МЭРИ-ЛУ. Кто мог бы за мной идти и зачем?
НИК. Я-то всего лишь предполагаю, но ты, может, знаешь...
МЭРИ-ЛУ. Ты о чем?
НИК. О том, который на пристани.
МЭРИ-ЛУ. О каком таком на пристани...
НИК. О том, который перед баром.
МЭРИ-ЛУ. Но ведь я его не знаю...
НИК. Верю, что не знаешь, но, возможно, тебе известно почему он тобой интересуется.
МЭРИ-ЛУ. С чего ты взял, что он мной интересуется?
НИК. Проверил, когда вытащил тебя на балкон.
МЭРИ-ЛУ. Он смотрел?
НИК. Еще как!
МЭРИ-ЛУ. Заметил меня?
НИК. Не успел - ты ведь не позволила себя вытащить. Но он надеялся увидеть.
МЭРИ-ЛУ. Тогда как ты можешь знать, что он интересуется именно мной?
НИК. Не мной же.
МЭРИ-ЛУ. Откуда тебе известно, что не тобой?
НИК. Да мной никто уже не интересуется. Во всяком случае -- никто из тех, кто мог бы интересоваться тобой.
МЭРИ-ЛУ. Так, может, его вообще никто не интересовал?
НИК. Я неплохо разбираюсь в таких... кто интересуется. Потому и жив еще. Почему ты от него прячешься?
МЭРИ-ЛУ. Ни от кого я не прячусь.
НИК. Прячешься. С той минуты как увидела его, боишься выйти на балкон. Боишься спуститься на первый этаж и боишься отсюда выйти.
МЭРИ-ЛУ (встает). Очень невежливо так разговаривать с женщиной. (Идет в направлении выхода. Поднимает с пола свою соломенную шляпу. Надевает ее.) Благодарю за гостеприимство.
НИК. Куда ты идешь...
МЭРИ-ЛУ. Это мое дело.
НИК (загораживая ей дорогу). Ты останешься, пока мы не выясним все до конца.
МЭРИ-ЛУ (возвращается на прежнее место, садится, усмехается). Понятно. Ты ревнуешь.
НИК. Как я могу ревновать к кому-то, кого ты не знаешь.
МЭРИ-ЛУ. Можешь. А что, если он мне нравится?
НИК. Незнакомец?
МЭРИ-ЛУ. Такое случается, неужели ты не знал? В твоем-то возрасте...
НИК. И ты прячешься от человека, который тебе нравится? Нет, Мэри-Лу, или ты его знаешь и потому от него прячешься, или не знаешь, но тогда тебе незачем прятаться. Либо одно, либо другое, но не одно и другое одновременно. Если только нет чего-нибудь третьего.
Пауза.
МЭРИ-ЛУ. Ну, хорошо. Я его знаю.
НИК. Кто же это?
МЭРИ-ЛУ. Мой муж.
Пауза.
Все очень просто, Ник. Знаю, ты не поверишь мне, но все это очень просто. Я близорука и плохо вижу с такого расстояния. Я его увидела, но не была уверена, что это он. И тогда спросила у тебя, знаешь ли ты этого человека. Если бы оказалось, что знаешь, я была бы уверена, что ошиблась. Теперь тебе известно все.
НИК. И ты не носишь очки?
МЭРИ-ЛУ. Нет, Ник. Я еще не в том возрасте, чтобы признаваться, что уже его достигла.
НИК. Ты с ним поссорилась?
МЭРИ-ЛУ. Насмерть. Он безумно меня ревнует. Ему кажется, что я его собственность. Совсем как тебе кажется. Или Аврааму.
НИК. Тогда почему он разрешил тебе одной прийти сюда?
МЭРИ-ЛУ. Ничего он мне не разрешал, я просто убежала. Мы поссорились сразу же, на пристани, ну и я сбежала.
НИК. Как?
МЭРИ-ЛУ. Он зашел в бар, купить сигареты, а когда вернулся, меня и след простыл.
НИК. И он тебя не искал?
МЭРИ-ЛУ. Как? В этих улочках? Я же могла пойти в любую сторону. Он выбрал самый лучший метод: сидит перед баром и ждет. Знает, что я должна вернуться перед отплытием. Вот тогда он со мной поговорит.
НИК. А ты тем временем осматриваешь музей.
МЭРИ-ЛУ. Я увидела его только здесь, наверху, когда пришла к тебе. Но все время боялась, что он будет меня искать и что найдет тут. И сейчас боюсь.
НИК. Не переживай, он если даже и придет, то не позвонит.
МЭРИ-ЛУ. Почему?
НИК. Потому что внизу нет колокольчика. Колокольчик здесь.
МЭРИ-ЛУ. Ник, мне сейчас не до шуток.
НИК. Я всего лишь логически размышляю...
МЭРИ-ЛУ. Лучше перестань. Ты его не знаешь. Да он сквозь стену пройдет.
НИК. Да? И что тогда сделает?
МЭРИ-ЛУ (закрывает лицо ладонями). Убьет меня! (Всхлипывает.)
НИК. Ну, ну, успокойся. (Снимает с нее шляпу, бросает на пол и гладит ее по голове.) Он ведь меня тоже не знает.
МЭРИ-ЛУ. Ты не представляешь, каким он бывает жестоким со мной... (Плачет.)
НИК. Тогда его следует наказать.
МЭРИ-ЛУ (падая в его объятия). Да, да! Мы его накажем!
НИК (высвобождается из объятий Мэри-Лу, отходит в сторону и восклицает воинственно). Если хочешь, я его убью!
МЭРИ-ЛУ (удивленно, без энтузиазма, даже с упреком). Ник, я уже сказала: мне сейчас не до шуток!
НИК. Какие еще шутки. Я его застрелю.
МЭРИ-ЛУ (поникнув). Из чего?
НИК. Из огнестрельного оружия.
МЭРИ-ЛУ. С такого расстояния?
НИК. Ерунда, у меня винтовка с оптическим прицелом.
МЭРИ-ЛУ (заинтересованно). Откуда она у тебя?
НИК. Одолжил.
МЭРИ-ЛУ. У кого?
НИК. У трупа. Вышел я как-то раз прогуляться и наткнулся на мертвого снайпера. Ему винтовка больше не нужна.
МЭРИ-ЛУ (со все большим интересом). Ты умеешь стрелять?
НИК. Когда-то тренировался...
МЭРИ-ЛУ. Где?
НИК. В Бейруте, Ливии, Йемене...
Пауза.
МЭРИ-ЛУ. У меня была приятельница, уже давно. Она уехала в Европу, и ее след потерялся. А потом ее судили в Мюнхене.
НИК. Почему в Мюнхене?
МЭРИ-ЛУ. Потому что в Афинах она захватила самолет "Люфтганзы". На процессе говорили, что она проходила подготовку в Бейруте.
НИК. Вот видишь...
Пауза.
МЭРИ-ЛУ. Ник, неужели ты... тоже?
НИК. Тоже, только у меня это лучше получается.
МЭРИ-ЛУ. Ник, почему...
НИК. Почему лучше? Потому что я классный специалист.
МЭРИ-ЛУ. ...Почему ты мне все это рассказываешь?
НИК. Хочу тебе доказать, что у меня высшее образование. Попасть человеку между глаз, в переносицу, с расстояния пятьсот метров, для меня не проблема. С моей-то квалификацией...
МЭРИ-ЛУ. Теперь я поняла. Ты -- террорист и...
НИК. ...И терроризирую.
МЭРИ-ЛУ. ...И теперь боишься, что тебя поймают.
НИК. Кто?
МЭРИ-ЛУ. Мы.
НИК. Ты?
МЭРИ-ЛУ. Антитеррористы.
НИК. Ты работаешь на Интерпол?
МЭРИ-ЛУ (считает по пальцам). ...Силы реакции. Капитализм. Сионисты. Империалисты.
НИК. ...Уолл-Стрит, И-эм-эф, Эф-би-ай, Си-ай-эй, Би-би-си и моя тетка. Нет, этого я не боюсь.
МЭРИ-ЛУ. Но почему, ты ведь должен бояться.
НИК. Я не боюсь, потому что меня нет в живых.
МЭРИ-ЛУ. Для меня ты абсолютно живой. Даже слишком.
НИК. Но не для них. Я погиб три года назад, при нападении на посольство в Каире. Подорвался на мине, и меня разнесло в клочья. Но мой труп был опознан.
МЭРИ-ЛУ. Каким образом?
НИК. Этого я тебе не скажу. Могу только сказать -- кем.
МЭРИ-ЛУ. Кем же?
НИК. Кем положено. А вот новую биографию мне соорудили профессора моей высшей школы. Они возлагали на меня большие надежды.
МЭРИ-ЛУ. Значит, ты не погиб?
НИК. Погиб - но только в определенном смысле.
МЭРИ-ЛУ. А в другом смысле?
НИК. А в другом смысле -- остался жив. До такой степени, что сумел воспользоваться тем самым определенным смыслом, то есть - своим статусом покойника -- и исчез.
МЭРИ-ЛУ. А это в каком смысле?
НИК. Самом обыкновенном. Сбежал. Просто дезертировал.
МЭРИ-ЛУ. И теперь уже не боишься?
НИК. Напротив, только это и делаю, потому что...
МЭРИ-ЛУ. ...Потому что теперь боишься профессоров твоей высшей школы. Правильно?
НИК. Correct! Они мне этого никогда не простят. И если меня отыщут...
МЭРИ-ЛУ. Что тогда?
НИК. Тогда я погибну во всех смыслах.
Пауза.
МЭРИ-ЛУ. Зачем же ты дезертировал?
НИК. Век идеологии закончился, дорогая, наступает третье тысячелетие. Я через все это прошел. Сначала была beautiful Америка, потом Green Америка, потом Black, Blue, Yellow и Red Америка, иными словами - задница павиана. А если подробнее, то есть в моем конкретном случае, сначала было peace and law, потом law and peace, потом law без peace, потом уже только fuck без ничего, а теперь -- есть как есть. Ребенком я с молоком матери впитывал Эйзенхауэра и держал руки поверх одеяла. Когда подрос, - держал руки под одеялом и -- прочь от Вьетнама. Мой старший брат поехал в Гонолулу в качестве Peace Corps, а его младший брат, то есть я, - в Палестину, освобождать священную арабскую землю от империалистических евреев. А если подворачивался случай, то и от христиан - во Франкфурте, Милане и квартале Сен-Жермен. Пока все это -- Эйзенхауер, Кинг-Конг и Мартин Лютер Кинг, руки поверх, руки под, руки прочь, - мне до такой степени не осточертело, что я очутился в Народним Збрско, где наконец могу держать руки в карманах.
МЭРИ-ЛУ. Потные.
НИК. Почему потные...
МЭРИ-ЛУ. От страха.
НИК (оглядывая свои руки). Что, очень заметно?
МЭРИ-ЛУ. Невооруженным глазом.
Ник садится на стул. Сидит, сгорбившись, положив руки на колени, всматриваясь в растопыренные пальцы.
Пауза.
Ник, почему ты не спустился вниз, когда я звонила?
НИК. Было очень жарко. И жара не спадает.
МЭРИ-ЛУ. Ты часто не спускаешься вниз?
НИК. Все реже.
МЭРИ-ЛУ. Значит, спускаешься все чаще.
НИК. Нет, наоборот, я редко спускаюсь, а не спускаюсь часто.
МЭРИ-ЛУ. Ты это называешь -- наоборот?
НИК. Что-то у меня все перепуталось.
МЭРИ-ЛУ. По-моему, ты не в лучшей форме.
НИК. А в какой я должен быть? Нашлась умная. Я в форме! В хорошей! Не пребываю! Психиатр странствующий. Мама Тереза, Красный крест, сестра милосердия обтирает кровавый пот с гордого чела борца за свободу. Мерилин Монро на броненосце "Потемкин". Коронный номер циркачки: вынуть из груди шута цветную капусту и вложить взамен сердце льва. О, fuck! (Хватает бутылку, выпивает вино до дна и заканчивает -- неожиданно трезво.) Ты права, я не в лучшей форме.
МЭРИ-ЛУ. Почему ты не уезжаешь?
НИК. Куда?
МЭРИ-ЛУ. Куда угодно. В Индию, Камбоджу, Австралию... Как можно дальше от... Как это произносится?
НИК. Народни Збрско.
МЭРИ-ЛУ. ...От Народни Зыбрыско.
НИК. Для меня "дальше" уже не существует.
МЭРИ-ЛУ. Где-нибудь найдется.
НИК. Только не для меня. Наступает момент, когда человеку больше не хочется убегать. Когда он уже сыт по горло.
МЭРИ-ЛУ. И что он тогда делает?
НИК. Лежит на кровати, пялится в потолок и ждет.
МЭРИ-ЛУ. Чего?
НИК. Когда найдут.
МЭРИ-ЛУ. Но ведь тогда его убьют!
НИК. Верно, но пока ему незачем убегать.
МЭРИ-ЛУ. Он хочет умереть?
НИК. Да ты что, он жить хочет.
МЭРИ-ЛУ. Это какой-то парадокс.
НИК. Это-то и позволяет надеяться.
Пауза.
С пристани доносится звук корабельной сирены.
МЭРИ-ЛУ. Мне, наверное, уже пора идти?
НИК. Это был первый гудок. Будет еще второй и третий.
МЭРИ-ЛУ. Почему ты мне все это рассказал?
НИК. Мне казалось, тебе было интересно.
МЭРИ-ЛУ. Тебе не следовало этого делать.
НИК. Три года одиночества. Я должен был с кем-нибудь поделиться.
МЭРИ-ЛУ. ...И ты не боишься, что...
НИК. ...Что теперь ты знаешь обо мне все? Нет, не боюсь.
МЭРИ-ЛУ. Испытываешь ко мне доверие?
НИК. Я бы это иначе сформулировал.
МЭРИ-ЛУ. Не доверяешь мне, но не боишься.
НИК. Вот именно. Хоть ты и не ответила, работаешь ли на Интерпол.
МЭРИ-ЛУ. А если работаю?
НИК. Не работаешь. Интерпол вычеркнул меня из списка живых. Если тебя сюда и прислали, то не Интерпол.
МЭРИ-ЛУ. Думаешь, кто-то другой?
НИК. Есть только две возможности. Первая: ты туристка, случайно выслушавшая мою исповедь, и тогда мне нечего опасаться. Вот если бы ты была одинокой женщиной, жаждущей острых ощущений, - каких угодно, лишь бы в твоей жизни что-то происходило, - о! вот это другое дело. В таком случае даже наш с тобой гипотетический роман мог быть для меня опасен, потому что для тебя если бы вдруг, по каким-то своим женским причинам, ты надумала меня шантажировать - он стал бы подарком судьбы. Но -- ты не одинокая женщина. На пристани тебя поджидает ревнивый муж и в том, что касается сильных переживаний, ты всегда можешь на него рассчитывать. Впрочем, кто знает, возможно, его ревность оправданна. Ты слишком привлекательна, чтобы у него не возникало поводов для ревности. Из сказанного явствует, что в смысле развлечений ты можешь рассчитывать не на одного только мужа. Скорее, у тебя их столько, что ты сама не знаешь, что с ними делать.
МЭРИ-ЛУ. Знаю.
НИК. Догадываюсь.
МЭРИ-ЛУ. ...И заблуждаешься. Я произвожу селекцию.
НИК. Если учесть количество кандидатур, тоже, должно быть, хлопотное занятие.
МЭРИ-ЛУ. Нисколько. Сейчас я объясню, почему.
НИК. Не будем отвлекаться. Остается еще вторая возможность.
МЭРИ-ЛУ (иронически, явно задетая нежеланием Ника отвлечься). Любопытно узнать, какая.
НИК. А та, что эта самая твоя подруга вовсе не захватывала самолет "Люфтганзы" и, тем более, ее не судили в Мюнхене, хоть я и могу поверить, что она тренировалась в Бейруте, правда, не на том факультете, где обучался я. Во всяком случае, она сейчас не сидит в тюрьме, поскольку не была под судом, так как не захватывала самолета. Зато вполне возможно, что в данный момент она занята совершенно другим делом. Хочешь знать, каким?