Чельцов украдкой подкладывает себе на розетку варенье из банки и несколько раз стучит при этом ложечкой о розетку, поскольку варенье не отстает от ложечки.
ЧЕЛЬЦОВА. Тихо!
СЕЙКИН. А через несколько я лет получу повышение. Ну там через пять или десять, но получу непременно, а время быстро проходит, сами убедитесь. Дни долго тянутся, зато годы летят. А если у нас и дети появятся, так вы даже не заметите.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (отворачивается, сидя на стуле). Я не могу этого слышать.
СЕЙКИН. Лилиана Карловна, так вы согласны?
Продолжительная пауза.
ЛИЛИ. Да.
СЕЙКИН. Как это...
ЛИЛИ. Я выйду за вас замуж.
СЕЙКИН. Вы...
ЛИЛИ. Я принимаю ваше предложение.
Сейкин еще некоторое время стоит, после чего, обогнув стол со стороны авансцены, быстро, почти бегом, уходит направо.
ЧЕЛЬЦОВА (встает и кричит ему вслед). Петр Алексеевич!
Пауза.
Лили встает и выбегает налево.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (к Чельцову). Знаете, из-за чего погибнет Россия?
ЧЕЛЬЦОВ. Из-за чего?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Из-за того, что даже декадентам жить хочется.
ЧЕЛЬЦОВА (садится). Бедная Лилиана Карловна...
ЧЕЛЬЦОВ. Но он же сделал ей предложение.
ЧЕЛЬЦОВА. Замолчи сию минуту!
Пауза.
ЧЕЛЬЦОВА (встает). Пойду к ней. Неровен час что-нибудь над собой сделает.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, идите к ней, лучше не оставлять ее одну.
Чельцова выходит налево. Вольф встает, берет шляпу и трость, идет налево.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы тоже?
ВОЛЬФ (задержавшись). Нет, но хотелось бы поостыть, слишком много впечатлений. (Выходит налево.)
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну и что вы, Александр Иванович, на все это скажете?
ЧЕЛЬЦОВ (достает носовой платок и вытирает лоб). Я же говорил, что слишком жарко.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нет, вы только посмотрите на этого Сейкина. Ничтожная фигура, не так ли?
ЧЕЛЬЦОВ (снисходительно, даже с некоторой симпатией к Сейкину, в смысле: "Не нужно быть к нему слишком строгим"). Поручик как поручик.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не совсем. Лермонтов хоть стихи писал, а этот не посмеет даже солдату в морду дать.
ЧЕЛЬЦОВ. Э-э, посмеет, наверное.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А если и посмеет, так слишком мягко.
ЧЕЛЬЦОВ. Все кончится по-доброму.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А вот я вовсе не уверен. Слишком много страстей. Вы хоть раз видели столько в этих ваших губерниях?
ЧЕЛЬЦОВ (встает). Пойду поищу его. (Идет направо, проходя мимо ружья, останавливается.) Висит, все висит. (Выходит направо.)
Пауза.
Захедринский барабанит пальцами по столу. Встает, идет направо, останавливается, недолго стоит, возвращается к столу, садится.
С левой стороны входит Татьяна, в другом костюме, на этот раз - темных тонов, и в другой шляпке. Следом за ней Анастасия несет чемодан, плащ и большой, черный зонт.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (вставая). Далеко собрались, Татьяна Яковлевна?
ТАТЬЯНА. Уезжаю.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. В Тамбов?
Татьяна подходит к нему и протягивает руку, желая проститься.
Вы хоть присядьте перед дорогой. Так просто не уезжают.
Татьяна садится. Анастасия ставит чемодан на пол, стоит и ждет.
Анастасия Петровна, прошу вас, подождите внизу.
Анастасия берет чемодан и выходит направо.
Неужели это так необходимо.
ТАТЬЯНА. Скоро учебный год начинается, а я еще должна задания приготовить .
ЗАХЕДРИНСКИЙ (садится напротив Татьяны). Вы весьма добросовестная учительница.
ТАТЬЯНА. Это мой долг.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нам будет вас недоставать.
ТАТЬЯНА (благодарно улыбается). Ну, не всем.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Зато некоторым - очень. Мне, например.
ТАТЬЯНА. Вы слишком добры.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нет, я человек дурной. Я тщеславен, дерзок, несолиден, много болтаю, много пью...
ТАТЬЯНА. Вы недооцениваете себя.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я слишком хорошо себя знаю. Вам-то не все обо мне известно, а расскажи я, вы бы все равно не поверили, но это и к лучшему. И коль скоро вы не все про меня знаете, то...
Пауза.
ТАТЬЯНА. То что?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. То, может, вы останетесь со мной...
ТАТЬЯНА. В Крыму?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Навсегда.
ЧЕЛЬЦОВ (голос за сценой). Петр Алексеевич!...
ТАТЬЯНА. Боюсь, что это невозможно. Вы очень мне нравитесь, но...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но вы не любите меня.
ТАТЬЯНА. Если бы нам довелось встретиться при других обстоятельствах...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Понимаю.
ТАТЬЯНА. Нет, вы не все понимаете, видите ли... Ах, как бы это объяснить...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Объяснять не нужно.
ТАТЬЯНА. Я не собираюсь выходить замуж.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. За меня?
ЧЕЛЬЦОВ (за сценой, на этот раз с большего расстояния). Петр Алексеевич!
ТАТЬЯНА. Ни за кого. Что не означает, будто я не хочу быть счастлива, но личное счастье - это же эгоизм. На свете так много несчастья... Жить нужно ради людей...
ЗАХЕДРИНСКИЙ (поняв, что он окончательно отвергнут - правда, не по социально-общественным причинам, - и что надежды для него не остается). Ах, вот как...
ТАТЬЯНА. Помогать людям...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как помогать?
ТАТЬЯНА. Приносить пользу. Надо жить не для себя, но для общества строить, лечить, просвещать...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Людей просвещать?
ТАТЬЯНА. Вы ведь сами знаете, как много можно сделать. Сколько вокруг нужды, сколько невежества.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Конечно, знаю. Я и сам нищ и невежествен.
ТАТЬЯНА. Нужно идти в народ.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не советую.
ТАТЬЯНА. Вы думаете, что люди злы? Неправда. Только кажется, что они злы, потому что не знают как надо жить.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. И вы им расскажете.
ТАТЬЯНА. Не знают, потому что их окружает злой мир. Нужно изменить мир, тогда изменятся люди.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А разве мир это не люди?
ТАТЬЯНА. Не сразу, а через сто, двести лет... Сейчас повсюду зло и несправедливость, но через сто, двести лет человек станет лучше, прекраснее... Все зависит от нас. Только надо работать, работать, работать...
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Хочу вам кое-что предложить. Если уж вы непременно желаете жертвовать собой ради всего человечества, то, может, согласитесь начать с меня?
ТАТЬЯНА. С вас?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, пожертвовать собой ради меня. Ведь принести себя в жертву одному человеку легче, чем всему человечеству. Или, если вам угодно, трудней. Во мне вы найдете богатое поле деятельности, я уже говорил, какой у меня характер. Для вас это станет прекрасным страданием.
ТАТЬЯНА (встает и подает руку Захедринскому). Бог с вами.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мне этого мало. (Целует перчатку Татьяны.) Я провожу вас.
ТАТЬЯНА. Не нужно. Меня проводит Анастасия Петровна.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Для меня это не одно и то же.
Татьяна идет направо. Захедринский идет рядом с ней, потом останавливается.
Adieu?[2]
ТАТЬЯНА. Adieu.
Татьяна выходит направо. Захедринский возвращается, минуту стоит на середине сцены, идет в сторону балкона, недолго задерживается в дверях балкона, смотрит в темноту. Быстро оборачивается направо, в сторону входа в гостиную. С правой стороны входит Чельцов.
ЧЕЛЬЦОВ, Его нигде нет. Зато встретил Татьяну Яковлевну. Сказала, что уезжает. Неужели правда?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Правда.
ЧЕЛЬЦОВ. Верно, так оно и есть, Анастасия Петровна несла ее чемодан. Иван Николаевич, что же тут творится?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ничего особенного. Все идет своим чередом.
ЧЕЛЬЦОВ (идет к серванту, открывает его). Нету. (Переставляет фарфоровую и стеклянную посуду на полках.)
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что вы ищете, Александр Иванович?
ЧЕЛЬЦОВ. Вот он! (Достает графин с вишневкой.) Я должен чего-нибудь выпить. Меня от всего этого аж колотит. (Идет к столу и ставит на него графин.) А вы?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я тоже выпью.
Чельцов возвращается к серванту и достает из него две рюмки. Оба садятся за стол - Чельцов на своем прежнем месте, лицом к стене, на которой висит ружье, Захедринский - напротив него, спиной к ружью.
ЧЕЛЬЦОВ (поднимая рюмку). Здоровье Петра Алексеевича.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Обязательно?
ЧЕЛЬЦОВ. Ему это очень нужно.
Выпивают.
(Чельцов с облегчением выдыхает, удобнее усаживается на стуле, расслабляется.) Со всех сторон какие-то предзнаменования, Иван Николаевич, шагу нельзя сделать, чтоб не напороться на что-нибудь диковинное. А ведь все идет вроде бы обыкновенно, но как-то так... боком.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Боком?
ЧЕЛЬЦОВ. Да. Вперед, да не передом. Вам не приходилось видеть волка?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Пожалуй, нет.
ЧЕЛЬЦОВ. Так волки ходят. Вперед, но как бы наискосок, будто у них ноги косят. Потому и нет у меня к ним доверия.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Волков здесь нет.
ЧЕЛЬЦОВ. Э, да вы просто не знаете. Они есть везде. Их полно. Вот, может, и сейчас под столом сидит один. А что хуже всего, так это оборотни.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вам доводилось встретить?
ЧЕЛЬЦОВ. Лично мне - нет. Боже упаси! Но, говорят, в Москве появился такой - из двух частей.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Из двух?
ЧЕЛЬЦОВ. Да. У него голова отдельно, а туловище - тоже отдельно. Туловище в генеральском мундире, а голова - никто не знает что за голова, потому что без мундира. Туловище бродит по кремлевским залам и ищет голову, а голова летает по воздуху и ищет туловище. Так и рыскают с полуночи до рассвета, а найти друг друга не могут.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. В Кремле разминуться легко.
ЧЕЛЬЦОВ. Вот именно. Влетит голова в один зал, так туловище из него только что вышло, а то туловище войдет, но головы там уже нет. Ну, они и кличут друг друга.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как?
ЧЕЛЬЦОВ. Голова нормально, она же голова. А вот у туловища нормального голоса нет, откуда он у туловища. Головы нет и потому сверху оно молчит. Один только звук может издавать, но только снизу, то есть из... (Поворачивается на стуле и кричит в сторону левой кулисы.) Матреша!
ЧЕЛЬЦОВА (невидимая за левой кулисой). Чего тебе?
ЧЕЛЬЦОВ. Как мне про это сказать по-другому!
ЧЕЛЬЦОВА. По-другому тоже не говори!
ЧЕЛЬЦОВ. Ну, вы понимаете.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Бедная Россия.
Пауза.
Чельцов разглядывает ружье и уже не спускает с него глаз.
А что, если мы еще его поищем?
ЧЕЛЬЦОВ (рассеянно, разглядывая ружье). Кого?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петра Алексеевича.
ЧЕЛЬЦОВ (встает, идет к ружью, останавливается перед ним). На волка еще годится, а на оборотня...
С левой стороны входят: Лили, Вольф и Чельцова.
Лили в другом костюме. Вольф несет трость подмышкой, плащ переброшен через плечо, в руках два чемодана.
Захедринский встает.
ЧЕЛЬЦОВА (к Лили). Может, цыпленочка на дорогу?
ЛИЛИ. Вы так добры, Матрена Васильевна, но я, действительно, спешу.
ЧЕЛЬЦОВА. Но как же так, не евши...
ЛИЛИ. Спасибо вам за все.
ЧЕЛЬЦОВА. Да не за что, не за что. Поболтали, душу отвели, только и делов. (Целует Лили в обе щеки.)
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы уезжаете?
ЛИЛИ (подходит к нему). Да, вот получила ангажемент, и...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. ...и уезжаете. Как вижу, не в одиночестве.
ЛИЛИ. Рудольфу Рудольфовичу со мной по пути.
ВОЛЬФ. Так совпало.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, конечно. Все эти... рельсы.
ЧЕЛЬЦОВА. Да что же это - на голодный желудок!
ЛИЛИ (приближается к Захедринскому). Иван Николаевич, можно вас на два слова?
Лили и Захедринский отходят в угол направо, к авансцене. Чельцова садится на диван, Вольф - на стул. Чельцов стоит перед ружьем, всматриваясь в него и не обращая внимания на присутствующих.
ЛИЛИ. Если вы встретите Петра Алексеевича...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Может, лучше подождать, дитя мое? Побегает по саду и вернется.
ЛИЛИ. Не вернется, да и мне это безразлично. Я хотела вам сказать, что...
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так что же.
ЛИЛИ. ...что если вы будете в чем-нибудь испытывать нужду...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, к примеру, в чем?
ЛИЛИ. Если я смогу хоть чем-то быть вам полезна...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Милая Лилиана Карловна, не морочьте себе голову из-за старика. Я ни в чем не нуждаюсь, а если бы и нуждался, не заслуживаю ничего хорошего.
ЛИЛИ. Но если все же...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы молоды, перед вами будущность. Театр, публика, слава... Главное, не отказывайтесь от избранного пути.
ЛИЛИ. Иван Николаевич, все это неправда.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вас ожидает еще столько прекрасного.
ЛИЛИ. Я вовсе не играла Дездемону.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну и что? Еще сыграете. Впереди у вас целая жизнь.
ЛИЛИ. Я вообще ничего не сыграла, все только хотела.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Совсем ничего?
ЛИЛИ. Какие-то жалкие рольки, не заслуживающие внимания. И вечно только ждать, улыбаться, делать вид, что ты великая актриса. А театр... Вы не знаете, что там за жизнь.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Знаю.
ЛИЛИ. Ждать... А чего жду я, Иван Николаевич?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Все мы чего-нибудь ждем.