— Можно с мотором!
— Можно, ага.
— Я бы приехал к тебе в гости, мы бы заплыли с тобой на острова, порыбачили бы, постреляли, а вечером разложили бы костерчик, сварили бы уху, пузырек раздавили...
Кондрат улыбается.
— Ага, я тоже люблю на островах. Ночь, тихо, а ты лежишь, думаешь об чем-нибудь. Думать шибко люблю.
— А костер потрескивает себе, угольки отскакивают. Я тоже думать люблю.
— Речка шумит в камушках.
— Можно баб с собой взять!
— Нет, баб лучше не надо, они воды боятся, визжат,— возразил Кондрат.
— Вообще — правильно,— легко согласился Пашка.— И насчет пузырька — не дадут.
Тетка Анисья, женщина лет под пятьдесят, сухая, жилистая, с молодыми хитрыми глазами, беспокойная. Завидев из окна гостей, моментально подмахнула на стол белую камчатную скатерть, крутнулась по избе — одернула, поправила, подвинула... И села к столу как ни в чем не бывало. Сказала сама себе:
— Пашка-то... правда, однако, кого-то привез.
Пашка вошел солидный.
— Здорово ночевала, тетка Анисья!— сказал.
— Здрасте,— скромно буркнул Кондрат.
— Здрасте, здрасте,— приветливо откликнулась тетка Анисья, а сама ненароком зыркнула на Кондрата.— Давно чего-то не заезжал, Паша.
— Не случалось все... кхм! Вот познакомься, тетка Анисья. Это мой товарищ — Кондрат Степанович.
— Мгм.— Тетка Анисья кивнула головкой и собрала губы в комочек. (Очень приятно, мол.) А Кондрат осторожно кашлянул в ладонь.
— Вот, значит, приехали мы...— продолжал Пашка, но тетка Анисья и Кондрат оба испуганно взглянули на него. Пашка понял, что слишком скоро погнал дело...— Заехали, значит, к тебе отдохнуть малость,— сполз Пашка с торжественного тона.
— Милости просим, милости просим,— застрекотала Анисья.— Может, чайку?
— Можно,— резрешил Пашка.
Анисья начала ставить самовар.
Пашка вопросительно поглядел на Кондрата. Тот страдальчески сморщился. Пашка не понял: отчего? Оттого ли, что не нравится «невеста», или оттого, что он неумело взялся за дело?
— Как живешь, тетка Анисья?
— Живем, Паша... ничего вроде бы.
— Одной-то небось тяжело?— издалека начал Пашка.
— Хе-хе,— неловко посмеялась Анисья.— Знамо дело.
Кондрат опять сморщился.
Пашка недоуменно пожал плечами. Даже губами спросил: «Что?»
Кондрат безнадежно махнул рукой. Пашка рассердился: как ни начни, все не нравится.
— Самогон есть, тетка Анисья?— пошел он напрямик.
Кондрат удовлетворенно кивнул головой.
— Да вроде был где-то. Вы с машинами-то... ничего?
— Ничего. Мы по маленькой.
Анисья вышла в сенцы. И, как по команде, сразу торопливо заговорили Кондрат и Пашка.
— В чем дело, дядя Кондрат?
— Что ж ты сразу наобум Лазаря начинаешь? Ты... давай посидим, по...
— Да чего с ней сидеть-то?
— Тьфу!.. Ну кто же так делает, Павел? Ты... давай посидим...
— А вообще-то, как она тебе? Ни...
Вошла Анисья.
— Вёдро-то какое стоит! Благодать господня. В огороде так и прет, так и прет все.— Анисья поставила на стол графин с самогоном.
— Прет, говоришь?— переспросил Пашка, трогая графин.
— Прет, прямо сердце радуется.
— Садись, дядя Кондрат.
— Садитесь, садитесь... Давайте к столу. У меня, правда, на стол-то шибко нечего выставить.
— Ничего-о,— сказал Кондрат.— Что мы сюда, пировать приехали?
— Счас огурчиков вам порежу, капустки...— хлопотала Анисья, сама все нет-нет да глянет на Кондрата.
— Значит хорошо живешь, тетя Анисья?— опять спросил Пашка.— Здоровьишко как?
— Бог милует, Паша.
— Самое главное. Так... Ну что, дядя Кондрат?.. Сфотографируем по стаканчику?
— По стаканчику — это много,— рассудил Кондрат. Анисья поставила на стол огурцы, помидоры, нарезала ветчины. Присела с краешку сама.
— Тебе налить, тетка Анисья?
— Немного!.. С наперсток!
Пашка разлил по стаканам.
— Ну... радехоньки будем!
Выпили.
Некоторое время мужики смачно хрустели огурцами, рвали зубами розоватое сало. Молчали.
— Замуж-то собираешься выходить, тетка Анисья?— ляпнул Пашка.
Анисья даже слегка покраснела.
— Господи-батюшки!.. Да ты что это, Павел? Ты с чего это взял-то?
Теперь Пашка очень удивился.
— Привет! Так ты же сама говорила мне!
Кондрат готов был сквозь землю провалиться.
— Ну и балаболка ты, Павел,— сказал он с укоризной.— Ешь лучше.
— Жельтмены!— воскликнул Пашка.— Я вас не понимаю! Мы же зачем приехали?
— Тьфу!— Кондрат горько сморщился и растерянно поглядел на Анисью.
Анисье тоже было не по себе, но она женским хитрым умом своим нашлась, как вывернуться из того трудного положения, куда их загнал Пашка. Она глянула в окно и вдруг всплеснула руками.
— Матушки мои! Свиньи-то! Свиньи-то! В огороде!— И вылетела из избы.
— Все!— Кондрат встал и бросил на стол вилку.— Поехали! Не могу больше: со стыда лопну. Ты что же это со мной делаешь-то?
— Спокойно, дядя Кондрат!— невозмутимо сказал Пашка.— Я в этих делах опытный. Если мы разведем тут канитель, то будем три дня сидеть и ничего не добьемся. Надо с ходу делать нокаут. Понял?
— Да что же ты меня позоришь-то так на старости лет! Вить мне не тридцать, чтобы нокауты твои дурацкие делать.
— Ничего,— успокоил Пашка,— сперва неловко, потом пройдет. Спокойствие, только спокойствие. Нам нельзя ждать милости от природы. Садись. Давай еще по махонькой. Что тут позорного? Ты говоришь «позор». Мы же не воруем.
— По-другому как-то делают люди... Язви ее, прямо хоть со стула падай.
— Глянется она тебе?
— Да ничего вроде...— Кондрат сел опять к столу.— Живая вроде бабенка.
— Все!— Пашка сделал жест рукой.— Наша будет!
— Но ты все-таки полегче, Павел, ну тя к шутам.
— А ты посмеивайся надо мной,— посоветовал Пашка.— Вроде бы я — дурачок. А с дурачка взятки гладки.
— Ну а как она-то? Как думаешь? Может, возьмет потом да скажет: «Вы что?»
— О-о, мне эти фраера!— изумился Пашка.— Да ты видишь, она с тебя глаз не спускает.
— Ты хаханьки тут не разводи!— разозлился Кондрат.— Тебя дело спрашивают.
— А что ты спрашиваешь, я никак не пойму?
— Вот мы ей счас скажем, что... это... ну, мол, согласная? А она возьмет да скажет: «Вы что». Она же сказала тебе, что, мол, ты что, Павел, когда это я замуж собиралась?
—О-о,— застонал Пашка,— о наивняк! Ты же совсем не знаешь женщин! Женщины — это сплошной кошмар. Давай, быстро хлопнули, потом, пока она выгоняет свиней, я тебе прочитаю лекцию про женщин.
— Хватит «хлопать», а то нахлопаешься.
— Начнем со свиней,— заговорил Пашка, встал из-за стола и стал прохаживаться по избе — ему так легче было подыскивать нужные слова.— Вот она сейчас побежала выгонять свиней. Так?
— Ну.
— Вопрос: каких свиней?
— Не выпендривайся, Пашка.
— Нет, нет, каких свиней?
— Ну... обыкновенных... белых. Грязные они бывают... Пошел ты к черту! Дурака ломает тут...
— Стопинг! Мы пришли к главному: она побежала выгонять свиней, а... что?
— Что?
— Вопрос: она побежала...
— Тьфу! Трепач! Пирамидон проклятый!
— Внимание! Женщина побежала выгонять свиней из огорода, а никаких свиней нету!— Пашка торжественно поднял руку.— Что и требовалось доказать. Она притворилась, что в огороде свиньи. Значит, она притворилась, когда сказала: «Что ты, Паша, я не собираюсь замуж». Потому что она мне самому говорила: «Найди,— мол,— какого-нибудь пожилого». А когда я, как жельтмен, привез ей пожилого, она начинает ломаться, потому что она — женщина, хоть и старая. Женщина — это стартер: когда-нибудь да подведет.
— Ни хрена ты сам не знаешь — трепешься только.
— Я? Не знаю?
— Не знаешь.
— Я женский вопрос специально изучал, если хочешь знать. Когда в армии возил генерала, я спер у него из библиотеки книгу: «Мужчина и женщина». И там есть целая глава: «Отношения полов среди отдельных наций». И там написано, что даже индусы, например...
Вошла Анисья. Пожаловалась:
— Ограда вся прохудилась — свиньи так и прут, так и прут в огород. Наказание господнее.
Пашка перестал ходить, постоял, подумал, что-то решил.
— Тетка Анисья...
— Аиньки, Паша.
— Выйдем с тобой на пару слов...
— Хе-хе,— посмеялась Анисья,— чудной ты парень, ей-богу. Ну пойдем, пойдем...
Вышли. Несколько минут их не было. Кондрат сидел неподвижно за столом, смотрел в одну точку.
Вошел Пашка.
— Дядя Кондрат, мы в полном порядке. Первое: она, конечно, согласная. Хороший, говорит, мужик, сразу видно. Второе: я сейчас поеду, а вы останетесь тут... Потолкуете. В совхозе я скажу, что ты стал на дороге — подшипники меняешь. К вечеру, мол, будет. Вечером ты приедешь. Третье: налей мне семьдесят пять грамм, и я поеду.
— Ты ничего тут не... это... не придумал?— спросил Кондрат.
— Нет, нет.
— Что-то мне... страшновато, Павел,— признался Кондрат.— Войдет, а чего я ей скажу?
— Она сама чего-нибудь скажет. Наливай ноль семьдесят пять килограмма...
— Пить хватит — поедешь.
Пашка подумал и согласился.
— Правильно. Мы лучше в совхозе наверстаем.
— Боязно мне, Пашка,— опять сказал Кондрат,— не по себе как-то.
— В общем, я поехал. Гудбай!— Пашка решительно вышел.
Через минуту вошла Анисья с тарелкой соленых помидоров.
— Вёдро-то какое стоит! Благодать господня!— заговорила она.
— Да-а,— согласился Кондрат.— Погода прямо как на заказ.
На хмелесовхозе, куда приехал Пашка, он сперва потрепался с бабами, собиравшими хмель... Потом нашел директора.
— А где другой?— спросил тот, заглянув в Пашкину путевку.
— У него подшипники поплавились — меняет,— сказал Пашка.
— А ты шибко устал?
— Нет. А что?
— Надо бы поехать на нефтебазу — горючее получить. Я свои машины все раскидал, а у нас горючее кончается...
— Сфотографировано,— сказал Пашка.
— Что?— не понял директор.
— Будет сделано.
День был тусклый, теплый. Дороги раскисли после дождя, колеса то и дело буксовали. Пашка, пока доехал до хранилища, порядком умаялся.
Бензохранилище — целый городок, строгий, стройный, однообразный, даже красивый в своем однообразии. На площади гектара в два аккуратными рядами стоят огромные серебристо-белые цистерны — цилиндрические, квадратные.
Пашка подъехал к конторе, поставил машину рядом с другими и пошел оформлять документы.
И тут — никто потом не мог сказать, как это случилось, почему,— низенькую контору озарил вдруг яркий свет.
В конторе было человек шесть шоферов, две девушки за столами и толстый мужчина в очках (тоже сидел за столом). Он и оформлял бумаги.
Свет вспыхнул сразу. Все на мгновение ошалели. Стало тихо. Потом тишину эту, как бичом, хлестнул чей-то вскрик на улице:
— Пожар!
Шарахнули из конторы...
Горели бочки на одной из машин. Горели как-то зловеще, бесшумно, ярко.
Люди бежали от машин.
Пашка тоже побежал вместе со всеми. Только один толстый человек (тот, который оформлял бумаги), отбежав немного, остановился.
— Давайте брезент! Э-э!— заорал он.— Куда вы?! Успеем же! Э-э!
— Бежи — сейчас рванет! Бежи, дура толстая!— крикнул кто-то из шоферов.
Несколько человек остановились. Остановился и Пашка.
— Сча-ас... Ох и будет!— послышался сзади чей-то голос.
— Добра пропадет сколько!— ответил другой.
Кто-то заматерился. Все ждали.
— Давайте брезент!— непонятно кому кричал толстый мужчина, но сам не двигался с места.
— Уходи!— опять крикнули ему.— Вот ишак... Что тут брезентом сделаешь? «Брезент»...
Пашку точно кто толкнул сзади. Он побежал к горящей машине. Ни о чем не думал. Видел, как впереди, над машиной, огромным винтом свивается белое пламя.
Не помнил Пашка, как добежал он до машины, как включил зажигание, даванул стартер, «воткнул» скорость — человеческий механизм сработал точно. Машина рванулась и, набирая скорость, понеслась прочь от цистерн и от других машин с горючим.
Река была в полукилометре от хранилища! Пашка правил туда, к реке.
Машина летела по дороге, ревела... Горящие бочки грохотали в кузове, Пашка закусил до крови губу, почти лег на штурвал...
В палате, куда попал Пашка, лежало еще человек семь. Большинство лежало, задрав кверху загипсованные ноги.
Пашка тоже лежал, задрав кверху левую ногу.
Около него сидел тот самый человек с нефтебазы, который предлагал брезентом погасить пламя.
— Сколько лежать-то придется?— спросил толстый.
— Не знаю. С месяц, наверно,— ответил Пашка.
— Перелом бедренной кости?— спросил один белобрысый паренек (он лежал, задрав сразу обе ноги. Лежал, видно, долго, озверел и был каждой бочке затычка).— А сто суток не хочешь? Быстрые все какие...
— Ну, привет тебе от наших ребят,— продолжал толстый.— Хотели прийти сюда — не пускают. Меня как профорга и то еле пропустили. Журналов вот тебе прислали...— Мужчина достал из-за пазухи пачку журналов.— Из газеты приходили, расспрашивали про тебя... А мы и знать не знаем, что ты такой. Сказали, что придут сюда.
— Это ничего,— сказал Пашка самодовольно.— Я им тут речь скажу.
— «Речь»? Хех!.. Ну, ладно, поправляйся. Будем заходить к тебе в приемные дни — я специально людей буду выделять. Я бы посидел еще, но на собрание тороплюсь. Тоже речь надо говорить. Не унывай.
— Ничего.
Профорг пожал Пашке руку, сказал всем «до свидания» и ушел.
— Ты что, герой, что ли?— спросил Пашку один «ходячий», когда за профоргом закрылась дверь.
Пашка некоторое время молчал.
— А вы разве ничего не слышали?— спросил он серьезно.— Должны же были по радио передавать.
— У нас наушники не работают.— Белобрысый щелкнул толстым пальцем по наушникам, висевшим у его изголовья.
Пашка еще немного помолчал. И ляпнул:
— Меня же на Луну запускали.
У всех вытянулись лица, белобрысый даже рот приоткрыл.
— Нет, серьезно?
— Конечно. Кха!— Пашка смотрел в потолок с таким видом, как будто он на спор на виду у всех проглотил топор и ждал, когда он переварится,— как будто он нисколько не сомневался в этом.
— Врешь ведь?— негромко сказал белобрысый.
— Не веришь, не верь,— сказал Пашка.— Какой мне смысл врать?
— Ну и как же ты?
— Долетел до половины, и горючего не хватило. Я прыгнул. И ногу вот сломал — неточно приземлился.
Первым очнулся человек с «самолетом».
— Вот это загнул! У меня ажник дыхание остановилось.
— Трепло,— сказал белобрысый разочарованно.— Я думал — правда.
— А как это ты на парашюте летел, если там воздуха нету?— спросил «ходячий».
— Затяжным.
— А кто это к тебе приходил сейчас?— спросил человек с «самолетом». — По-моему, я его где-то…
Тут в палату вошли старичок доктор с сестрами и с ними — молодая изящная женщина в брюках, маленькая, в громадном свитере — «странная и прекрасная».
Доктор подвел девушку к Пашке.
— Вот ваш герой. Прошу любить.
— Вы будете товарищ Колокольников?
— Я,— ответил Пашка и попытался привстать.
— Лежите, лежите, что вы!— воскликнула девушка, подходя к Пашкиной койке.— Я вот здесь присяду немножко. Можно?
— Боже мой!— сказал Пашка и опять попытался сдвинуться на койке.
Девушка села на краешек белой плоской койки.
— Я из городской молодежной газеты. Хочу поговорить с вами.
Белобрысый перестал хохотать, смотря то на Пашку, то на девушку.
— Это можно,— сказал Пашка и мельком глянул на белобрысого.
Тот начал теперь икать.
— Как вы себя чувствуете?— спросила девушка, раскладывая на коленях большой блокнот.
— Железно,— сказал Пашка.
Девушка улыбнулась, внимательно посмотрела на него. Пашка тоже улыбнулся и подмигнул ей. Девушка опустила глаза к блокноту.
— Для начала... такие... формальные вопросы: откуда родом, сколько лет, где учились...