Но вот странно: сама пишу об этом, а сама – вот сейчас – чувствую, что для меня гораздо важнее рассказать о себе и о тебе, Володечка, чем думать о будущем человечества. Ибо человек в своем неискоренении неискореним. Как писал японско-корейский философ Я Хуэю: 82.
Осветив меня, Цапаев смотрел на меня долго, пристально и нагло.
– Хороша, хороша, – сказал он. – В самом деле хороша. И что, ты действительно никого из нормальных людей к себе не подпускаешь?
– Кого вы называете нормальными людьми?
– Ну, не таких же, как твой художник покойный. Серьезных людей.
– Правителей, капиталистов?
– Можно и так назвать. Элиту.
– Я вообще мало кого подпускаю. У меня аллергия на человеческие запахи. На звук голоса. Даже на цвет глаз, – сказала я, думая, что слегка фантазирую, но именно в этот самый момент понимая, что это правда: всегда, например, ненавидела голубоглазых блондинов и жгучеглазых брюнетов. Видимо, это нелюбовь к крайностям.
– Надо же. А у меня вот карие, – обеспокоился Цапаев. – Ничего, не воротит?
– Нет. Но вы человек полный...
– Говори прямо – толстый.
– Да, толстый. Вот на это у меня точно аллергия.
– Ясно. И сколько тебе надо маней, чтобы твоя аллергия прошла?
Мне стало скучно, я отвернулась.
– Что? Вопрос не понравился? – спросил он усмешливо, не веря, что такой вопрос может не понравиться.
– Да нет. Просто такое ощущение, что я смотрю фильм, который видела уже сто раз. Одни и те же слова.
– Слова те же – деньги разные.
Я посмотрела ему прямо в глаза и четко произнесла (почему-то испытывая жесточайший приступ отвращения):
– Слушайте, Цапаев. Никогда, даже под страхом смерти у меня с вами ничего не будет. Даже не надейтесь. Потому что такие, как вы, мне надоели. Потому что я вас ненавижу. Потому что... – дальше я не нашла слов.
А он всё это выслушал чуть ли не с удовольствием. И воскрикнул:
– Молодца! Ладно. Этого я и хотел. Бороться будем, девушка. Учти, запрещенных приемов для меня нет.
– Что вы имеете в виду?
– Да много чего. У тебя сестра, мама, братик.
Мне стало страшно.
– Если вы что-нибудь с ними сделаете...
Он поднял руку:
– Не торопись. Я сперва хочу по-мирному, подоброму. Видишь, в чем штука, – пожалел он меня, – тебе просто не повезло. Если я чего-то хочу, то это всё. Это у меня будет. Хоть ты тресни. Я сам не рад, что такой упрямый, но что делать, – развел он руками.
Цапаев ушел, а я долго еще сидела, окаменевшая.
Всё это казалось мне дурным сном и идиотизмом.
Я готова была проклясть свою красоту, потому что она, оказывается, вместо того чтобы сделать мою жизнь и жизнь будущих детей безопасной под защитой красивого и сильного человека, наоборот, сплошь и рядом подвергает меня опасности.
Я поняла, что Цапаев подлец безграничный и ни перед чем не остановимый. И вдруг вспомнила о своем саратовском чудовище. Почему о нем ни слуху ни духу? Чего он ждет?
Мне вдруг представилось, что этот неведомый человек – единственный, кто может меня выручить. Он тоже опасность, но по сравнению с другими – такая ли?
Мне захотелось его найти.
Но как?
Я придумала способ.
Я позвонила Владимиру, который в это время был активно действующий журналист, и сказала, что могу дать ему интервью на скандальную тему, он сможет это интервью продать не местным, а центральным изданиям. Он был заинтригован. Я рассказала ему про Цапаева. Понимала, что рискую, но: 1. Теперь, когда его намерения будут известны всем, Цапаев не посмеет прибегать к подлым мерам: есть же все-таки в стране закон и правоохрана! 2. О Цапаеве узнает мое неведомое чудовище и, возможно, захочет вмешаться и помочь. 3. Не исключено, что захотят помочь и другие. Кто-то, имея отчасти корыстные помыслы, а кто-то и от души. В России всегда находилось много людей, готовых помочь красивым девушкам.
Таков был мой план.
Потому что, повторяю, Цапаев показался мне реально страшен, особенно когда я начиталась в Сети о его многочисленных подвигах, граничащих с криминалом. С женщинами он себя вел особенно безобразно: когда ему отказала актриса К., он сделал так, что ее уволили из театра и не снимали ни в одном кино, ни в одном сериале. Актриса К. срочно вышла замуж за продюсера М. Но продюсер М. разорился и покончил с собой. Актриса К. уехала за границу и нашла там себе френдбоя из бывших русских евреев, богатого адвоката, – адвокат в течение месяца лишился всей практики, а потом попал в клинику психических отклонений, где надолго застрял. Короче говоря, актрисе К. пришлось смириться и пойти навстречу Цапаеву, но, когда ее доставили ему в имение, он глянул на нее искоса, держа на коленях какую-то девушку, и сказал:
– Ну вот, дура, говорил я тебе? Уйди, я тебя расхотел.
Такими поступками он создал себе репутацию человека, которому невозможно отказать, опасно отказать. Создал нарочно – и тешил себя этим.
Итак, я по телефону рассказала Владимиру всю эту историю. Мимоходом с уважительным и заинтересованным интересом спросила, как у него отношения с пусть-Машей. Он сказал: всё нормально, возможно, скоро поженимся.
Человеческая фантазия убога. Половина газет, которые напечатали интервью, назвали материал «Красавица и чудовище». Но, кстати, везде к слову «чудовище» были приставлены кавычки, а потом еще часто был вопросительный знак. То есть мы как бы не утверждаем, а как бы интересуемся и предполагаем.
Цапаев позвонил мне, долго смеялся и сказал:
– Интересно, на что ты рассчитывала? Нет, вообще-то даже неглупо: у меня сейчас такой момент, что лишний раз нельзя светиться и кого-то трогать. Но это сейчас. Завтра я разозлюсь, и будет хуже. Не боишься?
– Если я почувствую, что вы представляете для меня серьезную угрозу, я приму меры.
– Да неужели? Какие?
– Найму киллера.
Киллер, Володечка, это значит – наемный убийца. Найти его в России того времени не составляло никакого труда, причем услуги их были дешевыми, так как рынок был обширным, спрос превышал предложение (в данном случае спрос – это количество людей, готовых наемно убить за копейки, а предложение – количество заказчиков: на предложение каждого заказчика сбегалось пять-шесть профессиональных убивателей). Конечно, я не собиралась всерьез исполнить свою угрозу, но никто не знает, на что способен человек, прижатый к стене. Поэтому я все-таки не исключала возможности и такого варианта.
Цапаев смеялся, но его смех был деланный.
– А ведь ты доиграешься, – сказал он. – Ты на конкурс «Мисс мира» можешь и не попасть.
– Ну и что? – блефанула я. – Работой я и так обеспечена. Да и не нужно мне больших денег и большой славы. Вам не повезло, Виктор Антон. У меня так мало есть и мне так мало надо, что вы ничего меня не можете лишить. Интервью я дала только с одной целью – обезопасить своих близких. Повторяю, если вы им что-то сделаете, я готова на всё.
Цапаев опять посмеялся, но я чувствовала, что первый мой предположительный пункт – что он испугается резонанса – сработал. Это проскальзывало в его словах и намеках, что не обязательно было трещать на весь свет о частном разговоре и что он мог бы подать на меня в суд, просто не хочет из детского воздушного шарика раздувать аэростат.
Сработал и третий пункт: на мой сайт в Интернете посыпались письма поддержки, в том числе и от людей, имеющих вес. Они скрывались под псевдонимами, но напрямую сообщали, что готовы на моральную и материальную помощь. Я благодарила, но ничего не просила.
Неожиданно проявился опять Всеслав Байбакян.
– Неужели этот кал так себя ведет? – спросил он, позвонив мне.
– Именно так.
– Это хорошо, – сделал неожиданный вывод Байбакян. – А ты вот что. Тут у нас в Кремле будет одно мероприятие... Только не думай, ничего личного, я тебя даже боюсь. О тебе слухи ходят, что ты можешь импотенцию наколдовать.
– Слухи бывают разными, – сказала я неопределенно.
– Так вот. У нас есть люди... – он сделал паузу, чтобы я оценила, каких именно людей он имеет в виду, – которые считают, что наши девушки должны побеждать везде. Что это такое, последняя «Мисс мира» у нас была в начале девяностых! И одна-единственная. Были другие – «Мисс Объединенных Наций», «Мисс Вселенная», но всё равно – маловато. Эти люди считают, что у тебя хорошие шансы. Ты этим людям нравишься. Короче, неплохо бы тебе на этом мероприятии победить. И тогда ни одна дрянь, включая Цапаева, – в голосе Всеслава явно дрогнуло что-то личное, – не посмеет к тебе даже подойти.
И лишь второй пункт молчал: не появлялось мое саратовское чудовище, что мне было, как ни странно, даже немного обидно.
Но вскоре и оно проявило себя.
Сначала раздался звонок с неопознанным номером.
Измененный голос сказал, что приехал из Саратова и хочет меня видеть.
Но мне показалось, что я узнала его. И сказала:
– Мне даже неизвестно, как вас зовут.
– Допустим, Икс-Эль.
– Хорошо. Зачем вы приехали?
– Я обеспокоился. Я хочу помочь.
– Спасибо. Мне нужна только моральная поддержка.
– Мы можем хотя бы встретиться?
– Вы готовы мне показаться?
– Нет, извините. Черт, я тебя на вы зову, отвык. Я не готов тебе показаться. Давай так. Приезжай в клуб «Дружбы Наций». Знаешь такой?
– Да, там недавно был фестиваль саратовского самотворчества. Меня приглашали. Вы тоже были?
Он не ответил.
– Сегодня в шесть вечера будь там – в зале.
– И что?
– Ничего. Просто зайди.
В шесть часов я была в этом клубе. Охранник, увидев через стекло мою машину и меня в ней, бросился открывать дверь. Позвонил кому-то, появилась служительница, приятная женщина средних лет, она улыбнулась мне и молча проводила в зал.
Там было пусто и освещено. Пустые ряды кресел, пустая сцена. А сзади и наверху – окна, как в театре, – для техников и режиссеров, для проектора, если демонстрируется фильм. Я сразу поняла, что Икс-Эль там, но разглядеть было ничего нельзя – за этими стеклами не было света. Зато он меня, конечно, видел. Я даже подошла поближе, чтобы он мог удобнее смотреть.
Раздался звонок, благодарный голос в телефоне произнес:
– Спасибо.
– Пожалуйста. Что вы хотели сказать?
– Хочу сказать... Если будет настоящая опасность, я окажусь рядом.
– Да, была опасность.
– Поэтому я здесь.
– Я признательна, но всё почти наладилось.
– Нужны деньги? – спросил голос.
– Вы прекрасно знаете, что я не возьму.
– Что нужно?
– Да ничего вообще-то.
– Начинаю думать, что вам просто захотелось со мной встретиться.
– В каком-то смысле. У вас голос приятный.
– Стараюсь, – усмехнулся голос.
И на чей-то похож, хотя не понятно, на чей.
– Этот мой телефон – для связи с тобой, – сказал он. – Если что, сразу же звони. И просто так – звони. Вдруг захочется поговорить?
– Как там Саратов?
– Что именно интересует?
– Ну... Не знаю.
– Ничего не изменилось.
– Тоже хорошо.
– Главное, что я хотел сказать, – голос стал серьезным, – будь осторожна. Очень тебя прошу. Если ты выиграешь конкурс, а ты должна выиграть, у тебя начнется такая карусель. Будут предложения – самые разные. Выбирай внимательно. И...
После долгой паузы голос произнес:
– Я тебя люблю.
Второй раз в жизни, Володечка, что-то в моей душе трепетнуло, когда я услышала эти слова. Не знаю почему. То ли теплота голоса, его тембр... Срезонировало. Тогда, Володя, еще не было разработанной теории психологического резонанса, да и самого этого понятия. Не было, однако, и злоупотреблений, которые сначала казались безобидными – почти шутливыми: например, мужчина хакерским способом сканировал интел-фейс женщины, узнавал, на какие тембры и модуляции женщина резонирует, после этого менял себе голос, что стало легко, и добивался симпатии, а женщина даже не подозревала... Невольно вспоминается сказка «Волк и семеро козлят», помнишь, как я тебе рассказывала эту сказку? Подобно многим мамам моего времени, я сама почти не помнила никаких сказок, покупала книги, фильмы, смотрела, читала, а ты любил, чтобы я тебе перерассказывала. Причем чтобы это было почти в темноте. Наступал поздний час, я подсаживалась к тебе и начинала. Я рассказывала одну и ту же сказку по пять-шесть раз. Она оставалась той же, что-то менять было запрещено, ты протестовал против этого: если принцесса вышла замуж, то вышла, а если умерла, то умерла, жаль, но варианты не допускаются. Зато тебе нравилось, когда сказка всё больше обрастала деталями и подробностями. Я рассказывала:
«И вот появился в тех местах волк».
Ты добавлял:
«Серый».
«Да, серый волк. Он захотел съесть козлят».
«А откуда он появился?»
«Ну... Он там жил».
«Нет, ты сказала – появился. Если бы он там жил, он бы их раньше съел».
«Они были маленькие, ждал, пока вырастут».
«Тогда он козу бы съел. Пока маленькая была. Она же была маленькая когда-то тоже?»
«Сравнил – одна коза и целых семеро козлят».
«И все-таки лучше, если он появился, – твердо решил ты. – Они жили счастливые и спокойные, а он появился. Потому что, если бы он всегда был, они бы боялись. А они не боялись. Потому что не понимали, что такое волк».
«Да, ты прав. Он появился. Он услышал про козу и ее детей и специально туда приехал».
«Да ладно. Волки не ездят».
«Пришел. Чтобы съесть».
Ты не соглашался:
«Нет. Нет, чтобы съесть, это да. Он позавидовал, что они такие веселые».
«Ты прав. Он позавидовал, что они такие веселые. И решил их съесть, чтобы они перестали веселиться».
Для тебя всё становилось ясно, всё расставлялось по местам, ты готов был слушать дальше.
Письмо двадцать третье
Ну вот, Володечка, настал наконец тот момент, когда я могу рассказать тебе про отца, который не стал твоим отцом, но все-таки немного побыл им.
Всё началось на том самом мероприятии, куда меня пригласил Всеслав Байбакян. Я не помню, в связи с чем оно было собрано, что-то из сферы культурной политики. Так высоко я еще не взлетала, хотя это взлетание было как бы авансом – да, я была победительница, «Краса России», но этих крас за последние годы образовалось уже достаточно много, никто даже не помнил их имен.
Кремль поразил меня внутри своей крохотностью. Почему-то казалось, что за внушительной внешней стеной скрывается что-то монументальное, массивное. А оказалось – постройки весьма средней величины. Я бывала уже и в башне «Федерация», и обозревала Москву с 800-метровой высоты башни «Паритет»83, поэтому представления о масштабах у меня были соответствующие.
Но главным для меня всегда были люди, хоть это может и странно прозвучать, учитывая мою аллергию. Там я встретила двух главных людей той эпохи: Владимира Владимира Путина и Дмитрия Анатолия Медведева. Никто тогда еще не знал, что меж ними зреет столкновение.
Д.А. Медведев и его соратники не сразу, но осознали, что в России нет по отдельности проблем кризиса, коррупции, произвола местной власти, воровства и обыдловения, а есть общая и главная проблема почти уже необратимого морального разложения общества сверху донизу. Многие не замечали или не хотели замечать этого на фоне относительного благополучия, которое, как потом выяснилось, было сравнимо с увеличением доходов бандитской шайки, милостиво поделившейся с ограбленными. Чувство самосохранения совпало с чувством гражданского долга. Д.А. Медведеву, политически рожденному развращенной безнаказанностью и бесконтрольностью силовой системой, хватило духа и мужества административно восстать против нее. Шаги были постепенными, но народ разгадал намерения президента, в памяти людей забрезжила старая национальная идея о справедливой жизни. Оказалось, что многим надоело жить в униженной и опозоренной (в первую очередь – собственными правителями) стране. Россия к президентским выборам 2012 года пришла в состоянии брожения и конфронтации. Революция сверху, увы, сначала не имела поддержки снизу – так выяснилось, что предыдущая власть, сознательно действуя в направлении деградации общества, блестяще выполнила свою задачу.