Алексей Слаповский
Синдром феникса
Роман
Часть 1
1
Есть в Подмосковье такой городишко Чихов, но не спешите проверять по карте, там этого названия не отыщется – я его, честно скажу, придумал. Причем имеется в виду не созвучный Чихову город Чехов, поименованный в честь великого русского писателя, а совсем другой, обозначить его прямо я не решился, чтобы не обидеть реальных людей, оказавшихся вовлеченными в эту историю.
Итак, названия нет, но город точно есть.
И в нем жила, да и сейчас живет, женщина тридцати пяти лет – Татьяна Лаврина, продавщица круглосуточного магазина. Судьба и жизнь ее типичны: двое сыновей, выгнанный бездельник-муж, никакой поддержки, крутись, как хочешь. Вследствие этого и характер у нее тоже довольно типичный для нашего времени: резкий и решительный. Даже слишком: мужа могла бы и потерпеть, потому что Валерий Абдрыков (она отказалась от его фамилии при разводе) хоть не каждый день работал, но ведь и не каждый день пил, что по чеховским меркам считается вполне нормальным. Бывают, конечно, отклонения: человек каждый день работает и совсем не пьет или, напротив, совсем не работает и каждый день пьет, но это уже явления аномальные, которые малоинтересны.
Однажды ночью Татьяна сидела в своем магазине, находящемся на окраине города, и скучала.
От скуки ела шоколад и читала книжку. Съест кусочек, перевернет страницу. Еще кусочек, еще страница. Посмотрела на плитку шоколада – уже половины нет. Вздохнула, приложила ладонь к талии, решила, что хватит. Завернула остаток и спрятала под прилавок с глаз долой.
Тут зазвонил колокольчик, подвешенный к двери, и вошел Михаил Ерепеев, рослый парень лет примерно двадцати семи. А может, даже и тридцати. А может, даже и больше, но глаза у Михаила какие-то совсем еще подростковые: простые, бесхитростные и при этом неумело наглые. Именно так подростки хотят казаться смелее, чем они есть на самом деле. При этом они еще не знают, к чему стремятся в этой жизни. Михаил тоже не знал и, ожидая, пока наконец поймет собственные предпочтения и цели, устроился охранником в мебельный магазин, что наискосок от магазина Татьяны.
Вот он и зашел к Татьяне по-соседски, поздоровавшись вежливо, но и с некоторым юмором:
– Привет, давно не виделись!
Татьяна, кивнув, не глядя сняла бутылку пива с полки и поставила ее на прилавок.
– Взял бы уж сразу ящик, – сказала она довольно нелюбезно. – Ходит каждый час…
Михаил легким привычным движением сковырнул пробку открывалкой, что была привязана веревочкой (а то унесут), сделал пару глотков и резонно возразил:
– Ящик я сразу выпью. Неинтересно. А так я сижу, на часы смотрю. Час прошел – к тебе прогулялся. Быстрей время идет. Человек, Татьяна, когда ждет чего-то приятного, он не скучает!
– Ограбят, пока ты ходишь.
– Там сигнализация. А грабить – мебель такая, что не унесешь.
Михаил отпил еще пару глотков и сказал многозначительным голосом:
– Тань!
Татьяна, не отрываясь от книги, отозвалась:
– Чего?
– Невежливая ты, – упрекнул Михаил. – Человек к тебе пришел.
– Ты к пиву пришел, – уточнила Татьяна.
– Неправда. То есть вообще-то тоже, – частично согласился Михаил. – Одно другому не мешает.
Татьяна не хотела поддерживать беседу. Посмотрев куда-то сквозь Михаила, она спросила:
– Ты выпил?
Михаил понял смысл ее вопроса.
– Не надо гнать, Тань. Я быстро не пью, я не алкоголик.
2
А тем временем в город Чихов вошел некий человек.
Он вошел со стороны той самой окраины, где располагался магазин Татьяны, сторона эта была застроена домами деревянными и изредка кирпичными, то есть сельская по виду, но вид этот плохо различался: не горел ни один фонарь. Да при этом облачность: ни луны, ни звезд. И сказать о внешности этого человека пока ничего нельзя. Только слышно – покашливает.
Михаил, не дождавшись от Татьяны диалога, допил бутылку и пошел к двери.
Там остановился, подумал, обернулся:
– Тань, а ты замужем вообще?
– Тебе-то что? – удивилась вопросу Татьяна.
– Так. Спрашиваю, – уклонился Михаил.
– Ну – не замужем.
– А чего такая неразговорчивая?
А неизвестный человек все брел наугад.
Михаил же, вернувшись к месту прохождения службы, слонялся по магазину.
Магазин был большой, мебель стояла не просто так, а что-то из себя изображая.
Например, в одном углу соорудили кабинет начальника: массивный черный стол, кожаное кресло с высокой спинкой, книжные шкафы – все солидно, основательно, представительно. Михаил сел в кресло, покрутился в нем, потом вытянул руку с расстрельным указательным пальцем и внятно, внушительно произнес: «Пошел вон!»
Прогнав неведомого вредителя и исполнив начальнический долг, Михаил отправился отдохнуть в секцию мягкой мебели для гостиной. Прилег на пухлый белоснежный диван, закинул ногу на ногу и поманил кого-то пальцем. Но неведомый позванный или неведомая позванная, что вероятнее, не успели подойти: Михаил заметил, что чиркнул ботинком по обивке, оставив след. Он вскочил, поплевал на пальцы, потер – след исчез.
После этого Михаил посмотрел на часы и увидел, что пора опять пить пиво.
3
Татьяна клевала носом над книгой. Книга свалилась, хлопнулась на пол, Татьяна очнулась и пошла в подсобное помещение – умыться. В это время зазвонил колокольчик.
– Сейчас, – проворчала Татьяна, вытирая лицо и неприветливо глядя на себя в зеркало.
Она вышла и увидела возмутительную картину: оборванный, нечесаный, заросший бородой, да еще и какой-то паленый (даже запах ощущался) человек в грязных джинсах, драной футболке и кожаной куртке зашел себе преспокойно за прилавок, взял батон и стоит, видите ли, кусает батон, да еще при этом шарит глазами, высматривая, чего еще стащить.
Таня схватила швабру и крикнула:
– Это что такое? А ну, пошел отсюда! Милицию вызвать? Бомж поганый, марш! Сейчас как дам вот!
Слово у нее редко расходилось с делом: она пихнула человека шваброй. Тот от неожиданности покачнулся, запнулся, чуть не упал и закрылся руками, как ребенок, который боится.
Таня наставила на него швабру и спросила:
– Ты что это делаешь, а?
Человек посмотрел сквозь пальцы, раздвинув их, убрал руки от лица, убедившись, что большой опасности нет, откусил от батона и улыбнулся. И сказал, ничуть не стесняясь, а даже почти хвастливо, как бы предлагая за себя порадоваться:
– Ем!
Татьяна возмутилась:
– Ест он, ага! Наглость какая! Еще и выпить тебе?
– Спасибо, – поблагодарил человек и протянул руку к полке, где стояли бутылки с водой.
– Не тронь! – замахнулась Татьяна шваброй.
Человек отдернул руку.
– Чего засел? Иди отсюда! – приказала Татьяна.
Тут вошел Михаил.
Увидев постороннего мужчину, он, естественно, насторожился:
– Это кто?
– Да бомж какой-то! Обнаглел, прямо на моих глазах хотел обокрасть! – пожаловалась Татьяна. Впрочем, скорее не пожаловалась, а проинформировала, жаловаться было не в ее обычае.
Михаил тут же оценил ситуацию и начал действовать.
– Ваши документы! – потребовал он.
Человек смотрел на него и пытался понять:
– Документы?
– Документы, документы! Аусвайс в смысле. Показал быстро! Не хочешь?
Войдя в роль блюстителя порядка, Михаил все больше распалялся:
– Руки за голову, лицом к стене! Хлеб положи, ну!
Человек не положил хлеб. Он пожал плечами, удивляясь несуразности этого приказания, и объяснил:
– Я есть хочу.
Михаил вырвал у него батон и приказал:
– Молчи громче!
И хотел вернуть украденное Татьяне, но она отказалась:
– Да ладно, он его надкусал уже.
– Неважно! Сейчас я его отведу в милицию!
– Не надо, – сказала Татьяна. – Пусть уходит. Он, кроме хлеба, ничего и не взял.
Михаилу захотелось показать себя перед нею добрым человеком. Поэтому он предложил бомжу:
– Выбирай: или я веду тебя в милицию – или даю тебе три раза по шее. Предупреждаю: от меня есть шанс выжить, от милиции нет.
Всякий разумный житель нашей богом спасаемой (ибо больше некому) страны выбрал бы, конечно, не милицию, а частное лицо. Не потому, что от милиции, действительно, нет шанса выжить, но очень уж она у нас непредсказуема. Приведут тебя туда с одним делом, а возьмут совсем за другое. И потом, всякий милиционер есть одновременно и государственный служащий, и частное лицо, потому что у него ведь семья, дети, и все есть хотят, следовательно, общаясь с милиционером, ты общаешься как бы с двумя людьми сразу, и неизвестно, кто из них возьмет верх. Частное же лицо, оно и есть частное лицо, с ним можно договориться по-свойски, и вообще замечено, контакт на уровне не служебном, личном, у нас как-то безопаснее. И дешевле обходится. Но бомж поступил странно, неразумно. Глядя на Михаила вопросительно, он не ответил точно, а словно предположил:
– В милицию?
– Не угадал! – воскликнул Михаил. – Я тебя сам накажу!
И поднял руку, чтобы исполнить обещание, ударить три раза по шее негодяя.
Но произошло что-то странное: бомж пригнулся, вильнул телом в сторону, рука Михаила рубанула пустоту, а потом что-то ее, руку, сильно дернуло, и Михаил всем своим громоздким телом рухнул на пол.
Но тут же вскочил и закричал Татьяне, выхватывая газовый пистолет, который ему выдавали на время дежурства:
– Отойди от него! Отойди!
– Брось дурить! – испугалась Татьяна.
– Отойди, говорю! – кричал Михаил.
Татьяна отошла от греха подальше.
– А ты – руки вверх! – велел Михаил бомжу. – И на выход!
– Зачем? – спросил тот.
– Ты так?! – окончательно разозлился Михаил.
И нажал на спусковой крючок.
Но выстрела не произошло.
Михаил нажал еще раз.
Ничего.
Михаил нажал несколько раз подряд.
Тщетно.
Михаил, недоумевая, заглянул в дуло, нажав при этом на крючок еще раз. На этот раз получилось: раздался выстрел, пыхнуло облако газа, Михаила отбросило, он упал и взвыл.
Татьяна, не растерявшись, первым делом побежала к двери, распахнула ее и стала махать своим фартуком, разгоняя газ. Одновременно она зажимала ладонью рот и нос. Успела при этом крикнуть бомжу:
– Иди на воздух, а то отравишься!
Тот послушно пошел на воздух.
– Господи, вот дурак-то! Ты живой? – Татьяна склонилась над Михаилом.
А тот тер кулаками глаза, кашлял и кричал:
– Скорую вызови!
4
Приехала скорая.
Сонный врач, загружая Михаила с помощью санитара, спросил у Татьяны:
– Кто его?
– Да сам.
Врач кивнул:
– Обычное дело. Они все сами.
Машина с пострадавшим уехала, Татьяна сказала бомжу, стоявшему в двери:
– А ты чего? Давай, будь здоров. Радуйся, что все обошлось.
Но бомж смотрел на нее странно. Будто лишь сейчас разглядел. Будто пытался узнать. И – узнал. Широко улыбнулся и сказал:
– Здравствуй!
– Ага, давно не виделись! – ответила Татьяна и пошла в магазин. Человек хотел пойти за нею, но она захлопнула за собой дверь и задвинула засов.
Через несколько минут дверь открылась, Таня подала в щель надкусанный батон и большую бутылку дешевой воды.
– На. И проваливай.
– Спасибо, – поблагодарил бомж. И опять поприветствовал Татьяну: – Здравствуй!
– Вот заладил… – проворчала она, закрывая дверь.
5
Заварив себе крепкого чая, Татьяна выпила две чашки, чтобы прогнать сон, села читать, но сон все-таки одолел, она задремала.
И ее до самого утра никто не потревожил.
А утром, выйдя на крыльцо, она увидела, что бомж не ушел. Спит, свернувшись калачиком.
Татьяна слегка пихнула его ногой (не от грубости, а потому что он ведь, может, заразный, а у нее дети!).
– Ты тут еще? Смотри, милиция заинтересуется, в самом деле! Алё, гражданин, проснись!
Бомж проснулся, сел, протер глаза, увидел Татьяну и обрадовался:
– Здравствуй!
– Смени мелодию, – посоветовала Татьяна. – И нечего тут. Мне не надо, чтобы у меня на пороге неизвестно кто спал, понял? Если ты бомж, иди куда-нибудь в кусты и лежи там. Если псих, ищи свою психушку!
Она ушла обратно.
Бомж встал и огляделся.
Похоже, услышав про кусты, он именно их и стал искать взглядом.
И нашел: между двумя новыми домами был пустырь. Тоже собирались строить дом, но дальше фундамента дело не пошло. Все поросло густым бурьяном в человеческий рост.
Бомж пошел туда и скрылся в этих зарослях.
Сидел и смотрел оттуда на дверь магазина.
6
К восьми утра в магазин пришла девушка Кристина, сменщица Татьяны.
Вообще схема работы продавщиц в магазине была такая: «через два раза по двенадцать». Это означало: три продавщицы по очереди отрабатывали двенадцать часов. К примеру, отстоит Татьяна ночь с восьми вечера до восьми утра, потом – две напарницы, на следующий день Татьяна уже с восьми утра до восьми вечера, зато потом у нее свободны ночь и целый день. Таким образом, если не очень дрыхнуть после ночной смены, образуется, помимо работы в магазине, два полноценных трудовых дня, которые Татьяне, как мы увидим позже, очень были нужны.
Татьяна сдавала Кристине смену, доедая шоколад. Объясняла:
– Вот тут все записано – сколько, чего. Рашкин в счет долга две бутылки пива взял, Семенчукова бутылку водки, они отдают, им можно…
Кристина не смотрела в тетрадь, а, прислонившись спиной к стене, зевала и распрямляла плечи, закидывая назад руки.
– Кристина! Очнись!
– Дискотека была в ДК до четырех, – объяснила Кристина. – Два часа спала всего.
– Молодость. Здоровье, – позавидовала Татьяна.
Кристина махнула рукой:
– Да нет уже здоровья никакого, уже печень чувствую, а мне двадцать четыре всего!
– Замуж тебе надо.
– Ты была – и что? Двое детей, а муж где?
– Лучше уж никакого, чем такой, – призналась Татьяна.
Кристина отломила из руки Татьяны кусочек шоколада и сказала:
– Тоже на сладкое тянет – это не беременность?
Татьяна, осмотрев шоколад, ответила:
– Нет. На соленое обычно.
И, будто чего-то напугавшись, завернула остаток и спрятала поглубже под прилавок.
– Соленого тоже хочется, – обреченно призналась Кристина. – Провериться надо. Хорошо тебе – уже родила, отмучилась. А я чего-то так рожать боюсь!
– Говоришь, будто уже собралась. Ты реши сначала от кого.
– А какая разница? – рассмеялась Кристина. – Какой ни будет, все равно исчезнет. У меня ни одна подруга с мужем не живет!
– Национальная проблема! – вздохнула Татьяна.
– Вот именно, – согласилась Кристина.
При этом, замечу, никакой горечи не было в ее голосе, а просто констатация факта: что же делать, если оно так есть? Делать нечего.
Татьяна вышла из магазина.
Бомж увидел это, вылез из бурьяна и отправился за нею.
Магазин был на одной окраине, а жила Татьяна на противоположной, поэтому путь ее домой пролегал через центр города, который был вполне фешенебельным: большие дома, рекламные щиты, витрины магазинов. И множество машин.
Бомж, идя за Таней и явно боясь упустить ее из виду, успевал разглядывать и окружающее, причем не как человек, впервые попавший в этот город, а словно был вообще пришельцем, который удивляется самым обычным вещам. Например, его поразили люди, разговаривающие сами с собой, в пространство, то есть по мобильным телефонам. Бомж хмыкал, недоумевал, наконец подошел сзади к одной девушке, углубившейся в разговор, и прислонился ухом к ее трубке, чтоб услышать, что там такое. Девушка ойкнула, оглянулась, крикнула что-то вроде: «Идиот!» – и торопливо ушла.