. Казалось, он совершенно потерял голову.
- Нет! - завопил он.- Нет, невозможно! Это уже слишком, нам не избежать проклятия. Бог такого ни за что не простит!
- Не простит - и не надо,- возразил Хьюиш пронзительным от гнева голосом.- Вы уже давным-давно прокляты за "Морского скитальца", сами говорили. Ну, так будете прокляты еще разок, и заткнитесь!
Капитан посмотрел на него потухшим взглядом.
- Нет, - умолял он, - не надо, дружище! Не делайте этого.
- Ладно,- оборвал его Хьюиш.-Говорю вам в последний раз. Хотите - идите, хотите - оставайтесь. Я все равно отправлюсь туда, чтобы плеснуть этому гаду в глаза серной кислоты. Останетесь здесь-я пойду один. Черномазые, наверно, меня прихлопнут, вот тогда будете знать! Но так или иначе, а я больше не желаю слушать ваше идиотское слюнявое нытье, зарубите это себе на носу!
Капитан выслушал все молча, только мигнул и с усилием глотнул. Голос памяти призрачным эхом повторил ему то, что сам он когда-то, казалось сто лет назад, говорил Геррику.
- Ну, давайте сюда ваш револьвер! - скомандовал Хьюиш.- Я сам проверю, чтоб все было в порядке. Помните - шесть выстрелов, и ни одного зря.
Капитан замедленным движением, как в кошмарном сне, выложил револьвер на стол. Хьюиш протер патроны и смазал барабан.
Время близилось к полудню, не было ни малейшего ветерка, жара сделалась почти невыносимой, когда эти двое появились на палубе, послали в шлюпку гребцов, а потом заняли свои места. Белая рубаха на конце весла служила флагом перемирия, и по их приказанию матросы, дабы шлюпку успе-. ли заметить с берега, принялись грести необычайно медленно.
Раскаленный остров трепетал перед их глазами; многочисленные медно-красные солнца, не больше шестипенсовиков, плясали на поверхности лагуны и слепили их. От песка, от воды, даже от шлюпки исходил нестерпимо яркий блеск. Но оттого, что вдаль они могли глядеть только сильно прищурившись, изобилие света словно превратилось в зловещую предгрозовую тьму.
Капитан взялся за это страшное дело по разным причинам, но менее всего движимый желанием, чтобы экспедиция завершилась успешно. Суеверию подвластны все люди, а такими невежественными, грубыми натурами, как капитан Дэвис, оно правит безраздельно. На убийство он был готов, но ужас перед снадобьем в пузырьке затмевал все, и ему казалось, что рвутся последние нити, связывающие его с богом, Шлюпка несла его навстречу проклятию, осуждению навечно; он покорился и молча прощался с тем лучшим, что в нем было.
Хьюиш, сидевший рядом, пребывал, однако, в весьма приподнятом настроении, которое отчасти было напускным. Как ни был он храбр, мы бы сказали - храбростью мелкого хищника, ему все время требовалось подбадривать себя интонациями собственного голоса, оскорблять все, достойное уважения, бросать вызов всему значительному, требовалось лезть вон из кожи, чтобы перейродить ирода в какой-то отчаянной браваде перед самим собой.
- Ну и жарища, мать честная! - говорил он.- Адова жарища. Ничего себе, подходящий денек, чтобы окочуриться! Слушайте, ведь чертовски забавно быть укокошенным в такой день. Я бы предпочел загнуться в холодное морозное утро, а вы? (Поет.) "Мы водим, водим хоровод холодным зимним утром". Честное слово, я не вспоминал эту песню лет этак десять. Я ее пел, бывало, в школе в Хэкни, Хэкни Уик. (Поет.)
"Портной, он делает вот так, он делает вот так". (Снова говорит.) Чушь собачья! Ну, а что вы думаете насчет будущего? Что вам больше по нраву: райские чаепития либо адское пламя?
- Заткнитесь! - ответил капитан.
- Нет, я правда хочу знать,- настаивал Хьюиш,- это для нас с вами очень важно, старина. Практическое руководство к действию. Нас с вами через десять минут могут укокошить: одного отправят в рай, другого в ад. Вот отменная будет шутка, если вы возьмете и вынырнете с улыбочкой из-за облаков, и ангел вас встретит с бутылкой виски с содовой под крылышком. "Хэлло,говорите вы,- давайте ее сюда, я с удовольствием".
Капитан застонал. Пока Хьюиш храбрился и кривлялся, спутник его был погружен в молитву. О чем он молился? Бог знает. Однако из глубины его противоречивой, неразумной, взбудораженной души потоком изливалась молитва, несуразная, как он сам, но прямая и суровая, как смерть, как приговор.
- "Ты видишь мя, господи..." - продолжал Хьюиш.Помнится, так было написано в моей Библии. И Библию помню, все-то там про Аминадава' и прочих людишек. Да, господи!- обратился он к небу.- Сейчас у тебя глаза на лоб полезут, обещаю тебе!
Капитан рванулся к нему.
- Без богохульства! - закричал он.- Я не потерплю богохульства у себя в шлюпке!
- Ладно, кэп,- отозвался Хьюиш.- Как вам угодно. Какую закажете новую тему: дождемер, громоотвод или музыкальные стаканы? Любой разговор наготове: суньте монету в щель и... Эй! Вон они! -закричал он вдруг.- Ну, теперь или никогда! Что он, стрелять, что ли, собирается?
И плюгавенький Хьюиш выпрямился, принял настороженную лихую позу и вперил взгляд в противника.
Но капитан приподнялся, и глаза его вылезли из орбит.
- Что это такое? - воскликнул он.
- Где? - вопросил Хьюиш.
- Вон те анафемские штуки,- запинаясь, проговорил капитан.
1 Библия, I книга Царств.
На берегу и в самом деле возникло что-то странное. Из рощи позади корабельной статуи показались Геррик и Этуотер, вооруженные винчестерами, а по обе стороны от них солнце сверкало на двух металлических предметах. Они занимали место голов на туловищах загадочных существ, которые передвигались, как люди, но лиц у них не было. Дэвису в его взвинченном состоянии почудилось, будто его мистические опасения стали явью, и Тофет' изрыгает демонов.
Но Хьюиш ни на минуту не был введен в заблуждение.
- Да это водолазные шлемы, олух вы этакий! Не видите, что ли?
- И впрямь шлемы,- выдохнул Дэвис.- А зачем? А-а, понимаю, вместо брони.
- А я что вам говорил? - сказал Хьюиш.- В точности Давид и Голиаф.
Два туземца (ибо именно они были наряжены в столь оригинальные доспехи) разошлись в стороны и потом улеглись в тени на крайних флангах. Даже теперь, когда загадка разъяснилась, Дэвис все еще в смятении не сводил глаз со шлемов, на которых играло солнце, на момент забыл, но потом опять с улыбкой облегчения вспомнил объяснение загадки.
Этуотер скрылся в роще, а Геррик с винтовкой под мышкой направился к пирсу один.
Примерно на полпути он замедлил шаг и окликнул шлюпку:
- Что вам надо?
- Это я скажу мистеру Этуотеру,- ответил Хьюиш, проворно ступая на трап.- А не вам, потому что вы подхалим и ябеда. Вот, передайте ему письмо, держите и проваливайте ко всем чертям.
- Дэвис, тут без подвоха? - спросил Геррик.
Дэвис задрал подбородок, бросил искоса быстрый взгляд на Геррика и снова отвернулся, но не произнес ни слова. В глазах его заметно было волнение, но была ли причиной тому ненависть или страх - Геррик угадать не мог.
- Хорошо,- сказал он наконец,- передам.- Он провел ногой черту на досках причала.- Пока я не вернусь с ответом, дальше этой черты не заходить.
Он направился туда, где, прислонившись к дереву, стоял Этуотер, и вручил письмо. Этуотер быстро пробежал его.
- Что это означает? - спросил он, передавая письмо Геррику.- Вероломство?
- О да, не сомневаюсь! - ответил Геррик.
- Что ж, пусть идет сюда. Даром, что ли, я фаталист. Велите ему подойти, но соблюдать благоразумие.
Геррик пошел назад. Клерк с Дэвисом ждали его на середине пирса...
- Можете идти, Хьюиш,- сказал Геррик.- Но он предупреждает- никаких фокусов.
Хьюиш живо двинулся вперед и остановился, дойдя до Геррика.