— Спасибо, Валя,— сказал Иван.
— На здоровье.
Сеня заторопился на работу.
— Закурим, братка, и я побежал. Надо еще свой «шевролет» собрать. На ходу сыпется, зараза.
Валя принялась убирать со стола. С затаенной надеждой глянула на Ивана.
Сеня прихватил из-под кровати какие-то железки, остановился на пороге.
— Не тоскуй здесь один-то. Хошь, возьми у дяди Ефима ружьишко, перепелов сходи постреляй. Они жирные сейчас. Вечером похлебку заварим. Или порыбачь... Удочки в кладовке, в углу...
— Сеня,— сказал вдруг Иван,— возьми меня с собой.
Валя и Сеня посмотрели на него.
— Зачем?— спросил Сеня.
— Ну... посмотреть поля родные...
Валя усмехнулась и качнула головой.
— Поехали!— сказал довольный Сеня.
...Посреди поля стоят комбайн и грузовик. Неподалеку — «начальственный» «газик». В «газике» директор совхоза. Рядом стоит комбайнер.
Из-под грузовика торчат ноги шофера.
Сеня с Иваном подлетели на мотоцикле, вздымая за собой вихрь пыли. Сеня издали заорал:
— По пятьдесят восьмой пойдешь! Понял?— Осадил мотоцикл, взял гаечный ключ и пошел к шоферу. Тот торопливо вылез из-под капота.— Развинчивай!
— Сеня...
— Быстро! А то я тебе счас нос отверну и к затылку приставлю.
— Не я же взял-то, разорался.
— А кто взял?
— Вон.— Шофер кивнул в сторону директора. Тот уже шел к ним.
— Здравствуй, Сеня.
— Что же получается: я...
— Подожди, Сеня, я сейчас все объясню. Этот охламон залил в картер грязное масло и побил вал. А так как тебя нет...
— Что, меня век, что ли, не будет?
— Но комбайн-то стоит. А твоя все равно разобрана...
— Ее собрать — полчаса.
— Ну...
— Что же я-то делать буду?!
— Надо достать вал.
— Где?— Сеня подбоченился, склонил голову набок.— Интересуюсь, где? Адрес.
— Чего-нибудь надо придумать, Сеня. Такое положение...
Иван наблюдал эту сцену со стороны.
— Ну, тогда я рожу его.— Сеня высморкался на стерню.— Если получится — можно двойняшку.
Шофер, незнакомый Ивану, хмыкнул и сочувственно заметил:
— Трудно тебе придется.
— Чего «трудно»?— повернулся к нему Сеня.
— Рожать-то. Он же гнутый, спасу нет...— Он кивнул на свой израненный вал, валявшийся тут же.
Сеня пошел на него с ключом. Шофер отскочил.
— Сенька!..
— Ладно, Сеня, брось его,— сказал директор. И прикрикнул на шофера:
— Делай свое дело! Остряк... Ты мне еще за вал выплатишь.
Шофер полез под капот. Директор взял Сеню под руку, отвел в сторону.
— Знаешь, у кого есть валы?
— У Макара?
— У Макара.
— Не даст. Вообще, я не хочу иметь с ним ничего общего.
— Хочешь не хочешь, а надо выходить из положения. Я бы сам поехал. Но мне он принципиально не даст. Ты как-нибудь на обаяние возьми его...
— Я его взял вчера на обаяние... Ладно, попробую.
— Попробуй.
Сеня с Иваном уехали.
...Через десять минут они подлетели к правлению колхоза «Пламя коммунизма». Сеня опять высморкался, молодцевато взбежал на крыльцо... и встретил в дверях Макара Сударушкина. Тот собирался куда-то уезжать.
— Привет!— воскликнул Сеня.— А я к тебе... С добрым утром!— Сударушкин молча подал руку и подозрительно посмотрел на Сеню.
— Как делишки? Жнем помаленьку?— затараторил Сеня.
— Жнем,— сказал Макар.
— Мы тоже, понимаешь!.. Фу-у! Дни-то, а!.. Золотые денечки стоят!
— Ты насчет чего?— спросил Сударушкин.
— Насчет коленвала. Подкинь парочку.
— Нету.— Макар легонько отстранил Сеню и пошел с крыльца.
— Слушай, монумент!..— Сеня пошел за ним следом.— Мы же к коммунизму подходим... Я же на общее дело...
Макар невозмутимо шагал к своей «Волге».
— Дай пару валов!!— рявкнул Сеня.
— Не ори.
— Дай хоть один. Я же отдам... Макар.
— Нету.
— Кулак,— сказал Сеня, останавливаясь.— На критику обиделся?
— Осторожней,— посоветовал Макар, залезая в «Волгу».— Насчет кулаков — поосторожней.
— А кто же ты?
«Волга» плавно тронулась с места.
Сеня завел мотоцикл, догнал «Волгу», крикнул:
— Поехал в райком!.. Жаловаться. Готовь валы! Штук пять!
— Передавай привет в райкоме!— сказал Макар. Сеня дал газку и обогнал «Волгу».
Когда выехали опять в степь, Иван попросил:
— Завези меня домой, Сеня.
— Чего?
— Да... неловко мне как-то: люди делом заняты, а я, как... этот, как тунеядец. Да еще не знаю никого... Сколько много людей новых! Все приезжие, что ли?
— Есть приезжие. А Мишку-то Докучаева ты разве не знал?
— Какого Мишку?
— А шофер-то? Лаялся-то я с которым...
— Это Мишка?!
— Мишка.
— Не узнал. Гляди-ка!.. А директор приезжий?
— Он, вообще-то, из нашего района. В райкоме раньше работал, попросился в совхоз. Сам попросился. Толковый мужик. А Макар — кулак.
— Ты не боишься так с ними разговаривать-то?
— А чего?— удивился Сеня.
— Да нет, я так... Ссади меня здесь, я пешком пройдусь.
Сеня остановился.
Иван слез и пошел по малой тропинке в деревню.
— Не скучай там!— крикнул Сеня. И газанул — поехал, оставляя за собой пыльный шлейф.
Иван догнал по дороге медленно двигающуюся подводу. Молодой человек, очень не деревенский на вид, вез на дрожках листовое железо.
— Отца хоронить приезжал?— спросил молодой человек.
— Да,— ответил Иван.— Только не успел.
— Он был безнадежен.
— А вы кто?..
— Я здешний доктор. Он у нас лежал.
Иван с удивлением посмотрел на молодого человека — очень уж он не походил на доктора.
— Хороший старик,— продолжал доктор.— Совестливый. Сам попросился из больницы — неудобно, что за ним ухаживают, судно подкладывают. Не привык, говорит, так. Ну, как там город поживает?
— Поживает... Что ему?
Молодой человек вдруг посмеялся своим мыслям.
— Видите, как у нас: поменялись местами. Я — коренной горожанин.
— Вы что же, совсем сюда?
— Нет... Не думаю,— честно сказал доктор.— Наверно, как все: отработаю свои три года и поеду в свой город. А вас не тянет сюда?
— Как вам сказать...— замялся Иван.
— Значит, не тянет.— Молодой человек весело посмотрел на Ивана.— «Знать, в далекий тот век жизнь не в радость была, коль бежал человек из родного села». Так раньше певали? Все нормально, все естественно...
— Куда это железо-то?
— Холодильник будем делать. Выроем глубокую землянку, изнутри обошьем деревом и железом... Сам додумался: медикаменты хранить. Едва выбил железо — дошли до личных оскорблений с директором совхоза. Он говорит: буду жаловаться, а я: не буду ваш плеврит лечить. У него, видите ли, плеврит, так вот пусть дальше шагает с ним. Придет на прием, я ему велю клизму поставить...— Доктор весело поглядывал на Ивана.
— Но он же дал. Железо-то.— Иван тоже настроился на веселый лад. Как-то удивительно легко было с доктором.
— Да, но обозвал молокососом.
— А вы его как?
— Я? Я почему-то назвал его веником. Хотя почему веник? Сам не знаю.
Иван засмеялся.
В приемной райкома партии было человека три. Сидели на новеньких стульях с высокими спинками, ждали приема. Курили.
Мягко хлопала дверь кабинета... Выходили то мрачные, то довольные.
Сеня присел рядом с каким-то незнакомым мужчиной усталого вида. Мужчина держал на коленях большой желтый портфель.
— Вы крайний?— спросил его Сеня.
— Э... кажется, да,— как-то угодливо ответил мужчина.
Сеня тотчас обнаглел.
— Я вперед пойду.
— Почему?
— У меня машина стоит. Так бы я ничего.
— Пожалуйста.
К Сене подсел цыгановатый парень с курчавыми волосами, хлопнул его по колену.
— Здорово, Сеня!
Сеня поморщился, потер колено.
— Что за дурацкая привычка, слушай, руки распускать!
Курчавый хохотнул, встал, поправил ремень гимнастерки. Посмотрел на дверь кабинета.
— Судьба решается, Сеня.
— Все насчет тех тракторов?
— Все насчет тех... Я сейчас скажу там несколько слов —курчавый заметно волновался.— Не было такого указания, чтобы закупку ограничивать.
— А куда их вам? Солить, что ли?
— Тактика нужна, Сеня,— поучительно сказал курчавый.— Тактика.
Из кабинета вышли.
Курчавый еще раз поправил гимнастерку, вошел в кабинет... И тотчас вышел обратно. Достал из кармана блокнот, вырвал чистый лист, пошел в угол, к урне. Сеня с недоумением смотрел на него. Когда он чего-нибудь не понимал, он чуть приоткрывал рот. Курчавый склонился и стал вытирать грязные сапоги.
Сеня хихикнул.
— Ну, что?.. Сказал несколько слов? Или не успел?
— Ковров понастелили,— проворчал курчавый. Брезгливо бросил черный комочек в урну.
Усталый гражданин пошевелился на стуле.
— Что, не в духе сегодня?— спросил курчавого (он имел в виду секретаря райкома). Курчавый ничего не сказал.
— Не в духе,— сказал усталый, повернувшись к Сене.— Точно?
— Я сам не в духе,— ответил Сеня.
...— Вот, так,— сказал секретарь курчавому.— Так и передай там.
— Ладно.— Курчавый вышел.
Вошел Сеня.
— Здравствуйте, Иван Васильевич.
— Здорово. Садись. Что?
— Прорыв. Один наш охламон залил в картер грязное масло... И, главное, без меня! Она, говорит, у тебя все равно стоит!..— Сеня даже руками развел.
— Что случилось-то?— Секретарь тряхнул головой.— Короче можно?
— Вал полетел. В результате стоит машина. А запасных нету...
— У меня тоже нету.
— У Сударушкина Макара есть. Но он не дает. И главное, убеждает: нету. А я знаю...
— Так что ты хочешь-то?
— Позвоните Сударушкину, пусть он...
— Сударушкин пошлет меня куда подальше и будет прав.
— Не пошлет!— убежденно сказал Сеня.— Побоится.
— Ну, так я сам не хочу звонить. Что вам Сударушкин, снабженец? Докатились, что ни одного вала в запасе нету! Передай своему директору, чтобы он к обеду позвонил мне и доложил: «Вал достали». Я узнаю, будет стоять машина или нет. Все.
— Все понятно. До свиданья. Значит, мы звоним?
— Звоните.
Сеня вышел.
— Великолепно!— Сеня не знал, куда теперь двинуть.
В приемной остался один усталый гражданин. Сидел, не решаясь входить в кабинет.
— Пятый угол искали?— вежливо спросил он и улыбнулся.
Сеня грозно глянул на него... И вдруг его осенило: городской вид, а главное, желтый портфель — все это вызывало в воображении Сени чарующую картину склада запчастей... Темные низкие стеллажи, а на них, тускло поблескивая маслом, рядами лежали валы — огромное количество коленчатых валов. И городской незаметно сует ему пару...
— Слушай, друг!..— Сеня изобразил на лице небрежность и снисходительность.— У тебя на авторемонтном никого знакомого нету? Пару валов вот так надо. Пол-литра ставлю.
Городской снял со своего плеча Сенину руку.
— Я такими вещами не занимаюсь, товарищ,— сказал он. Потом деловито спросил: — Он сильно злой?
— Кто?
— Секретарь-то?
Сеня посмотрел в глаза городского и опять увидел стройные ряды коленчатых валов на стеллажах.
— Нет, не очень. Бывает хуже. Иди, я тебя подожду здесь. Иди не робей.
Городской поднялся, поправил галстук. Прошелся около двери, подумал...
Дверь неожиданно распахнулась — на пороге стоял секретарь.
— Здравствуйте, товарищ первый секретарь,— негромко и торопливо заговорил усталый, ибо секретарь собирался уходить.— Я по поводу своей жалобы.
Секретарь не разобрал, по какому поводу.
— Что?
— Насчет жалобы. Она теперь в вашем районе живет и...
— Кто живет в нашем районе?
Усталый досадливо поморщился.
— Я вот здесь подробно, в письменной форме...— Он стал вынимать из портфеля листы бумаги.— Целый «Война и мир», хе-хе...
— Вот тут на улице, за углом, прокуратура,— сказал секретарь,— туда.
— Не в этом дело, товарищ секретарь. Они не поймут... Я уже был там.
Секретарь прислонился спиной к дверному косяку.
— Идите. Там все понимают.
Усталый помолчал и дрожащим от обиды голосом сказал:
— Ну что же, пойдем выше.— Повернулся и пошел на выход совсем в другую сторону.— Все забыли!..
— Не туда,— сказал секретарь.— Вон выход-то!
Усталый вернулся. Проходя мимо секретаря, горько прошептал: — А кричим: «Коммунизм! Коммунизм!»
Секретарь проводил его взглядом, повернулся к Сене.
— Кто это, не знаешь?
Сеня пожал плечами.
— А ты чего стоишь тут?
— Уже пошел, все.
Грустный грустно шагал серединой улицы — большой, солидный. Круглая большая голова его сияла на солнце.
Сеня догнал его.
— Разволновался?— спросил он.
— Заелся ваш секретарь-то,— сказал грустный, глядя перед собой.— Заелся.
— Он зашился, а не заелся. Погода вот-вот испортится, а хлеб еще весь на полях. Трудно.
— Всем трудно,— сказал грустный.— У вас чайная где?
— Вот, рядом.
— Заелся, заелся ваш секретарь,— еще раз сказал грустный.— Трудно, конечно, такая власть в руках — редко кто не заестся.
— Ты из города?
— Да.
— У тебя там на авторемонтном никого знакомого нету?
— А что?
— Пару валов надо...
— Волов?
— Валов. Коленчатых.
Грустный человек грустно посмеялся.
— Мне послышалось: волов. Надо подумать.
— Подумай, а?
Подошли тем временем к чайной. Вошли в зал. Грустный сказал:
— Сейчас... Сделаем небольшой забег — что-нибудь сообразим.
— Какой забег?
— В ширину.
Сеня не понял. Грустный опять посмеялся.
— Ну, выпьем по сто пятьдесят... Выражение такое есть.— Он грузно опустился на стул, портфель поставил на стол.— Садись.
— Слушай, тут же нет по сто пятьдесят.
— Как?
— Не продают.
— Тьфу!.. Демократия!
— Красного можно.
— Ну, возьми хоть красного. На деньги.
Сеня принес бутылку вина, стакан.
— А себе стакан!
— Мы же в город поедем. На мотоцикле же. Как я поведу-то?
— А валы-то...— Грустный налил полный стакан, выпил, перекосился...— Ну и гадость!.. Чего только не наделают.— Налил еще полстакана и еще выпил.— От так.
Закурили.
— Валы, говоришь?
— Валы.
— Прямо хоть караул кричи?
— Точно. Погода стоит...
— Мне бы ваши заботы... А на кой они тебе сдались, эти валы?
— Я же тебе объяснял: полетел...
— Нет, я про тебя говорю. Машина-то чья?
— Моя.
— Личная?
— Какая «личная»...
— А, государственная?
— Ну.
— А почему тебе жарко?
— Так я же на ней работаю!
— А ты не работай. Нет валов — загорай. У них же все есть — пусть достанут. Они же самые богатые в мире. Они, вообще, самые свободолюбивые. Законов понаписали — во!— грустный показал рукой высоко над полом.— А все без толку. Что хотят, то делают.
Сеня оглянулся в зал.
— Чего ты орешь-то?
— Братство! Равенство!..— Грустного неудержимо повело. Он еще выпил полстакана.— Они на «Волгах» разъезжают, а мы вкалываем — равенство.
Сене было нехорошо. Он не знал, что делать.
— Брось ты, слушай, чего ты развякался-то? Поедем за валами.
— Вот им, а не валы! Пусть они на своих законах ездят. Я им покажу валы...— Грустный вылил остатки в стакан, выпил.— Пусть они — петушком, петушком... Пошли их к...
— Да мне нужны валы-то, мне-е!— Сеня для убедительности постучал себя пальцем в грудь.
— Вот им — принципиально!— Грустный показал фигу.
— Значит, не поедем?
— Нема дурных, как говорил...
— Что же ты мне, гад, голову морочил? Я счас возьму бутылку, как дам по твоей люстре, чтоб ты у меня рабочее время не отнимал. Трепач.
— Потише, молодой человек. Сопляк. Разговаривать научились! Еще гадом обзывается... Я тебе найду место. Надо честно работать, а не махинациями заниматься!— Грустный явно хотел привлечь внимание тех немногих посетителей, которые были в зале.— А я на махинации не пойду!