Певица - Некрасов Николай Алексеевич 3 стр.


– - Синьора требует, чтоб ты обещал сохранить ее тайну!

– - О, я это сделаю! Она умрет вместе со мною! -- сказал Джулио и поспешно оставил комнату…

– - Он страшен, поспешите за ним, благородные синьоры! -- сказала Ангелика…

– - Мы еще должны сделать одно дело. Помогите мне,-- сказал один из гостей, подымая труп барона.-- Синьоре, верно, не будет приятен такой товарищ, если мы его здесь оставим.

– - Рана сделана в самое сердце; мы бросим тело в каком-нибудь переулке, и, верно, завтра никто не будет сомневаться, что это дело бандита.

– - Прекрасная мысль!

Молодые люди простились и вышли, неся на руках труп барона.

Пройдя несколько шагов, они увидели труп. Подойдя ближе, они узнали Джулио, плавающего в крови, без малейшего признака жизни.

– - Он убил себя!

– - Несчастный!

– - Сумасшедший!

– - Глупец!

Так провожали они в небо душу нового покойника…

– - Я всегда думал, что эта горячая голова тем кончит,-- сказал один.

– - Глупость, тем более непростительная, что уж нельзя и поправить ее,-- заметил другой…

– - Мне руки оттянул этот молчаливый барон; бросим его подле Джулио, вместе им будет веселей,-- сказал третий… Они бросили труп и удалились.

– ----

Ангелика скоро утешилась, или, лучше сказать, она и не жалела о потере барона. Другое сильное горе мучило ее неотступно. Чтоб утешить, развлечь себя, смешать настоящее горе хоть с поддельной радостью и тем ослабить его влияние, с жадностью привязалась она ко всем наслаждениям жизни. Душа ее не просила любви, не могла уже чувствовать ее, но она бросилась не задумываясь на,грудь первого обожателя. Если б заглянуть в грудь Ангелики, то можно бы увидеть, что скорей с отвращением, чем по влечению страсти она это делала. Цель ее состояла только в том, чтоб изменять тому, кто так коварно обманул ее. Между тем слава ее росла и доставляла ей все средства блистать и жить роскошно. Сначала по слабому побуждению -- сделать несколько сноснее свое положение, потом по привычке предаваясь всем удовольствиям света, она наконец столько привязалась к нему, что такой образ жизни сделался для нее необходимостью. Расположив свое время так, чтоб ни одной минуты не оставалось для уединенного размышления, углубления в себе, она начала забывать прошедшее, и редко что-нибудь пробуждало в ней старую грусть, вызывало на ресницу слезу… Так прошло около года.

III. СЛЕПОЙ

На расстоянии полумили от Рима, в прекрасной долине, пересекаемой большой дорогой, Ангелика ехала верхом на красивом вороном коне. Впереди скакал мужчина, ловко помахивая хлыстом. Ангелика то поворачивала с дороги и ехала полем, любуясь живописным местоположением, то въезжала на дорогу. Проезжие и прохожие с любопытством вглядывались в лицо ее, пораженные необыкновенною его красотою, но она никакого не обращала внимания и была занята грустным размышлением. На душе ее не было совсем спокойно. Воспоминания, то грустные, то радостные, проходили перед нею в смутном беспорядке, с трудом отыскиваемые в архиве памяти, вполовину уцелевшие. Но вот она тяжело вздохнула и подняла голову.

По дороге шел мужчина, поддерживаемый молодой девушкой; впереди ехал экипаж, из которого они, по-видимому, недавно вышли. Ангелика увидела, что мужчина слеп; благородное страдальческое лицо его пробудило в ней участие; она стала в него всматриваться.

Лицо слепца было бледно и истомлено душевною мукою, но нельзя было не заметить красоты его. Одежда его была проста, но не бедна. Чем более дама всматривалась в слепца, тем более чувствовала к нему сострадания.

– - Куда ты идешь с ним? -- спросила Ангелика проводницу по-немецки.

– - В Рим.

– - Вы несчастны, вы бедны? -- сказала она слепцу.

– - Что? -- спросил он с живостию.

– - Говорите громче, синьора: он не совсем хорошо слышит.

Ангелика повторила вопрос. --Да, трудно найти человека меня несчастнее. Но я не беден, синьора: не предлагайте мне подаяния,-- сказал он довольно чисто по-итальянски.

– - Откуда вы? -- быстро спросила дама.

Слепец молчал.

– - Он не слышит, синьора; да и не спрашивайте его опять, он всегда неохотно отвечает на такие вопросы.

– - Кто он? -- спросила Ангелика проводницу.

– - Я сама не знаю. Больного, почти лишенного зрения, нашла я его. Положение его меня тронуло. Какой-то братской любовью привязалась я к нему и решилась облегчить судьбу несчастного. Он плакал и громко жаловался, что лишен возможности отправиться в Рим, куда его призывала судьба; что в неизвестном городе не может найти человека, которому бы мог довериться. У меня недавно умер брат, с которым вместе я жила служанкой в гостинице, где остановился слепой, а в Риме у меня дядя, который содержит свой трактир: вот я и решилась к нему отправиться и довести слепца вместе. В восторге прижал он меня к груди своей и благодарил бога. С тех пор я неразлучна с ним. Если б вы знали, синьора, как он несчастен, как страдает! О, я благословляю бога, что он дал мне случай быть полезною такому праведнику.

– - И ты ничего не знаешь об нем; не знаешь, зачем он идет в Рим?

– - Нет; я боялась спрашивать. Несчастные обыкновенно не любят, когда их расспрашивают об их несчастиях, а мне так дорог покой его… Однако ж я догадываюсь, что значительная причина заставляет его торопиться. "Близко ли Рим?" -- спрашивает он меня почти каждый день, с самого начала нашего путешествия.

– - И ты не знаешь даже, как зовут его?

– - Нет. "На что тебе знать имя, при звуке которого счастливцы содрогнутся за их счастие? Зови меня именем, которое дорого твоему сердцу",-- сказал он, и я назвала его Фрицем, потому что так звали моего покойного брата, больше которого я никого не любила.

– - Чем же вы живете?

– - Он получил накануне отъезда в Рим довольно значительную сумму денег; еще у него было несколько дорогих вещей; платье его тоже было богато и нарядно. Он велел мне продать всё, и я купила ему скромную одежду, в которой он теперь.

– - Фанни! Что ты так долго говоришь? Я слышу вечерний благовест. Рим недалеко; я узнал колокол церкви св. Петра; пойдем; мне хочется застать вечерню, чтоб принести благодарение богу за благополучное окончание нашего путешествия.

– - Разве он был уже в Риме? -- спросила Апгелика.

– - Видно, что был, если слышал уже этот колокол; но он мне об этом ничего не говорил… Прощайте, синьора; он торопит меня.

– - Ах, милая Фанни, мне так жалко его. Погоди немного, мне хочется еще порасспросить тебя: может быть, я могу вам быть полезна…

– - Сейчас, Фриц! Еще одну минуту…

– - Ради бога,-- сказала Ангелика,-- не говорил ли он тебе, зачем ему нужно быть в Риме?

– - Нет, синьора. Вы так добры, что я не посмела бы скрыть от вас. Должно предполагать, что он кого-то ищет. Когда мы стали подходить к Риму, он сказал мне: "Фанни! я дам тебе два портрета, когда мы придем! в Риме живут два человека, с которых списаны эти портреты; когда ты увидишь мужчину и женщину, на них похожих, то скажи мне…"

В это время подъехал к ним молодой человек. Ангелика поспешила скрыть свое волнение и обратилась к своему спутнику.

– - Я ожидал, что вы догоните меня, и проскучал целый час…

– - Я засмотрелась на природу. Посмотрите, какие прекрасные виды!

– - Да, правда; местоположение здесь очень хорошее. Однако ж пора кончить нашу прогулку.

– - Приходите ко мне, когда будете в Риме: я постараюсь быть полезною несчастному слепцу. Спросите, где живет синьора Франческа, и вам всякий покажет,-- сказала дама, поравнявшись с уходящей Фанни.

– ----

На другой день Фанни привела слепца в великолепные чертоги первой певицы Рима. Она уже ожидала его с каким-то тайным страхом и волнением.

Она употребила все старания, чтоб расположить в свою пользу недоверчивый ум слепца. Кроме сострадания, какое-то тайное чувство влекло ее к нему и побуждало сблизиться с ним, узнать его сердечные тайны.

– - Не знаю,-- сказал слепец,-- чем я заслужил вашу благосклонность, но я не посмел пренебречь приглашения дамы и смело пришел к вам, потому что моя милая Фанни сказала мне, что вы ангел доброты…

– - Не могу ли я быть чем полезна вам? Ваша судьба трогает мое сердце. Я сама несчастна, сама перенесла много горя…

– - Благодарю судьбу, что я нашел сердце, которое может понять меня.

– - Отчего лицо ваше так бледно и встревоженно, брови мрачно нахмурены, лоб сморщен прежде времени?

– - Ах, синьора, долго бы было рассказывать мои несчастия, и я не затем пришел, чтоб мучить ими сердце ваше,-- я уверен, что сотая часть их может тронуть его; но если вы так добры, что вызываетесь помочь мне, то окажите услугу страдальцу, от которой, может быть, зависит последняя радость, которую вкусить дозволила ему судьба в этом мире…

– - Что такое? Говорите, я пойму вас, я умею понимать несчастных…

– - Вы бываете в лучшем обществе Рима, участвуете во всех его празднествах и потому имеете много знакомства. В одном с вами кругу, если не ошибаюсь, находятся два человека, которых я ищу и которых найти мне необходимо.

– - Но как узнать их?

– - Вот два портрета, которые вам помогут, благородная синьора. Взгляните, вы, верно, уже знакомы с теми, чьи они?

– - Где вы взяли эти портреты? О, говорите, говорите! -- воскликнула она с изумлением.

– - Они -- моя собственность.

– - Знаете ли вы тех, с кого они списаны?

– - О, как не знать: один из них -- портрет моей жены, другой -- портрет моего прежнего друга.

Ангелика пронзительно вскрикнула и едва не упала. Потом она пристально взглянула на слепца.

– - Говорите громче, синьора: я не слышу.

– - Ступайте, ступайте скорее отсюда! Благодарите судьбу за ваше несчастное состояние, которое обезоруживает меня! Ступайте вон, или я прикажу вас вывести!

– - Что вы говорите? Мне послышалось, что и вы переменили сострадание на гнев к человеку, которого все невинно преследуют…

– - Невинно?

– - Друг предал меня, жена, которую я любил больше жизни моей, отплатила мне изменой за самую постоянную верность.

– - Верность?

– - Что с вами? -- спросил слепец, начинавший замечать ее беспокойство.

– - Боже мой, что открывается глазам моим! Но я должна всё узнать!.. Продолжайте; ваш рассказ испугал меня: я не могу равнодушно слушать несчастных; но я буду хладнокровнее,-- прибавила она громче и с нетерпением ожидала ответа.

– - Горе научило меня быть осторожным, но ваше участие побеждает мою опытность. Слушайте, я вам всё скажу, и сознайтесь потом, что я говорил правду, когда называл себя обиженным судьбой и людьми.

– - О, говорите, говорите!

– - И я был счастлив; и я имел право на радость жизни и внимание света; и, не утаю, я пользовался ими. На двадцать пятом году, богатый, всеми уважаемый, я остался совершенно свободен в своих действиях и вскоре женился на молодой, прекрасной женщине, с которой наслаждался совершенным счастием. Через несколько времени одно обстоятельство разлучило меня с женою. В это время человек, которого я с детства называл своим другом, в котором был уверен, как в самом себе, влюбился в мою жену, и она, которая, казалось, так любила меня, забыла клятвы,-- сделалась любовницею его и скрылась с ним из моего дома.

– - Но не подали ли ей к тому повода ваши собственные поступки?

– - Мои поступки! О, клянусь, что кроме ее я не любил никого!

– - Боже мой! Но не было ли каких подозрений?

– - Подозрений! Но какие подозрения могли падать на того, кто невинен?

– - Вы не имели ни с кем связи, переписки? -- воскликнула Ангелика с сильным волнением.

– - Нет. Единственное, ничтожное подозрение, которое могло несколько вооружить против меня жену, было любовное письмо, от женщины вовсе мне неизвестной, подкинутое ко мне коварным другом…

Судорожно пошатнулась Ангелика и почти без памяти упала на диван. Несколько минут была она в таком положении…

– - Я думаю, что она его видела, и это несколько ускорило ее решимость,-- продолжал слепец. Но Ангелика ничего не слышала.

– - Чем вы докажете, что письмо было подложное? -- спросила она после долгого молчания, всё еще сомневаясь в страшной истине и стараясь отдалить совершенную уверенность…

– - В день бегства жены, не зная ничего о вероломстве друга, я пошел в дом его оплакать с ним вместе мою потерю. Не застав его, я вошел отдохнуть в кабинет и увидел на столе незапечатанное письмо, наскоро писанное его рукою. Так как между нами не было тайн, то я решился прочесть его. Это была черновая того самого женского письма, которое я нашел после на моем письменном столе… Я взял ее и до сей поры храню как доказательство вероломства друга…

– - Где, где она? -- воскликнула Ангелика, вскакивая и подбегая к слепцу.

Слепец достал из бумажника письмо и подал его Анге-лике…

– - Это оно! это рука барона! --с ужасом воскликнула Ангелика, пробегая письмо. И вдруг глаза ее помутились, голова страшно потряслась, из груди вылетел пронзительный крик, и она без чувств упала на кресла…

Несколько раз дрожащий голос и необыкновенная живость, с какою слушала Ангелика рассказ, изумляли слепца; но он приписывал это излишней чувствительности ее сердца. Теперь это несколько его встревожило…

– - Он невинен,-- говорила в беспамятстве Ангелика,-- я изменила ему для человека, которого ненавидела… Я изменила ему! Жизнь моя была с ним так прекрасна, счастье так прочно, любовь моя так беспредельна,-- и я изменила ему! О, боже мой! для чего не поразил меня гром твой в ту самую минуту, когда я изменила ему! Он невинен! О, как я счастлива! Что ж я медлю? Передо мной он -- невинный, верный мне -- и я не брошусь ему на шею!

И она готова была кинуться ему в объятия…

– - Прочь, прочь от него! -- воскликнула она, отскакивая,-- Он не примет моих ласк… Он верен, он невинный страдалец, а я -- развратная женщина, преступница!

Страшно прозвучали в ушах Ангелики эти роковые слова… Она снова впала в беспамятство…

Слепец ничего не понимал, потому что она говорила слабым голосом, а он слышал только слова, сказанный громче обыкновенного; только по странным телодвижениям его можно было заключить, что он изумлен.

– - Расскажите мне, расскажите всё! -- сказала она несколько спокойнее, взяв его за руку.-- Вы были прежде богаты, знатны? Как же вы лишились всего?

Слепец молчал. На лице его она прочла недоверчивость.

– - Я должна всё узнать! Не относится ли и это к моему преступлению?.. Буду спокойней и постараюсь не казаться больше подозрительною,-- сказала она про себя и повторила вопрос, стараясь придать своему голосу тон спокойствия.

– - Да, синьора, я был не тем, что теперь. Как я потерял всё? Очень просто. Лишив меня чести, счастия, ей уже нетрудно было лишить меня знатности, богатства…

"О, неужели все несчастия этого человека должны обрушиться на мою голову!" -- с ужасом думала Ангелика.

– - Гнев, ревность, отчаянье овладели мной, когда я узнал о бегстве жены; в сильном обмороке я упал и был перенесен в постель. Я поправился через несколько недель, но в это же время другой ужасный недуг начал овладевать мною. Рана, которую я получил, в беспамятстве наткнувшись головой на ручку кресла, долго меня мучила и наконец закрылась; но зрение мое после того начало постепенно слабеть… Доктора советовали мне ехать лечиться в чужие край, но не одни советы их побудили меня к тому: я горел нетерпением скакать за изменниками. Я заложил имение, собрал деньги, какие только у меня были, и пустился в путь полубольной, едва различая предметы… "Скорей, скорей! -- говорил я самому себе.-- Мне достанет еще этого зрения, чтоб узнать изменников!" Но напрасно я утешал себя: зрение мое не возвращалось, а исчезало; наконец, в дороге я получил простуду; болезнь, от которой я еще не совсем излечился, возвратилась, и я принужден был остановиться. В это время человек, которого я взял с собою из России, скрылся и унес все мои деньги… Положение мое сделалось ужасно. Дожидаясь денег, о присылке которых я написал в Россию, я лежал в темной, грязной комнате гостиницы, больной, без помощи, почти без хлеба. Фанни, единственное существо, сжалившееся надо мною, была спасителем моей жизни. Я поправился, но простуда не вовсе прошла и слух мой стал несколько грубее… "Фанни,-- сказал я,-- выведи меня из этого мрачного жилища; мне хочется взглянуть на свет божий, полюбоваться природой!" Фанни провела меня несколько шагов и остановилась. "Что же ты остановилась в этом темном коридоре? Выведи меня на зеленый луг, под ясное небо!" -- "Помилуй, Фриц,--ответила она,-- мы и то на улице! Посмотри, как хорошо светит солнце!" Я прижал голову к ее груди и сказал: "Не для меня!" Она поняла, и мы заплакали. Я ужаснулся, удостоверившись в моем несчастии… "Как я теперь узнаю их!" -- восклицал я в совершенном отчаянии. Фанни, добрая Фанни согласилась быть моей проводницей, и луч надежды мелькнул в уме моем. Я получил деньги и поехал в Рим, имея достаточную причину думать, что найду там изменников…

Назад Дальше