Галина Врублевская
Автобиографическое
1. В круге ближнем
Я стала самостоятельно выходить на улицу лет с шести. К тому времени я знала, что живу в Ленинграде, а также запомнила свой адрес: Средняя ПодЪяческая улица, дом 5, квартира 7. Ныне филологи спорят о написании улицы: «Ъ» или «Ь» перед буквой «я»? Недавно я прошлась вдоль всех пятнадцати домов, разглядывая номерные знаки над входными арками, и обнаружила, что спорят уже не только филологи, но и сами знаки. Установленные в разное время они оспаривают и орфографию – на обновленных в последние годы номерных знаках в названии улицы чаще красуется знак мягкий.
Единоборство букв мистическим образом связано и с окружающей средой. Твердокаменный, бесформенный булыжник – им мостилась улица во времена моего детства – уступил место гладкому, но подверженному атмосферным воздействиям асфальту – известно, что это покрытие может и трескаться, и плавиться от жары. Попутно замечу, что и угловатые черты моего характера, такие как целеустремленность, граничащая с упрямством, перепады настроения или нетерпимость к людским недостаткам – с годами сглаживались. Я стала ровнее, мягче и терпимее, однако и ранить меня теперь легче, чем прежде. Я как будто впитала в себя тридцатую букву алфавита – «мягкий знак».
Ниже я покажу сакральную взаимосвязь других черт моей личности с изменениями материального мира, но сейчас мне придется обратить ваше внимание на местоположение улицы, на которой я выросла.
Средняя Подъяческая на топографической карте города выглядит хордой – коротким отрезком, стягивающим петлю извилистого канала Грибоедова, самой романтической водной артерии Санкт-Петербурга. Кольчатые чугунные решетки набережной канала с двух сторон как бы обрубают улицу, протяженностью менее автобусной остановки. Впрочем, автобусы по ней никогда не ходили.
Поначалу эти решетки обозначали и границы моей свободы – если меня выпускали гулять одну, то строго наказывали: дальше улицы ни на шаг! Однако время от времени я нарушала установленные родителями границы, но речь пойдет не о степени детского непослушания. Я расскажу о том, как исследуя внешнее пространство, я расширяла свой внутренний мир. А также о необъяснимом феномене – о том, что расположенные вокруг меня учреждения меняли свои назначения и вывески, синхронно попадая в русло моей жизни. Мое взросление и моя судьба как будто вписывались в Книгу Перемен – это древнее изобретение китайцев.
На ПодЪяческой с твердым знаком, мощеной крепкими булыжниками, автомобили появлялись редко и дети играли на проезжей части. Одной из игр была игра «обмен домиками», а домиками становились круглые чугунные крышки над люками. У водящего ребенка своего места не было, его целью было захватить временно опустевший чугунный кружок в тот момент, когда непоседливые хозяева, перебегая из «домика» в «домик», обменивались «жилплощадью». Прочны ли были крышки над люками? Сегодняшним умудренным взглядом я провожу незримую параллель между той игрой и пословицей: «Если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Увы, этот трагический закон постигаешь не сразу.
Берега канала Грибоедова, как и других рек города, одеты в гранит, а сама набережная высоко поднята над поверхностью воды. Зимой вода слегка подмерзает, но лед тонок и слаб, потому что его подмывают теплые сточные воды. Однако для детей было неодолимым искушением проверить прочность буроватой наледи, тем более, что каменные ступени спуска обрывались у самой кромки подмерзшей воды. Мы с девочками спустились на нижнюю ступеньку лестницы – одна из подружек оказалась смелее всех. Я всего лишь поддерживала ее за руку, когда она ступила на рыхлый лед. Он треснул, крошась, и нога девочки провалилась, образовав небольшую прорубь. К счастью, в тот же момент или мгновением раньше – у меня всегда была хорошая реакция – я дернула ее руку на себя. Мы обе благополучно упали на каменную площадку, но не в ледяную воду. Сейчас в таких случаях говорят, что спас ангел-хранитель.
Другие уроки, полученные мною на зимней улице, были вполне безопасны.
В 50-е годы минувшего века дворники ежедневно сгребали лопатами снег с тротуара и мостовой. Дальнейшая его уборка на нашей улице происходила так. Снег нагружался на огромный лист фанеры – к ней, как к саням, привязывалась веревка – и дворники, в большинстве своем женщины, волокли фанеру со снежной горой вдоль улицы в сторону канала. Затем, вновь орудуя лопатой, они перекидывали снег через обрамляющую канал решетку, все на тот же непрочный лед.
Частенько дети – числом от трех до пяти – впрягались вместе с любимой «дворничихой» тетей Катей в импровизированные «сани» и тащили груженную снегом фанеру, налегая грудью на веревку (помните крестьянских ребятишек с картины Репина?). Зато на обратном пути наша орава гурьбой валилась на холодную, пятнистую от прилипшего снега фанеру, и добрая тетя Катя в одиночку волокла ее. Мы радостно визжали на всю округу.
И так несколько ходок. Вновь снежная гора на фанере – любишь кататься, люби и саночки возить. Эту пословицу я выучила крепче остальных мудрых изречений.
Кристаллики снега, налипшего на варежки и рейтузы, как крупинки счастья, до сей поры сверкают в моей душе.
А вот как я узнала о том, что внутреннее не всегда равнозначно внешнему.
Наша ватага, бегая по улице, любила заглядывать в низкие оконца производственных помещений, потому что окна квартир были занавешены плотными шторами – но, возможно, нам уже дали понять, что в чужие комнаты заглядывать нехорошо. Зато окна всякого рода контор были открыты взгляду прохожих. Ярко освещенные электричеством полуподвалы просматривались насквозь, как залитые светом аквариумы.
Однажды мы обнаружили, что в скромном двухэтажном доме на углу (ср. Подъяческая, дом № 1) размещается фабрика по изготовлению клавишных инструментов. До той поры я видела пианино мельком, в комнате у соседей, и оно казалось мне инструментом, похожим на барабан – только барабанчиков – клавиш – было много. Так вот: замерев перед низкими окнами ярко освещенного цеха, вернее, прилипнув любопытными носами к стеклам, мы увидели «раздетое» пианино – без ящика.
Пианино стояли, как скелеты без кожи: открытые взору струны, молоточки, деревяшки, обклеенные фетром. Этот цех оказался для меня в сто раз интереснее сломанной игрушки. Очередное открытие: музыкант ударяет по клавишам-барабанчикам, а играют, как выяснилось, молоточки, касающиеся струн.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.